Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Минаев Сергей Сергеевич
— Вась, — я снова оглядываюсь, — а ты домой едешь?
— Ну да…
— Да? Здорово. А ты меня не подвезёшь?
— А у тебя чего, машина сломалась?
— Ну да. Типа того.
— Садись, мне-то что.
Я забрался в кабину, и «КамАЗ» тронулся. Когда мы выехали на набережную, я решил прояснить обстановку:
— Вась, а ты телевизор в последние дни не смотрел, что ли?
— Почему не смотрел? Смотрел, — отвечает Вася, не оборачиваясь.
— Да? А ты там ничего особенного не видел? Ну, про Грузию там? — продолжаю я подбираться к своей теме.
— Про эту ерунду на границе-то? Видал. Ну и правильно грузинам люлей дали, нечего было быковать на нас, — в этот раз он поворачивает голову ко мне, — правильно я говорю?
— Вась, а Вась. А ты про меня видел по телевизору? — Я начинаю нервничать. — Были какие-то сюжеты?
— Про то, что тебя убили-то? Видал. — Вася заливисто хохочет.
— И… и что ты думаешь? — Я сглатываю.
— Я? Да ничего я не думаю! Молодец!
— То есть… как? В каком смысле я молодец, Вась?
— Ну, ты же мне рассказывал, что по ящику все гонево и спланированная пропаганда для выборов, так?
— В общих чертах… так. И?..
— Вот я и говорю, что ты молодец. Первый раз в жизни так все спланировал, что люлей взвесили тому, кому надо.
— А то, что я там погиб, тебя не смущает? — Я пытаюсь понять, как мне дальше действовать. Честно говоря, реакция Васи меня не то что озадачила — испугала.
— А чего мне смущаться? Я же знаю, что там все сказки одни, да спецэффекты. Помнишь, теракт в метро был?
— Помню… у «Проспекта Мира».
— Ага. Так неделю назад сказали, что все это происки разных гондонов и наебалово. Никто не погиб, все придумали. Так и здесь. Газеты и ящик говорят, что ты ласты склеил, а ты сидишь передо мной живой и здоровый. Только заросший какой-то…
— Да уж… — соглашаюсь я.
— Слушай, — подмигивает мне Вася, — ну расскажи, как там было-то на самом деле?
— Где?
— В Грузии.
— Слушай, Вась, ну это за пять минут не расскажешь, там без бутылки не разберёшься. — И тут мне приходит в голову гениальная мысль. У Васьки-то меня точно никто искать не станет. — Кстати, Вась, а ты своих на дачу-то отправил?
— Так в июле ещё. Скоро забирать буду, а что?
— А давай сегодня бухнем?
— Ха, — вертит головой Васька, — слушай, ну ты даёшь!
— А чего?
— Да не, всё нормально. Просто ты никогда раньше не предлагал.
— Так повода не было.
— А теперь есть?
— Вроде того. А чего? Возьмём водки, закуси какой и посидим, я тебе расскажу про грузинские дела. Замазали?
— Ну, давай, конечно…
Дома у Васьки я час принимал душ, брился, чистил зубы, затем переоделся в его старый «адидасовский» костюм и пошёл смотреть телевизор. Васька довольно сноровисто накидал поляну — бутылка водки, нарезанная колбаса, сыр, огурцы, помидоры, две тарелки с дымящимся борщом и остатки салата «оливье», по-видимому, купленного в супермаркете, так как сам Васька готовить явно не стал бы.
— Ну че, отмылся, герой сопротивления? — заржал Васька.
— Почему герой сопротивления?
— По ящику сказали в новостях. Ну что, вздрогнем по одной?
Выпили. После минут десять сосредоточенно жевали. Васька хрустел огурцом, я, сконцентрировавшись на телеэкране, метал салат, практически не чувствуя вкуса. Признаться, я порядком соскучился по новостям. Можно сказать, что у меня начались информационные ломки. Я сидел, щёлкал пультом и впитывал медиа-потоки всеми порами. По РТР шла передача, рассказывающая об истории Останкинской башни:
— Старожилы всегда называли Останкино местом гиблым и проклятым. В истории Останкино впервые упоминается в 1558 году. Тогда владельцем села Останкинское был боярин Алексей Сатин. Однажды явилась к нему некая сгорбленная старуха и заявила: «Не распахивай землицу, не тревожь. На костях, на останках она древнего люда, потому и Останкино зовётся. Коль ослушаешься, прокляну это место и твой род в придачу». Не послушал её боярин, прогнал старуху, а через несколько дней был схвачен и казнён по приказу Ивана Грозного.
