Кристофер Бакли - Здесь курят
– Но сексуальный.
– Смачный. Вроде «Спорте иллюстрейтед» – девочки в купальниках, но только с сигаретами в руках. Курение лишилось былой сексапильности.
– И притом содержательный.
– Более чем. Интервью с курящими знаменитостями…
– А такие есть?
– Кастро.
– Он бросил. Кстати, я не уверен, что карибские коммунисты вообще сохранили какую-либо сексапильность. Никсон! Никсон курит. Об этом мало кто знает.
– По-твоему, Никсон сексапилен?
– Ну Клинтон. Сигары.
– Он никогда их не зажигает.
– Ладно, кого-нибудь откопаем.
По внутреннему телефону позвонила Гэзел. Судя по голосу, ее что-то сильно забавляло.
– Ник, тут два джентльмена из «Современника»…
– Из «Молодого современника», – поправил на заднем плане несомненно японский голос.
– Извините. К тебе. Ник выкатил глаза.
– Идея БР.
– Значит, попозже, – сказала Дженнет.
– Когда попозже? – спросил Ник.
– Сильно попозже. Вообще-то меня уже тошнит от нашей конторы, но я правда хочу обсудить все это с тобой.
– А не хочешь хлопнуть со мной по стаканчику – сильно попозже? Или перекусить сильно-сильно попозже?
– Отлично. БР просил, чтобы я заскочила на заседание «Здорового сердца – 2000». Отметиться.
– Ну да. Пуленепробиваемый жилет не забудь.
– Можешь мне поверить, я там не задержусь. В восемь?
– Отлично. Ты как насчет молодых крабов?
– Обожаю.
Хизер позвонила в разгар беседы с репортером и фотографом из «Молодого современника», которые, судя по их вопросам («Кого вы считаете воистину героическими курильщиками современной Америки?»), всей душой стояли за правое дело. С другой стороны, японцы замечательно терпимы во всем, что относится к курению: они даже разрешили рекламу сигарет в детских телевизионных программах. Может, попросить начальство о переводе в Токио?..
– Сегодня я не смогу с тобой пообедать, – сказала Хизер; голос у нее был деловитый, на заднем плане слышались обычные для газетного офиса звуки. Ну и слава богу. Ник вдруг сообразил, что пригласил на обед двух женщин сразу.
– Пустяки. Кстати, на следующей неделе мы начинаем кампанию против курения среди подростков, и я подумал, вдруг «Мун» захочет получить эксклюзивное интервью?
– Ник, я тебе уже говорила, я рекламой не занимаюсь.
– Послушай, мы совершаем экономическое самоубийство. По-твоему, это не новость?
– Для Опры, может быть.
– Что с тобой, ты боишься, что этот долдон из «Сан» заподозрит тебя в симпатиях к табачникам?
– Ну, это вряд ли.
– Ладно, – сказал Ник, – только не вини меня, если на пресс-конференции произойдет что-нибудь интересное.
– Например? Вы объявите, что курение приводит к раку?
– Можешь смеяться, – сказал Ник, – но мы только что получили результаты исследования, показывающего, что курение сдерживает развитие болезни Паркинсона. – И где оно опубликовано? В «Альманахе табачного фермера»?
– Половина моей работы, – положив трубку, сказал Ник «молодым современникам», – состоит в том, чтобы поддерживать добрые отношения с газетчиками. Какой прок от информации, если источником ее не являемся мы? Правильно?
Метрдотель «Иль Пеккаторе» провел Ника в ту же угловую кабинку, в которой он впервые завтракал с Хизер. Почему-то это внушило Нику надежду, что Хизер здесь нынче не объявится, – а впрочем, какого черта, объявится так объявится, разве он не может пообедать с сотрудницей?
Телохранительницы с неизменными сумками на липучке уселись поблизости, готовые превратить «Иль Пеккаторе» в скотобойню, если сюда вдруг нагрянет Питер Лор-ри со своей бандой терминаторов. Сегодня это были две чрезвычайно неразговорчивые дамы со стальными глазами, способные, предположительно, одолеть любого мужика. И все-таки – женщины-телохранители? Ник пожаловался Карлтону, но тот лишь ухмыльнулся и сказал: «Ники, можешь мне поверить, даже Годзилла дважды подумал бы, прежде чем отодрать этих малышек. Всякий, кто хотя бы заденет тебя плечом, тут же обратится в донора главных жизненных органов. То есть если у него такие останутся». Дженнет пришла, ужасно извиняясь, в восемь минут девятого и преподнесла Нику большую дорожную сумку с эмблемой «Здоровое сердце 2000».
– Двойной «Дьюар», – сказала она официанту, закурила «Перекати-Поле», затянулась и выпустила дым. – Господи, я уж и не чаяла выбраться оттуда живой. Кардиологи пошли на нас стеной. Ее передернуло.
