Сергей Преображенский - Семь снов черного кота
По совету Пифагора он иногда жевал мох, и тогда приходили сны, настолько яркие и четкие что их можно было принять за явь. Работе они не мешали, он засыпал буквально на доли секунды, по инерции продолжая катить камень, но за эти мгновения успевал побывать, то программистом в банке, то черным котом на ящике возле магазина, то вообще черт знает кем.
Однажды когда они с Сизифом спускались с горы, дорогу им преградили роскошные носилки украшенные золотом и драгоценными камнями. Носилки несли четыре здоровенных негра в набедренных повязках из леопардовых шкур. Рабы поставили носилки, откинулась парчовая занавеска, и на землю сошла небесной красоты женщина в белом шелковом платье. На пальцах ее сверкали изумруды, а золотую диадему в волосах украшали бриллианты и рубины. Плотников невольно вспомнил предупреждение Сизифа насчет женщин — возникшее вдруг желание и впрямь было настолько острым, что у него буквально потемнело в глазах.
- Привет Плотников! — сказала красавица, и только тут Валерка понял, что перед ним Лиля.
- Здравствуй! — ответил он, стараясь говорить как можно спокойней — Как успехи?
- Как видишь! Я теперь первая наложница в гареме! — гордо сообщила Лиля, — Хозяин для меня ничего не жалеет, готов исполнить любую мою прихоть. Кстати, Сашке бассейн с крокодилами заменили на галеры, а потом я выкупила его и устроила к нам. Он теперь старший евнух. А ты я смотрю, все камни таскаешь?
- Каждому свое! — сказал Валерка.
- Хочешь, я поговорю с Хозяином, он возьмет тебя во дворец?
- Евнухом?
- Ну почему сразу евнухом? — возмутилась Лиля, — А хоть бы евнухом, все лучше, чем камни таскать!
- Не камни, а камень. Мы с Сизифом всегда катим один и тот же камень.
- И не надоело?
Валерка пожал плечами.
- Так ты что, отказываешься?
- Ты извини, я бы конечно поговорил с тобой еще, но мне надо работать!
- Жаль, — сказала Лиля, — а ты знаешь, из наших ушлепков ты мне больше всех нравился!
Она подошла к Плотникову и, встав на цыпочки, поцеловала в щеку, потом села в носилки и задернула занавеску…
Сон седьмой. МУХА
Антон Пухов стоял у окна и смотрел, как муха бьется о стекло. Вначале он хотел ее раздавить, но потом передумал, настроение итак было достаточно мерзкое. И, кроме того, где–то в уголке сознания мелькнула странная мысль, что тот, большой и сильный, там, наверху, который все видит и все знает, тоже не станет давить его до конца, по крайней мере, сейчас. Он взял со стола лист бумаги, сложил его лодочкой и подтолкнул глупое насекомое к открытой форточке. Если бы кто–то поступил точно также и с ним, Антон не стал бы возражать. Выход где–то был, он это чувствовал, и, скорее всего где–то рядом, просто его зрение было настолько сужено, что он не в силах был его разглядеть.
Муха вылетела на улицу, но на душе почему–то осталось все тоже тоскливое ощущение…
* * *
С некоторых пор в жизни Антона стали происходить события, которые… как бы это сказать, никоим образом не вписывались в его генеральный план. А началось все с того…
Да началось все, пожалуй, с того, что он случайно в подземном переходе встретил своего школьного друга Сашку Горохова. Тот пригласил Антона к себе отметить встречу, благо, что его жена с ребенком были на даче.
Как водится в таких случаях, друзья заскочили в магазин и вот уже через пару часов изрядно поддатые они сидели на Гороховской кухне и вспоминали счастливые годы детства.
- Горох, а ты помнишь, как Полосаткин притащил в школу 12 градусников и разбил их? — спросил Пухов, — Ну чтобы контрольную не писать. Потом еще МЧС приезжала и дегазацию проводила, три дня школа была закрыта!
- Какой еще Полосаткин? — пробормотал Сашка с пьяным недоумением.
- Ты что? Васька Полосаткин, из 7–го «Б», мы его еще Матрасом называли!
- Да не помню я никакого матраса! — ответил Горохов и потянулся за бутылкой, но на полпути его рука неожиданно зависла, он как–то странно посмотрел на Антона и вдруг совершенно трезвым голосом проговорил:
- Слушай, Пух, а у тебя никогда не было такого ощущения, что ты это вовсе не ты?
- В каком смысле? — проговорил Антон, тоже неожиданно трезвея.
- С некоторых пор меня буквально преследует очень странное чувство, будто бы я это не я. Просто наваждение какое–то! Сейчас объясню.
Я думаю, ты понимаешь, что твое сознание, твое «Я» это вовсе не твои руки, ноги, тело, и даже не твой мозг, а та информация, которая в нем хранится.
