Исмаиль Кадарэ - Генерал армии мертвых
— Как вы себя чувствуете?
— Плохо, — сказал генерал. — А вы?
— Я тоже неважно.
Генерал-лейтенант затянулся и вынул трубку изо рта.
— Прежде всего, хотя и прошло уже довольно много времени, я хотел бы принести вам свои извинения за тот прошлогодний инцидент, — сказал он, глядя в сторону. — Мне вручили ваш протест. Но я заверяю вас — это случилось не по моей вине, и я очень сожалею об этом.
Генерал рассеянно посмотрел на него.
— А кто же был виноват? — спросил он.
— Мой компаньон. Это он напутал. И не только в тот раз. Пойдемте, посидим где-нибудь. И я все вам расскажу подробно.
— Извините, у меня сейчас нет времени. Поговорим здесь.
— Тогда лучше отложим до вечера. А как у вас все прошло?
— Я же сказал — плохо, — повторил генерал. — Дороги были очень плохие.
— Да, да…
— Кроме того, у нас умер рабочий.
— Умер? Почему? Несчастный случай?
— Заразился.
— Каким образом?
— Толком так и не выяснили. Наверное, поцарапался обломком кости или ржавым осколком.
Генерал-лейтенант удивленно покачал головой.
— Вы, конечно, выплатите семье компенсацию?
Генерал кивнул.
— Никогда мне еще не доводилось видеть столько гор, — сказал он немного погодя.
— А сколько их у вас еще впереди.
— Нет, мы уже все закончили, — сказал генерал. — Это был последний маршрут.
— Закончили? Вот здорово. Ну, значит, это мне доведется увидеть их снова.
— Повсюду горы, а молодежь разбивает на них террасы. Вы видели?
— Ну да. Копают, все время копают.
— Насыпают новые поля, будут опять выращивать хлеб.
— Я видел в одном месте, что они засеяли даже железнодорожную насыпь.
— Где они только не сеют. Похоже, им не хватает земли.
— Наверняка они рады, что мы забираем солдат.
— Да. Опустевшие кладбища они тут же распахивают. Это они называют «дегероизировать» землю.
Генерал засмеялся.
— А у вас как дела? — спросил он.
— Плохо, — ответил тот. — Мы уже больше полутора лет кружим по всей Албании, но до сих пор очень мало сделали.
— У вас возникли какие-то трудности, вы говорили.
— Да, трудностей у нас хватает, — сказал генерал-лейтенант, глубоко вздохнув, — а тут еще это происшествие.
— Какое происшествие?
— Очень неприятное. Видите, я брожу в одиночестве? Постойте-ка. Вот что я хотел вас спросить — где же ваш коллега, святой отец?
— Я думаю, наверху, в отеле.
Генерал-лейтенант засмеялся.
— А я было подумал о худшем, — сказал он. — Потому что мой мэр, похоже, попал в неприятную историю.
— Что с ним случилось?
— Его срочно вызвали, — сказал генерал-лейтенант. — Уже несколько недель из-за него приостановлены поиски.
— Почему его вызвали?
— И тут еще разразился скандал в печати! Черт бы его побрал.
— Он присвоил казенные деньги?
— Хуже, — сказал генерал-лейтенант. — Гораздо хуже.
— Вы меня заинтриговали.
— Вы ведь знаете, у нас не было точных данных, — продолжал генерал-лейтенант. — Очень многие семьи, особенно семьи офицеров, похоже, обещали вознаграждение тем, кто будет заниматься поисками останков. Только не мне, конечно, — добавил он со смехом, — никто не осмелился бы предложить мне вознаграждение. Но моим подчиненным наверняка обещали.
— Вполне возможно, — сказал генерал.
— Да так оно, наверное, и было. Но самое скверное не в этом. В конце концов, каждый имеет право вознаградить чужой труд, и в этом нет ничего предосудительного. Как вы считаете?
— Совершенно с вами согласен.
— Самое скверное в другом… Если бы мы останки солдат не отправили сразу на родину, а собирали бы все вместе, как это делали вы, то, возможно, ничего бы и не произошло.
— Мы сформировали целую армию, — сказал генерал.
— Если бы мы не посылали солдат сразу же, небольшими группами, то путаница не скоро бы обнаружилась, вряд ли кто-нибудь заметил, что длина скелета, собранного из костей, не соответствует росту убитого солдата.
— Кто это обнаружил? — спросил генерал.
— Очевидно, сначала одна семья случайно установила этот факт, но ведь достаточно возникнуть подозрению, и все уже само крутится, и конца этому не видно.