– Я на их коктейли больше не хожу, – сказал Ник. – Отсиживаю свое на заседаниях, завтракаю с ними, но когда они начинают дуть шардонне и водку – увольте. Тут эти ребята становятся взрывоопасными.
– Там был Фаркли Крел, – сказала Дженнет. Крел был серым кардиналом сенатора Ортолана К. Финистера, его главным помощником, речеписцем и пресс-секретарем.
– И что же, он выплеснул свой стакан тебе в лицо или просто тебя игнорировал?
– Нет, он был очень учтив. Я подошла, протянула руку – он ее не пожал – и объяснила ему, что мы ждем не дождемся возможности проработать с ним вопрос о пассивном курении.
– Смелый поступок.
– А что мне оставалось? БР сказал – отметиться, я и отметилась… Крел посмотрел на меня так, словно я надушилась горчичным газом, и заявил: «Не сомневаюсь, что очень скоро нам придется прорабатывать множество вопросов».
– Так-так. И что это значит?
– Понятия не имею, однако я решила, что стоит позвонить БР и все ему рассказать. Потому и задержалась. БР велел Гомесу разобраться. Так вот, у Финистера есть служанка из Гватемалы, Розария. Работает на их семью еще с того времени, когда Ромул был президентом. И даже раньше, чуть ли не с девонского периода. В общем, она курит. И знаешь что?
– Лучше не говори.
– Вот именно. Врачи дают ей шесть месяцев, самое большее. Ник вздохнул.
– Ну хоть бы одну хорошую новость услышать. Спасибо и на том, что Полли с Бобби Джеем по временам сообщают что-нибудь приятное. То «60 минут» выпустят передачу о том, что красное вино предотвращает сердечные приступы, то какой-нибудь парень найдет достойное применение пистолету – серийного убийцу пристрелит, к примеру. Он сокрушенно покачал головой.
– Откуда Гомес узнал про служанку?
– Гомес? Ты шутишь? Гомес знает все. По-моему, он до сих пор работает на ЦРУ. Но что касается Финистера, тут у меня дурные предчувствия. На следующий год его ожидают перевыборы, а шансы у него хлипкие, вот ему и требуется какая ни на есть победа, и желательно легкая…
Ник помешал пальцем водку в своем стакане.
– Ладно, – склонившись к нему, сказала Дженнет, – давай поговорим о чем-ни-будь другом.
Принесли крабов, хрупких, нежных, хрустящих, чуть припорошенных имбирем, политых соусом из икры лобстеров. В карту вин Ник заглядывать не стал, просто спросил у официанта, нет ли у них тридцативосьмидолларового «Сансера», отлично зная, что оно есть, ибо проверил это еще до прихода Дженнет. Метрдотель, играя положенную роль, разворковался по поводу отличного выбора Ника. Вино оказалось нежным, но ударяющим в голову, сухим, но крепким, пикантным, но приятным, густым, но не слишком – в общем, таким, каким и следует быть вину ценой в тридцать восемь долларов.
– А ты хорошо разбираешься в винах, – сказала Дженнет, склоняясь к нему еще ближе.
– Не попросить ли еще бутылку?
– Непременно. А то ведь никто теперь не пьет. Никто не пьет, никто не курит…
Забравшись в машину, Ник сосредоточился на попытках не вывалиться из своей полосы и молился лишь о том, чтобы не нарваться на дорожных патрульных с анализаторами дыхания. Концентрация алкоголя в его крови выражалась к этому времени трехзначным числом.
– Выпьем по рюмочке на ночь, – сказала Дженнет.
– Хочешь, заедем в «Жокейский клуб»?
– Там слишком людно, – сказала Дженнет. – Как насчет твоей конуры? Она ведь на Дюпон-серкл?
– Точно. Дженнет коснулась его переключавшей скорость руки.
– Ну так вперед, – вкрадчиво сказала она.
– О-ох, – произнесла она.
– А-ах, – произнес он.
– У-ух, – произнесла она.
– О-оо, – произнес он.
– Я хотела этого с той минуты, как увидела тебя, – сказала она.
– У-мм, – ответил он. – У-рр.
– Хочешь, я тебя свяжу?
– М-м? Угу.
– Веревка найдется?
– Угу.
– Бельевая?
– Угу.
– А резиновый жгут?
– Угу.
– А лента для мусорных мешков? Ник сел.
– Нет. Может, зажжем хоть какой-то свет? Дженнет настояла на полной темноте. Послышался звук растягиваемой резинки.
– Ты что делаешь? – спросил он.
– Резиновые перчатки надеваю.
– Перчатки? Зачем перчатки?
– Люблю перчатки. Они такие сексуальные, – она прикусила мочку его уха.
– У-мм…
– Вот, – сказала она, вручая ему в темноте какую-то коробочку.
– Что это?
– Презервативы, – простонала она. – Самого большого размера.
– О-о-о.
Ник начал вскрывать коробку. Это не те ли, что светятся в темноте? Потому она и захотела выключить свет?