- Допустим, — кивнул головой Антон.
- Тогда, для того чтобы твое «Я» всегда оставалось твоим «Я» эта информация у тебя голове не должна изменяться. Но ведь это не так! Каждый день ты узнаешь что–то новое, и в то же время что–то забываешь. Без этого нельзя, ведь надо же освобождать место для новой информации. И вот в один прекрасный день ты вдруг понимаешь, что тот мальчик, который двадцать лет назад с большим букетом гладиолусов первый раз пришел в школу и ты — это разные люди!
- Конечно разные, я это всегда знал! — согласился Антон.
- Да нет, ты меня не понял! — рассердился Горохов, — Не просто разные люди, а разные «Я»! То «Я» мальчика с букетом умерло, а появилось другое «Я», которое сейчас сидит здесь и разговаривает с тобой. Это новое «Я» просто помнит кое–что про того мальчика, да и то не очень хорошо, а так, какие–то обрывки. Ну, вот представь, ночью с помощью какого–то фантастического копира делают твою копию, а тебя самого уничтожают. Если копия сделана достаточно хорошо, то естественно никто из окружающих такой подмены не заметит. Так? Но главное и сама копия будет абсолютно уверена, что она и есть, настоящий Антон Пухов! И доказать ничего нельзя! Да что там доказать, просто понять для себя — ты копия или настоящий?
- Я настоящий, а ты копия! — сказал Антон и как–то не очень умно хихикнул.
- Да я серьезно! — не оценил юмор Горохов, — Ты знаешь, мне даже кажется, что каждую ночь, когда я засыпаю, мое «Я» там, внутри моего мозга умирает. А утром вместо него появляется уже другое «Я», которое хотя и помнит кое–что про то вчерашнее «Я», но не все. А то что оно, мое сегодняшнее «Я» не помнит… может быть это и есть самое главное? Мы уже с тобой как–то на эту тему говорили: есть текущая информация, которая легко приходит и легко забывается, а есть образующая личность, системная. Так вот я и думаю, а вдруг то, что не помнит мое сегодняшнее «Я» это что–то системное?
- Ну, уж Поласаткин с градусниками точно не системная информация! — успокоил друга Антон.
- Может быть, — согласился Горохов, — хотя я теперь уже ни в чем не уверен. Я даже стал бояться спать, только засну и сразу просыпаюсь! Только не надо говорить, что мне надо лечиться! Я и сам понимаю, что это паранойя, но к врачам не пойду, не хочу, чтобы кто–то посторонний копался у меня в голове…
* * *
Через неделю после этого разговора от Пухова ушла жена. Просто собрала вещи и ушла, к какому–то бизнесмену с которым, как оказалось, она была «знакома» (она так и сказала «знакома») уже около года. А спустя еще три дня его выгнали с работы. Какой–то гад накапал на Антона, что тот скачивает из Интернета похабные видео–файлы. И хотя это была неправда, файлы были вполне пристойные, никто разбираться не стал.
Он долго и безуспешно искал работу, деньги кончились, занять было не у кого. А тут еще как назло грянул кризис и похоронил последние надежды.
Правда сегодня на какое–то время Пухову вдруг показалось, что судьба начала поворачиваться к нему лицом.
Объявление в газете было лаконичным: «Требуется программист. Зарплата высокая». Он позвонил по указанному телефону, и после непродолжительных переговоров его пригласили на собеседование.
Здание, где размещалась фирма, ему понравилось — новое, высокое, и даже с башенкой. И внутри тоже все было новое, красивое и, наверное, очень дорогое. Но дальше дела пошли хуже. Когда Пухов вошел в приемную, секретарша болтала по телефону, она взглянула на Антона небесной голубизны глазами и, прикрыв ладошкой трубку, проговорила:
- Генеральный директор сейчас занят, подождите, пожалуйста!
Пухов уселся на стул и приготовился ждать, а девушка между тем продолжила свой разговор по телефону.
- Так вот, только я села в самолет, по трансляции объявляют, что в самолете заложена бомба! Нас вернули назад в аэропорт, там нас завели в специальную комнату и заставили раздеться, прощупали всю нашу одежду… Что? Нет, мужчин досматривали отдельно, в другой комнате…
Прошло десять минут, а секретарша все продолжала рассказывать о своей поездке в Турцию.
- Извините, а вы не могли бы узнать, может быть, генеральный директор уже освободился? — не выдержал, наконец, Антон.
- Да, конечно, — ответила секретарша, тут же оторвавшись от телефона, — Проходите! — и она показала рукой на дверь. Он вошел, и честно говоря, не сразу понял, что сидевшая за большим столом молодая красивая женщина и есть генеральный директор.