Мишель Жуве - Похититель снов
— Наденьте тогу и маску. Сохраняйте молчание. Мы поедем на метро до кладбища Сан-Микеле. Ступайте за мной!
Он направился к правой стороне пристани и нажал там на рычаг, столь искусно скрытый, что он казался частью самой конструкции. Тут я увидел, что из воды к нам медленно поднимается большой черный цилиндр. Он достиг уровня наших глаз, выступая над поверхностью воды метра на три. Цилиндрическая дверь повернулась и открылась. Я последовал за четырьмя черными птицами и осторожно спустился по внутренней стороне трубы, цепляясь за перекладины лестницы. Я проник в подводное сооружение: это был огромный цилиндр метра два в диаметре и метров пять длиной, едва освещаемый зеленым светом, исходящим из двух больших стеклянных иллюминаторов, расположенных спереди и сзади. Один из людей-птиц, видимо главный, закрыл внутреннюю часть цилиндра и входной шлюз. Мы молча присели на сиденья.
Послышался характерный шум от поступающего воздуха, журчание воды, и внезапно меня отбросило назад на спинку сиденья. Наш корабль резко отшвартовался. Он бесшумно заскользил в длинном металлическом туннеле, увлекаемый давлением воды, бившей ключом позади нас, по направлению к выходу, который только что открылся в туннеле.
— Наш вагон скользит в туннеле, как поршень в шприце. И никакого шума. Все смазано китовым жиром, — объяснил мне главный из птиц.
— А куда мы направляемся? — спросил я.
— В самый центр кладбища Сан-Микеле. Туннель приведет нас к большой гробнице. Сами увидите. Это метро — сверхсекретное. Оно не обозначено ни на одной карте Венеции. Предназначено для спасения узников, заключенных в этой больнице специально с целью проведения опытов над людьми, совершенно бессмысленных с научной точки зрения…
В то время, в XVIII веке, когда это метро было построено, проводились тайные опыты по изучению человеческого электричества. Физики и физиологи той эпохи использовали свежие тела обезглавленных людей, причем часто молодых и здоровых — это были патриоты, приговоренные к смерти. С помощью батарей Вольта ученые пытались вызвать движения глаз и гримасы у изолированных голов… В те времена и были построены эти подземные ходы, и многие заключенные смогли бежать по трем линиям метро: Арсенал, Гетто и кладбище.
— Увы, — продолжала черная птица, — опыты на людях в этой больнице ведутся и в наше время. Проводятся пересадки органов, и даже мозга! Так что вы поступили совершенно правильно, столь чудесным образом улетев оттуда… «Они» извлекли бы ваш мозг, а тело бросили в воду…
Вдруг меня бросило вперед. Наш вагон замер. Главный снова открыл шлюз, и мы вошли в цилиндр для выхода, верхний край которого открывался в большую гробницу. Черные птицы поднялись раньше меня, и когда я вышел на поверхность и снял маску, они уже исчезли. Я слышал возле себя шум воды, бившей из многочисленных фонтанов и журчавшей в колодцах вокруг гробницы, — воды, толкавшей нас от больницы. Наконец я покинул гробницу. Это был настоящий монумент, напоминающий Парфенон в миниатюре.
К своему удивлению я обнаружил, что очутился на островке, расположенном посреди большого, заросшего гигантскими кувшинками пруда, осененного ивами. Воздух был свеж, влажен и пропитан запахом гниения. В конце концов я нашел вьющуюся меж гробниц тропинку, вымощенную большими круглыми влажными камнями, которая вывела меня на берег моря. Тут я споткнулся о цепь, перегораживавшую тропинку, и рухнул на землю…
— Nonno, siete come un diavolo dentro una scatola![111]
Венецианская мамаша, ранее погрузившая меня в сон своим уколом, теперь меня разбудила и сняла ремень, которым меня связали. Она сказала, что я так беспокойно спал, что пришлось поставить перегородки по бокам моей койки, чтобы я с нее не свалился.
— Вот проклятые лекарства!
Конечно же, она вчера ввела мне коктейль, взаимодействовавший с эндорфинами, — я их поглощал всей своей кожей целых десять дней во время грязевых ванн. Такая смесь, возможно, и вызвала этот длинный сон, столь яркий и странный.
Я поднялся и, пошатываясь, побрел, чтобы глянуть через зарешеченное окно. Солнце стояло уже высоко, и туман над морем почти испарился. Я заметил внизу вапоретто, который отшвартовывался от причала, поднимая винтами белую пену и всю грязь из канала. Мне показалось, что справа от него на уровне моря промелькнул какой-то цилиндрический силуэт.