— Во ерунда-то какая, — оживляется Васька, — и чего только нам не втирают.
— Тсс, — я прикладываю палец к губам, давая понять, что мне эта программа интересна, — Вась, дай послушать.
— Все последующие владельцы этой земли либо умирали безвременно, либо исчезали бесследно, вплоть до графа Шереметева, выстроившего знаменитый Останкинский дворец. Да и освятить тот дворец не удалось: дорогу приглашённому митрополиту Филарету преградила слепая старуха. Шереметев создал знаменитый театр, который посещал император Павел I. В одно из таких посещений явилась горбатая вещунья, что-то шепнула ему и исчезла. Вскоре Павел был задушен. Сейчас здесь стоят многоэтажки, знаменитые печальной статистикой самоубийств. Эти дома иногда называют «раем для самоубийц». Так что неудивительно, что в день тридцатилетия Останкинской башни 5 ноября 1997 года горбатую бабку видели в отдалении от пышного торжества. Она появлялась то в одном месте, то в другом, тыча когтистым пальцем в небо, туда, где рассыпались разноцветными искрами огни праздничного фейерверка.
Сюжет закончился, а я вдруг вспомнил бабку, встреченную мною прошлой весной. «Не ходи на башню»… Так вот какую башню она имела в виду… Интересно, кто же она?
— Рассказывай, че там в Грузии случилось, — чавкая огурцом, спросил Васька, вырвав меня из воспоминаний, — война будет или нет?
— Да будет, скорее всего, — отстраненно отвечал я, уткнувшись в ящик, — как не быть.
— А ты чего там делал, на границе? Как шпион, что ли?
— Почему как шпион — как разведчик. Моя группа прибыла с заданием. Выяснить, не прячет ли Грузия…
Я переключил на Восьмой канал и увидел Вадима, дающего интервью. Вид у него был очень скорбный. Я прибавил звук:
«…и Антон был в этом примером для всех нас».
— Сука, — шёпотом сказал я.
Вадима сменил диктор, который начал рассказывать о международных новостях.
— Антох, кого прячет-то? — вернул меня из телевизора Васька. — Ты заснул, что ли?
— А, Грузия… террористов чеченских. В ущелье этом… в…
— Панкисском, — подсказывает Васька. — Выпьем?
— Наливай!
— Ухх, — крякает от удовольствия Вася, — хорошо. Антох, скажи, а там реально вся эта стрельба была? Как все на самом деле-то было?
— Да не было ничего. Просто грузины решили вторгнуться на территорию России.
— Вот гады!
— А наши дали им отпор. Соль передай, пожалуйста. Спасибо.
— А почему по телевизору говорят, что ты погиб? Что ты был этот… ну… короче, который против России… правозащитник, во!
— Это, Василий, злые языки меня хотят дискредитировать. Наговаривают, суки. Называют правозащитником.
— Ага. А про смерть твою тоже они придумали?
— Не придумали. Они на самом деле думают, что их наёмники меня на границе убили, а я вот он — живой! Наливай ещё!
Я переключаюсь на Восьмой канал и вижу там какой-то документальный фильм. Хотел было переключить, и тут мне слышится знакомый голос за кадром, читающий также до боли знакомый текст:
— Словно Прометей, он нёс людям пламя гражданских свобод, либеральных ценностей и будущего. Этот человек противостоял Системе, когда все предпочли склонить перед ней головы…
Камера показала меня, прикованного к скале, с торсом атлета и лицом мученика. В тот момент, когда тьма на экране сгустилась и из правого верхнего угла экрана уже готов был вылететь орёл, Васька разразился гомерическим хохотом:
— Антох, это же ты, гы-гы-гы-гы. — Он качнулся на кресле назад так, что чуть не перевернулся. Дрыгнул ногой, чтобы восстановить равновесие, и снова заржал: — Прометей, епта. Не, ну чего только не придумают… Слушай, ну ты сегодня по всем каналам. Как Иосиф Кобзон!
— Э… эй, вы что, совсем с глузда съехали? — не сдержался я, встал и подошёл вплотную к экрану.
