Марк Леви - Семь дней творения
София кинулась к конторке, из-за которой вышел Петр, и стала открывать все ящики. Один ключ показался ей подходящим, и она, схватив его, потянула за руку Лукаса. Невидимая дверь в стене открылась. Голос Петра произнес у нее за спиной:
— Этот проход работает только в одну сторону, вернуться по нему нельзя. Ты отдаешь себе отчет в своих действиях?
— Спасибо за все, Петр!
Он покачал головой и потянул за большую рукоятку на цепочке. Зазвенели колокола на соборе Божьей Милости, и София с Лукасом едва успели протиснуться в узкий проход, прежде чем закрылись все двери в холле.
Через считаные мгновения оба вышли из калитки на залитую солнцем улочку, уставленную трех-четырехэтажными обшарпанными домами. Лукас настороженно огляделся. София окликнула первого попавшегося ей прохожего.
— Вы говорите на нашем языке?
— Я похож на идиота? — ответил мужчина и с оскорбленным видом ускорил шаг.
София, не отчаиваясь, подбежала к горожанину, переходившему улицу.
— Я ищу…
Договорить она не успела: горожанин уже перебежал на противоположный тротуар.
— Какие гостеприимные люди в священном городе! — иронически бросил Лукас.
София, не обращая на него внимания, обратилась к третьему прохожему — судя по черному одеянию, священнику.
— Святой отец, покажите мне дорогу на гору Синай!
Священник оглядел ее с головы до ног и удалился, пожимая плечами. Лукас стоял, опершись об уличный фонарь, сложив руки на груди и снисходительно улыбаясь. София сказала шедшей ей навстречу женщине:
— Мэм, я ищу гору Синай…
— Не смешно, мисс, — отрезала прохожая, удаляясь.
София бросилась к торговцу соленьями, раскладывавшему свой товар и одновременно болтавшему с разносчиком.
— Здравствуйте, может, кто-нибудь мне подскажет, как попасть на гору Синай?
Мужчины удивленно переглянулись и возобновили беседу, не обращая внимания на Софию. Перебегая через улицу, она чуть не угодила под машину. Водитель вильнул в сторону, отчаянно сигналя.
— Прелестные люди! — прокомментировал Лукас вполголоса.
София все металась, ища помощи и не находя ее. Она почувствовала, что начинает злиться. Тогда она выхватила из-под прилавка торговца пустой ящик, выбежала с ним на перекресток, взгромоздилась на свою импровизированную трибуну и, подбоченясь, закричала:
— Кто-нибудь, обратите на меня внимание хотя бы на минуту, у меня важный вопрос!
Вся улица замерла, все взоры устремились на нее. Пятеро мужчин, шедших гуськом по тротуару, хором сказали:
— Что за вопрос? У нас есть ответ!
— Мне надо на гору Синай, срочно!
Раввины встали вокруг нее кружком и заспорили, показывая жестами разное направление. К Софии протиснулся маленький человечек.
— Идите за мной. У меня машина, я вас отвезу. Он заспешил к старенькому «Форду», стоявшему поблизости. Лукас отделился от своего фонарного столба.
— Быстрее! — поторопил их водитель, распахивая дверцы. — Надо было сразу сказать, что дело срочное!
Лукас и София сели сзади, машина сорвалась с места. Лукас огляделся, прищурился и сказал Софии на ухо:
— Давай ляжем на сиденье, будет глупо, если нас засекут так близко от цели.
Софии было не до споров. Лукас сгорбился, она положила голову ему на колени. Водитель посмотрел на них в зеркало заднего вида, Лукас ответил на его удивленный взгляд широкой улыбкой.
Машина ехала быстро, распугивая гудками пешеходов. Через полчаса она остановилась у очередного перекрестка.
— Вам гору Синай? Получайте! — Водитель радостно обернулся.
София удивленно выпрямилась, водитель протянул руку.
— Уже? Я думала, это гораздо дальше.
— А оказалось гораздо ближе! — ответил водитель.
— Почему вы протягиваете руку?
— Почему? — повысил он голос. — От Бруклина до Мэдисон-авеню, тысяча четыреста семьдесят — это двадцать долларов, вот почему!
София вытаращила глаза. За окном машины громоздился внушительный фасад манхэттенской больницы «Маунт Синай».
Лукас вздохнул.
— Извини, я не знал, как тебе об этом сказать…
Он расплатился с водителем и увел Софию, которая не могла вымолвить ни слова. Она добрела до скамеечки на автобусной остановке и села в полной оторопи.
— Ты перепутала горы Синай: схватила ключи от маленького Иерусалима в Нью-Йорке.
Он встал перед ней на колени и взял ее руки в свои.