Могло ли на самом деле существовать метро в Венеции? Или же это лишь плод моего онейрического воображения? Наклонившись, я разглядел справа от меня переход, соединявший два крыла больницы на уровне третьего этажа, где я находился. И никаких дверей, лишь застекленные проемы. Как же это я смог прыгнуть в бездну и полететь? Это ощущение полета во сне, столь близкое к реальности, дало толчок чудесному онейрическому путешествию в воображаемом венецианском метро. Внимание, опять вещие сны! — сказал я сам себе. Надо бы мне порыться в старых книгах и поискать старинные планы Венеции XVIII века. Не исключено, что катакомбы действительно существуют. Венеция ведь покоится на миллионах деревянных свай. Но что под ними? А эти опыты над обезглавленными людьми? Ведь все это было на самом деле, я вспомнил, что читал об этих жестоких экспериментах в книге Альдини.
Я снова прилег на койку и закрыл глаза. Некоторые аспекты этого длинного сновидения легко объяснимы: несомненной причиной сна о побеге было охватившее меня прошлым вечером беспокойство и страх быть брошенным в воду. А как еще можно было выбраться из этой клетки, если не улететь? Ощущение полета не так уж редко встречалось в моих снах. В моей онейротеке таковых было около полусотни, то есть чуть меньше одного процента. Такие сны почти всегда сопровождались «рефлексивным сознанием». Чтобы доказать самому себе, что я не сплю, я производил в уме вычисления, порой довольно сложные, читал стихи, или же, как минувшей ночью, перечислял названия разных областей Италии.
А эта подводная лодка, скользившая в трубе? Ведь это фаллический символ и даже, может, коитальный. Однако в моем сне не было женских образов! И наконец, эта тема опытов на отрубленных человеческих головах. Научный идиотизм! Так мое бессознательное, должно быть, отразило в этих образах теперешнее мое полное отрицание объективного физиологического подхода к мозговым феноменам. Это иллюзия, и я уже развеял ее в ходе моей недавней лекции в Венеции…
Я попытался вновь пережить эти ощущения отправления, скольжения и прибытия, которые испытал во время сновидения. Были ли они связаны с головокружением, предшествующим приступам дежа вю? Было ли это нарушением работы вестибулярного аппарата? А почему бы и не нарушением гиппокампального тета-ритма во время сновидения? Почему нет? И тут я снова заснул.
Проснулся я от ощущения тепла на лице. Яркий свет проникал сквозь мои веки. Я открыл глаза. Палата была полна солнцем. Как это может быть, если мое окно выходит на север? Я прищурился и увидел, что на окне нет решеток! Оказывается, пока я спал, меня перевезли на койке в другую палату с голубыми стенами. «Похоже, все устраивается, — подумал я. Теперь-то уж меня в канал точно не станут выбрасывать!»
Я заметил также, что на стуле лежит моя сложенная одежда, и немедленно убедился, что «чертова пилюльница» по-прежнему находится в брючном кармане — моя единственная удача! Когда я одевался, в дверь постучали, и в палату вошла молодая женщина: высокая брюнетка лет тридцати пяти — сорока с орлиным носом, карими глазами, с черным шиньоном, элегантная, интересная, но строгая. Она была в белом халате и держала в руке мою историю болезни. (Вот где расписаны в деталях все мои приключения, подумал я.)
— Профессор Жуве, — сказала она, — большая честь вас встретить. Я доктор Оливия, ассистентка профессора Паоло П.
— Сожалею, что вынужден встречать вас в таком виде, — ответил я. — Также заранее прошу меня извинить, если скажу что-нибудь не то, я, должно быть, все еще нахожусь под воздействием вечерней инъекции.
— Это был коктейль из транквилизаторов, антидепрессантов и галоперидола. Никто не может перед ним устоять, — подтвердила она. — Я знаю, что вы очень беспокойно спали.
Она заглянула в мою историю.
— Если вас не затруднит, то мы вам сделаем сканирование, и я полагаю, что вы захотите выписаться как можно скорее. Однако я должна предложить вам общее неврологическое обследование, чтобы быть уверенными в том, что… Надеюсь, вы меня понимаете.
— Чтобы быть уверенными, что я не наделаю глупостей… Уверяю вас, что этого не будет. Я стал жертвой череды нелепых случайностей, начавшихся с того, что у меня украли документы и деньги.
И я растянулся на койке.
— Prego, исследование глаз — в порядке, нистагма нет. Светодвигательный рефлекс — в норме. Сухожильный рефлекс — в норме, кроме правого ахиллесова сухожилия. Застарелая грыжа диска? Можете встать и пройтись? С закрытыми глазами.
