Андрей Волос - Предатель

Они помолчали.

— Слушай! — вдруг оживился Богданов. — А ты по звуку можешь ход наметить?

— По какому еще звуку? — хмуро осведомился Шегаев.

— Поезд же слышно! Он гудит, когда на Песчанку приходит!

— Слышно, — сдержанно подтвердил главбух. — Иногда.

— Не иногда! Почти каждый день, если тихо! Морозы стояли, отлично слышно было! — горячился Богданов. — Ту-у-у! Ту-у-у! По гудку и взять!

Шегаев хмыкнул. По гудку! И на сколько верст он ошибется по этому гудку? На три? На пять? Все равно глупость. Не рубят просеки по звуку.

— Я на лиственницу залезу! Которая у ворот, высокая! Сам поезд увижу! Или хотя бы дым!

— Может, тебя просто за уши поднять? — съязвил Вагнер. — Как злые дядьки мальцам Москву показывают, знаешь?

— Да ладно! С лиственницы точно видно! Точно! Зуб даю!

— Зуб он дает!.. Сколько у тебя осталось-то их?

— Вот!

Богданов, чистая душа, весело ощерился. Зубов у него и впрямь осталось немного.

— Можно попробовать, конечно, — сказал Шегаев, морщась. — Больше ничего не остается.

— Вот именно, — вздохнул Вагнер.

Встретились они в тот же день, но уже после обеда. То ли еда успокоила слабую психику начальника, то ли просто утром Карпий встал не с той ноги, и лучше было вообще к нему тогда не подходить, — так или иначе, слушал теперь спокойно, только бровями двигал да играл желваками. Шегаев говорил деловито, без подобострастности. Так, мол, и так, гражданин начальник. Данных нет. Мои инструменты могут только мерить углы. Таких инструментов, что позволяли бы сразу прокладывать прямые в нужные места, люди еще не придумали. Но утром слышен гудок паровоза, и я попытаюсь взять румб по звуку. В любом случае, три бригады рабочих пока ни к чему. Дайте мне десять человек. Рубить буду не просеку, а визирку — узкую, в один метр шириной. Если ход окажется удачным, она станет осью будущей дороги. При нужде ее легко расширить — простым метром сделает любой бригадир. В случае же больших отклонений — если визирка выведет далеко от станции, — обратным ходом придется скорректировать угол и уж тогда точно попасть в желаемую точку.

— Визирка! — скривился Карпий. — Ну хорошо… поверю на этот раз.

Шегаев выговорил день на подготовку.

— Ладно, готовься. Людей сам выбирай. Десять, говоришь? Хорошо. Только не политических.

— Одного политического! — Шегаев поднял указательный палец. — Заместителем моим будет.

— Ну хорошо. А девять — из уголовников.

— Но не бандитов! — снова условился Шегаев. — Честняг не возьму. Они убегут, а мне отвечать. Только из указников! Или бытовиков.

— Ладно, бери из указников, — согласился начальник.

Шегаев перевел дух. Подходящих указников — «сталинских уголовников», получивших свою пятерку по указу, за опоздания на работу или за сбор колосьев с колхозного поля, — он уже присмотрел…

Его люди собирались в одном из углов барака.

Пристально присматриваться, разбирая про себя, кто чего стоит, времени не было, и Шегаев отбирал помощников, руководствуясь какими-то самому ему не до конца понятными соображениями. Обычно первые сказанные слова уже проясняли ему главное — годится этот человек или нет, хочется с ним идти в тайгу или лучше другого приискать.

Заместителем сделал Ярослава Сергеевича — бывшего народного учителя, отбывавшего в лагерных заведениях свои десять лет по грозной статье об антисоветской агитации. Рабочими — указников, как и договаривался с Карпием. Люди все были простые, трудящиеся. Работа предстояла большая, тяжелая, сделать ее можно было только дружными усилиями, и Шегаев надеялся, что жуликов и хитрил, что норовят проехать на чужом горбу, среди них не окажется.

Все были довольны, готовились к походу с воодушевлением. Что тут скажешь — всякий рад хоть на пяток дней вырваться из тусклого лагерного ада, пусть там, на воле, и хуже будет — и холоднее, и мокрее. «А может, и не хуже, — думал Шегаев. — Почему хуже? Свободный человек всегда свою жизнь лучше устроит, это здесь они, как собаки на цепи — жри что дают, а не дадут, так и вовсе сдохнешь!..»

Обучил понятливого Ярослава отсчитывать расстояние по землемерной ленте и вести пикетаж. Разъяснил рабочим сущность их обязанностей: двое у него были на пиле, на случай как попадется на визирке дерево; двое на топорах — заготавливать колышки и вешки; двое на землемерной ленте; двое для переноса груза; и еще один — таскать с места на место инструмент на штативе.