— Остановись, София… Им не удалось решить судьбу человечества за тысячи лет, так неужели ты думаешь, что нам удастся это сделать за семь дней? Завтра в полдень нас разлучат, так не будем же терять ни минуты, времени у нас совсем мало. Я хорошо знаю город, позволь, я превращу этот день в наше мгновение вечности.
Он помог ей встать, и они пошли по Пятой авеню в сторону Центрального парка.
Он привел ее в маленький ресторанчик в Грин-вич-Виллидж. Сад за рестораном в это время года пустовал, но они устроили себе там праздничный обед. Потом, на пути в Сохо, они заходили во все магазинчики, десять раз меняли наряды, оставляя прежние бездомным, бредущим по тротуарам. В пять часов Софии захотелось дождя. Лукас привел ее на парковку, поставил на середину пандуса и щелкнул зажигалкой под дымоуловителем. После этого они гуляли, взявшись за руки, под ливнем, предназначенным для них одних. Когда сирена оповестила о приближении пожарной машины, они бросились бежать и нашли убежище под огромным воздухообменником, где быстро обсохли. Потом их приютил комплекс кинотеатров. Их не занимало, чем кончаются картины, важны были только начальные кадры: семь раз меняли они залы, стараясь не рассыпать в коридорах попкорн. Когда они наконец вышли на Юнион-сквер, было уже темно. Такси доставило их на угол 57-й стрит. Они зашли в большой магазин, работавший допоздна. Лукас выбрал черный смокинг, София — модный костюм.
— Баланс по счетам подводится только в конце месяца, — прошептал он ей на ухо, когда ее смутила цена.
Они вышли на Пятую авеню и пересекли холл огромного отеля на краю парка. На верхнем этаже их усадили за столик у окна, из которого открывался захватывающий вид. Они отведали все незнакомые ей лакомства, однако на десерты у нее не хватило духу.
— От этого я поправлюсь только послезавтра, — сказала она, сдаваясь и выбирая шоколадное суфле.
В одиннадцать часов вечера они вошли в Центральный парк. Было тепло. Они погуляли по аллеям, под фонарями, посидели на скамеечке под раскидистой ивой. Лукас снял пиджак и укрыл Софии плечи. Глядя на белокаменный мостик над аллеей, она сказала:
— В городе, куда я хотела тебя перебросить, есть высокая стена. Люди пишут свои желания на клочках бумаги и оставляют их между камнями. Забирать их никто не вправе.
Бродяга, тащившийся по аллее, поздоровался с ними и исчез в темноте, под мостиком. Стало тихо. Лукас и София смотрели в небо. Огромная луна лила на них серебристый свет. Их руки переплелись, Лукас поцеловал Софии запястье и, вдыхая аромат ее кожи, прошептал:
— Одно мгновение тебя стоит вечности.
София прижалась к нему. Под блаженным покровом ночи Лукас любил ее с неутолимой нежностью.
* * *Джуэлс вошел в больничный корпус и незаметно приблизился к лифтам. При желании ангелы-контролеры умели превращаться в невидимок. В кабине он нажал кнопку четвертого этажа. Когда он проходил мимо помещения для дежурных врачей, медсестра не заметила силуэт, скользивший по темному коридору. Он остановился перед дверью палаты, поправил свои клетчатые твидовые брюки, тихонько постучался и на цыпочках вошел.
Отодвинув занавеску, за которой спала Рен, он присел к ней на койку. Он узнал пиджак на вешалке, и взор его увлажнился. Он погладил Рен щеку.
— Я так соскучился по тебе! — прошептал Джуэлс. — Эти десять лет без тебя были слишком долгими.
Он поцеловал ее в губы, и зеленый дисплей на ночном столике подвел под жизнью Рен Шеридан длинную непрерывную черту.
Тень Рен вознеслась над койкой, и они исчезли вдвоем, рука об руку…
* * *В Центральном парке была полночь. София уснула у Лукаса на плече.
И был вечер, и было утро…
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
В Центральном парке подул легкий ветерок. Рука Софии соскользнула на спинку скамейки, от утреннего холода ее пронзила дрожь. Во сне она попыталась спрятать голову в воротник плаща, подобрала колени. Бледный свет зарождающегося дня проникал под ее смеженные веки. Она отвернулась, продлевая забытье. Неподалеку, за деревом, раздался птичий крик, она узнала взлетающую чайку. Она потянулась, пальцы попытались нащупать бедро Лукаса. Рука наткнулась на пустоту, упала на деревянное сиденье. София открыла глаза. Это было пробуждение в полном одиночестве.
Она позвала его и не получила ответа. Она встала и огляделась. Аллеи были пустынны, в непотревоженной сверкающей росе.
