Эдуард Лимонов - Убийство часового (дневник гражданина)
В доме, где я остановился, есть еще гость, увы, не добровольный, как я, но беженец, народный поэт и прозаик Баграт Шинкуба. Он в Гудауте, а семья его потерялась где-то между Сочи и Новороссийском. Патриарх абхазской литературы, 76 лет, Шинкуба мужественно переносит беды. За гостеприимным столом наших хозяев Казбека и Нади он рассказывает мне об истории Абхазии. Христианство абхазы приняли еще в IV веке! Абхазское царство в IX веке было могущественным государством… От истории переходим к насущным проблемам. Вся Абхазия «болеет», оказывается, в матче Буш—Клинтон за Клинтона! Потому что Клинтон обещал исключить Грузию из ООН.
Ночью дребезжат стекла. Канонада. На кровати рядом спит бывший зампрокурора Абхазии и крепко храпит. Поворочавшись, я все же засыпаю. Солдаты все храпят, и я уже привык за этот год к казармам. Привык к ясному, свободному воздуху войны. Оказавшись в Париже, бываю всякий раз поражен кастрированной банальностью мирной жизни. Она безвкусна, как дистиллированная вода.
Утром иду в пресс-центр. Пока жду машину, поехать на командный пункт полковника Сергея Дбара, в Нижние Эшеры, разговариваю с певцом и композитором Тото Аджапуа. Он, его жена и одиннадцатилетний сын двадцать дней скрывались в Сухуми у русских соседей. «Мой дом у Красного моста разграблен, бумаги мои сожжены, кассеты разворованы… Все взяли в доме… Даже обои содрали… стреляют в музыку, стреляют в Историю…» 28 сентября Аджапуа и его семья были обменяны на троих грузин…
Наш шофер Лев Авесба тщательно объезжает убитую прямо на дороге лошадь. Труп грызут две собаки, и над ними кружат, примериваясь, несколько стервятников. На командном пункте в Нижних Эшерах полковник Дбар склонился над рацией. «Моряк, я Дуб, слушаю тебя», — исходит из рации. «Идет тяжелый вязкий бой в районе Шрома (село в горах, севернее Сухуми)», — объясняет полковник. Меня поражает точность его определений: «тяжелый и вязкий». Из рации слышно сквозь хрип помех и шум боя: «Плуг, я Дуб…» Полковник берет микрофон: «Плуг, не вмешивайтесь, пускай Дуб работает». Спрашиваю, какие силы у противника в Шроме. «Установки «Град», «Алазань», вертолеты МИ—24, 152-миллиметровые гаубицы. А у нас лишь легкое вооружение», — с горечью констатирует полковник. (И слова его подтверждаются тем, что шофер наш, он же мой телохранитель, вооружен револьвером такой допотопной марки, что кажется самодельным.) ««Град» накрывает семь гектаров», — задумчиво добавляет он. Спрашиваю: «На какой высоте находится Шром?» — «Разные высоты… 486 метров, 789 метров, 920 метров…» — считывает он с карты. «Воюют ли русские на его участке?» — «Воюют, около ста человек». Я прошу провести меня на передовую. «Нельзя», — отвечает командующий.
Далее я приведу репортаж третьего лица, Чамагуа, в «Республике Абхазия» за 2–6 ноября.
«Командующий дорожит временем. Затем он предупреждает нас, что здесь небезопасно, противник пеленгует рацию и может накрыть артобстрелом (что, как мы узнали позже, и случилось). Эдуард Лимонов в ответ просится на передовую. Командующий замечает, что на данный момент на передний край не могут попасть и штабные офицеры — очень плотный огонь».
Упрямый, я портил кровь командующему не затем, чтобы глупо лезть под снаряды, но чтобы поговорить с солдатами на передовой, и в первую очередь с русскими. Я вырвал-таки у полковника разрешение на посещение артиллерийских позиций на одной из сопок в районе горы Верещагина.
Буйная зелень. Заросли мандариновых и апельсиновых деревьев. Пальмы. Идем, срывая с веток мандарины. Вдалеке море. Романтический пейзаж субтропического рая. Солнце. Близкие разрывы. Дальше цитирую моего спутника Чамагуа по той же газете.
«Не успели поздороваться с бойцами, как пришлось нам прыгать в блиндаж — начался обстрел гаубицами и танками. Пока шел обстрел, смотрели панораму города (Сухуми. — Э.Л.) с горящими домами сразу за рекой Гидаспа… Попрощавшись с бойцами, только начали спускаться вниз, как снова артобстрел. Пришлось залечь минут на пятнадцать. Но, кажется, пронесло. Огонь стал реже, потом был перенесен на другое направление. На замечание, что вот, мол, Эдуард, ты и получил в Абхазии боевое крещение, он, улыбнувшись, ответил: «В Боснии, Приднестровье приходилось и потуже. — И добавил: — Мне бы на передовую»».