— Теперь я понимаю, — сказал генерал. — Иными словами, ваши подчиненные не всегда устанавливали личность солдата.
— Точнее, они поставили на неопознанных останках фамилии солдат, о поиске которых просили особо. Словом, если все это правда, то это настоящее мошенничество. Семьям посылали чужке останки.
— И все это делалось умышленно и хладнокровно?
— Похоже, что да, поскольку от моего мэра до сих пор нет никаких известий.
— Он знал, зачем его вызывают?
— Нет. Он получил телеграмму, в которой ему сообщили, что его жена заболела. А потом я получил письмо от одного приятеля из министерства. Скверная история.
— Грязная история, — сказал генерал.
— Кроме того, во многих черепах не хватает золотых зубов, — сказал генерал-лейтенант.
— Вы не вели протокол во время вскрытия могил?
— Нет, — сказал генерал-лейтенант. — Не регистрировались ни зубы, ни золотые кольца, которые могли быть случайно найдены.
— Действительно скверная история.
— Я умираю от скуки, — сказал генерал-лейтенант. — Я здесь совсем один. Как я вам завидую — вы завтра улетаете. По вечерам я совершенно не знаю, куда себя деть. Это еще хуже, чем скитаться по горам и ночевать в палатке.
— Ничего не поделаешь.
— Полтора года мы, как геологи, обследовали гору за горой, долину за долиной. А теперь эта история напоследок.
— Вы хорошо сказали: как геологи.
— И подумать только, какой минерал мы ищем, — сказал генерал-лейтенант. — Минерал, созданный смертью.
Генерал усмехнулся.
— Прошу меня извинить, — сказал он, взглянув на часы. — Я очень спешу.
— Да, сегодня суетный день.
— Как всегда, в преддверии праздника.
— По-видимому, это у них самый большой праздник.
— Да. Праздник освобождения, как они его называют.
— Ну, идите, генерал, не смею вас больше задерживать. Надеюсь, увидимся вечером.
Генерал собрался уже шагнуть в лифт, но в последний момент обернулся:
— А можно что-нибудь сделать с теми одиннадцатью солдатами? — спросил он.
Генерал-лейтенант пожал плечами.
— Трудно, очень трудно.
— Почему? У вас должны быть адреса, куда вы их отправляли.
Генерал-лейтенант печально улыбнулся.
— Вы только подумайте, коллега, какая будет драма в этих семьях, когда у них потребуют останки обратно…
— И все-таки, — сказал генерал.
— Кроме того, драма в семье — это ерунда по сравнению с юридическими формальностями, — сказал генерал-лейтенант. — Впрочем, вечером мы обо всем потолкуем.
— Хорошо, — сказал генерал, входя в лифт.
Глава двадцать четвертая
В четверть шестого банкет закончился. Генерал подождал, пока все гости разойдутся. Оставшись наедине со священником, он выпил одну за другой две рюмки коньяку и ушел из зала, не попрощавшись.
И эта формальность позади, с облегчением подумал он, выходя на улицу. Прием прошел довольно холодно, но, как бы то ни было, все уже позади.
Он поблагодарил албанские власти от имени своего народа, от имени тысяч матерей за оказанную помощь, а депутат Народного собрания, тот, который встречал их когда-то в аэропорту, сказал в ответной речи, что они выполняли свой человеческий долг перед народом, с которым хотели бы жить в мире. Затем они чокнулись, и в легком хрустальном звоне бокалов послышался отзвук далекой артиллерийской канонады. И все, кто был на банкете, услышали эту канонаду, но никто не подал виду.
Он брел по тротуару, пробиваясь сквозь плотную толпу, заполнившую улицы, и сквозь шум большого города до него доносилась чужая речь.
На площади Скандербега шел концерт. Сцену возвели перед Дворцом культуры. Над сценой, на белых мраморных колоннах, были установлены прожекторы.
Он приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть. Сзади, с балкона Исполкома, светили два прожектора, а где-то чуть дальше трещала кинокамера. Похоже, снимали фильм.
Генерал смотрел на танцующих на сцене артистов, но мысли его были далеко.
В этом нежном хрустальном звоне, думал он, был и грохот пушек, и стрекотание пулеметов, и скрежет штыков, и позвякивание солдатских котелков поздно вечером, в час, когда раздают ужин. Все было в этом нежном звоне, и все это услышали, потому что не услышать это было невозможно.
Он почувствовал резь в глазах от яркого слепящего света прожекторов и стал выбираться из толпы. Лучи прожекторов метались то вверх, то вниз, а иногда начинали шарить прямо по лицам людей, и люди обеспокоенно оглядывались, отворачивались от яркого света.