Вечером Шегаев дал подписку начальнику охраны, что несет ответственность за людей и в случае их побега будет отвечать по строгим бериевским законам.

Дежурный вахтер, заинтригованный известием, что начальство разрешило Богданову лазать по деревьям, тоже вышел за пределы зоны.

— Ну чисто обезьяна! — восхищенно сказал он, когда Богданов, миновав комель, начал скрестись в густых ветвях опасно гнущейся верхушки.

Шегаев шикнул, и дежурный сделал испуганное лицо и поднял ладони жестом сдающегося.

— Здесь? — озабоченно спросил Клещев, ковыряя колом снег возле лагерных ворот.

— Давай! — кивнул Шегаев.

Клещев махнул кувалдочкой. Кол шел неохотно. Но все же не так, не с тем звоном и скрежетом, с каким, бывало, приходилось Шегаеву забивать железо в мерзлоту. Что скажешь, конец марта — не январь…

— Готово!

Шегаев установил над колом свой нехитрый инструмент. С ночи поднялся несильный ветер, деревья шуршали верхушками. Обнадеживало, что ветер был юго-восточный — именно оттуда, со стороны Песчанки.

— Построиться! — скомандовал вдруг Ярослав Сергеевич и бормотнул Шегаеву: — Карпий идет!

И правда — из дверей дежурки выходил сам начальник сельхоза Карпий. За ним шагал начальник охраны и главный агроном Камбала. Следом валила вся свободная от дежурства охрана.

— Что ж ты хочешь, — негромко сказал Шегаев. — Событие!..

Он замер у гониометра.

Вольно переговариваясь, визитеры столпились неподалеку.

Минутная стрелка встала вертикально. Десять.

Тишина.

Далеко!.. тайга!.. разве с такого расстояния услышишь?..

Три минуты одиннадцатого.

По дороге из Ухты поезд приходит на станцию Песчанка поздно вечером. А на обратном пути — ровно в десять утра…

Карпий громко прокашлялся.

Черт его раздирает!

…То есть что значит — приходит? Должен приходить! А уж как там у него выйдет на самом деле, это еще бабушка надвое сказала. Ведь не экспресс, не международный… Простой рабочий поезд… может, опаздывает?

Ну, скажем, минут на пять… ведь не на полчаса?! Хоть и простой рабочий, а все же и он не как ему вздумается ходит!.. есть у него расписание!..

Тишина.

— Чего ждем-то? — тупо поинтересовался начальник охраны.

Карпий шикнул.

Семь минут десятого.

Восемь.

Дежурный повернул голову и посмотрел на Шегаева суженными от напряжения глазами.

Девять.

Когда же?

Ему чудилось какое-то позванивание — нервы, что ли, у него так звенели?..

Тишина.

— Ту-у-у-у-у! — ударило вдруг в уши с такой отчетливостью и силой, будто паровоз стоял за ближайшими деревьями.

Есть!

Теперь второй! Протяжный!

— Ту-у-у-у-у-у-у-у-у!

— Было! Было! — повторял дежурный, тыча пальцем в глухомань тайги: — Там!..

Юго-восток 29 — вот он, точный румб!

Шегаев накрепко закрутил стопорные винты. Есть направление.

Снял шапку, вытер пот.

Верхние ветви лиственницы заходили ходуном. Богданов ловко добрался почти до низу, повис, раскачался, спрыгнул в сугроб.

— Нет, не видел, — с сожалением сообщил он, переводя дыхание. — Ни дыма, ничего… не видно!

— Неважно, — сказал Шегаев. — Я по звуку определился. Ясно слышал.

Повернулся к Карпию:

— Гражданин начальник! Разрешите приступать?

Карпий махнул рукой.

И сразу все ожило, задвигалось — началась работа.

Тайга вокруг лагпункта была сильно трачена нуждами строительства и отопления, и по редколесью бригада продвигалась быстро. Но впереди густился девственный лес. Метров через триста Шегаев оглянулся, чтобы бросить последний взгляд на лагерь.

Карпий и Камбала все еще переминались у ворот…

На их пути стояли то кусты и подросток, а то — вековые, в три обхвата деревья. С каждым из них нужно было повозиться. Бригада шла медленно, пильщиков приходилось часто менять.

Шегаев смотрел в визир гониометра, махал ладонью вправо или влево, корректируя положение очередной вешки. Безумолчно вжикала двуручка, вгрызаясь в смолистую плоть стволов. Мерщик тянул ленту, карандаш пикетажника выводил цифры. Подсобники топтали глубокий снег, рубили колья, тащили мешки с продуктами, немудрящей кухонной утварью и два ведра — одно для чаю, другое для супа…