В репортаже ставшего моим другом Чамагуа я выгляжу этаким бесстрашным безумцем, рвущимся под пули. Между тем, когда снаряды стали свистеть (именно так: они СВИСТЕЛИ) где-то совсем над нашими головами, я, прижимаясь к земле, к пахучим травам и корням, жевал зеленый мандарин и думал что-то вроде: «Господи, пронеси!» О причинах же своего стремления на передовую я уже сказал. Когда мы поднялись с земли, лица у моих спутников были белыми.
А в Нижних Эшерах «они» таки накрыли штаб и территорию вокруг штаба. Были убитые и много раненых. По дороге обратно в Гудауты Лев Авесба узнал, что убитая на дороге лошадь принадлежит его брату. Надпись на плитах у дороги: «Грузинский фашизм не пройдет!»
3
В пресс-центре Генеральный секретарь Организации Непредставленных Народов (я летел с ним из Москвы в Сочи в одном самолете) Майкл ван Вальт ван Праак смотрит видеокассету с выступлением командующего вооруженными формированиями Грузии Каркарашвили. «Если погибнет 100 тысяч грузин, то с вашей стороны все 97 тысяч… Абхазская нация останется без потомков». Командующий в десантной пятнистой форме, грудь его перепоясывают ремни. «Война, — объясняют голландцу (ван Праак плюс еще и член парламента), — началась 14 августа. В этот день на заседании Верховного Совета Абхазии предусматривалось рассмотреть проект договора о государственных отношениях между Грузией и Абхазией. В феврале 1992 года Государственный совет Грузии отменил конституцию 1978 года и ввел в действие конституцию Грузии 1921 года, в которой государственность Абхазии не предусмотрена, она просто становится частью Грузии без права автономии… 14 августа войска Госсовета Грузии вошли в Абхазию, мотивируя свои действия необходимостью охраны железной дороги и борьбы с терроризмом…»
Узнаю результаты боя за Шром. Абхазские потери: 8 убитых и около 30 раненых. На площади, под магнолиями, оживленно обсуждается положение в Ткварчели: «Гуманитарная помощь: по 10 килограммов кукурузы в початках, иногда немного муки. Женщина расплакалась в столовой, увидев хлеб…»
В центр площади приходит хромая розовая собака, сучка, с оттянутыми сосками. Вытягивая сломанную ногу, садится.
Иду в прокуратуру. Мне разрешают посмотреть папки с делами.
«7 сентября санитарный инструктор Лианела Ивановна Топуридзе, попав в засаду, была захвачена военными Госсовета Грузии на территории села Эшеры… На «скорой помощи» была доставлена в 1-ю горбольницу (Сухуми. — Э.Л.), где ей не была оказана медицинская помощь, и 8 сентября она скончалась…»
Листаю дело. Одна из огнестрельных ран (их три) — прострелено бедро и стенка влагалища… Эксгумирована 28 сентября и останки перевезены в Гудауты. К делу приобщены зловещие судебно-медицинские фотографии плохого качества.
Вместе подшиты дела 27 пленных. Двадцать три из них — солдаты (мобилизованные) внутренних войск Абхазии и четверо гражданских лиц. Все они попали в плен 14 августа в селе Охурей и были обменяны в конце сентября. Вот как описывает вход грузинских войск в село Охурей Квеквеекири Эдуард Георгиевич, он находился у поста ГАИ. У Квеквеекири нет таланта Толстого, однако и в его простом изложении вторжение выглядит внушительным:
«Неожиданно появилась автоколонна военнослужащих. Впереди колонны шла автомашина УАЗ с пулеметом и тремя военнослужащими. Вслед за ней следовала автомашина ЗИЛ—130 с пушкой на прицепе, а за указанной автомашиной следовала бесконечная колонна с тяжелой техникой: танки, БТРы…»
Папок в прокуратуре несметное количество. Преобладают дела о грабежах. Из абхазских домов, как утверждают истцы, вывезены грабителями (солдатами Госсовета Грузии) мебель и даже занавески. Один из работников прокуратуры говорит мне, что есть несколько дел об убийстве здесь, в Гудаутах. Кровная месть против грузинских семей, чьи сыновья, братья и отцы вступили в войска Госсовета и были опознаны. «Что вы хотите, война…» — оправдывается он. Я ничего не хочу, я записываю.
4
На следующее утро в пресс-центре вижу человека с сине-черным лицом и с засохшей раной в черепе. Ночью доставлен на вертолете из Сухуми, из расположения десантного батальона СНГ. Русский, Мирошниченко Виталий Васильевич, подполковник запаса, был командиром строительного полка. Ему 51 год.
1 ноября он был остановлен полицией в Новом районе в Сухуми. В тот же день в его доме был произведен обыск. Были найдены устав Народного фронта (многонациональная организация) и устав Фонда «Союз». Ему приказали явиться в
