Герман Брох - 1888 Пазенов, или Романтика
Известия из дома о болезни отца были по-прежнему неутешительными. Он больше никого не узнавал: просто существовал, Иоахим поймал себя на отвратительно приятном представлении, что сейчас в Штольпин можно не опасаясь отправить любое письмо, представил себе картину, как почтальон с сумкой заходит в комнату и как старик, ничего не соображая, роняет письмо за письмом, даже если бы среди них находилось извещение о помолвке, И это было своего рода облегчением и смутной надеждой на будущее,
Возможность снова встретиться с Руценой пугала его, хотя иногда, когда он возвращался домой, ему было просто трудно представить, что он не увидит ее у себя дома. Впрочем, теперь он каждый день ждал известий от нее, поскольку дело о пенсии с адвокатом Бертранда он уже обсудил и следовало предполагать, что Руцена об этом уже извещена. Вместо этого он получил письмо от адвоката, в котором говорилось, что дарение получателем не принимается. С этим нельзя было смириться; он отправился к Руцене; дом, лестница и квартира действовали на него крайне угнетающе, с какой-то даже пугающей тоской, Он опасался, что ему снова придется стоять перед закрытой дверью, может быть, даже его будет прогонять какая-нибудь уборщица, и ему было так неприятно вторгаться в комнату да-мы, что он просто спросил, дома ли она, постучался и вошел. Комната и сама Руцена были в беспорядочном и неубранном состоянии, все выглядело перерытым и запущенным. Она лежала на диване, устало жестикулируя, словно знала, что он придет; Руцена вяло проговорила: "Брать от тебя ничего в подарок, Кольцо оставлять мне. Память". Иоахиму никак не удавалось отыскать в своем сердце сочувствие; если еще на лестнице у него было намерение объяснить ей, что он по существу не понимает, в чем она его обвиняет, то теперь он был просто зол; во всем этом он мог видеть одну лишь запущенность и ничего более. Но он все-таки сказал: "Руцена, я не знаю, что, собственно, случилось..." Она злорадно ухмыльнулась, и в нем снова поднялась злость на ее запущенность и неверность, на то, что она поступила с ним жестоко и несправедливо. Нет, продолжать уговаривать ее -- лишено смысла, поэтому он сказал только, что для него невыносимо будет знать, что ее судьба не обеспечена хоть в какой-то степени, что он сделал бы это уже давно и независимо от того, были бы они вместе или нет, и что сейчас ему сделать это было бы проще, поскольку он -- это он добавил с умыслом -- должен вскоре унаследовать имение и получить больший доступ к деньгам, "Хороший человек,-- сказала Руцена,-- иметь только плохой друг". В конце концов так в глубине души считал и Иоахим, но поскольку в такое он не собирался ее посвящать, то он просто возразил: "Ну почему Бертранд должен быть плохим другом?" "Вредить словом",-- ответила Руцена. Казалось заманчивым создать вместе с Руценой совместный фронт против Бертранда, но не было ли и это еще одним искушением сатаны и интригой Бертранда? Руцена, очевидно, почувствовала это, потому что сказала: "Тебе необходимо быть осторожным перед ним". Иоахим промолвил: "Мне известны его ошибки". Она выпрямилась на диване, и теперь они сидели на нем рядом. "Бедный хороший мальчик не может знать, какой плохой бывать человек", Иоахим заверил ее, что он это очень даже хорошо знает и его не так легко ввести в заблуждение. Какое-то время они разговаривали о Бертранде, не упоминая его имени, а поскольку им не хотелось заканчивать разговор, то они не отклонялись от темы, пока тоскливая печаль, скользившая в их словах, не начала нарастать и в нее не погрузились их слова, соединившиеся в один поток со слезами Руцены, который увеличивался и замедлял свой бег. У Иоахима в глазах тоже дрожали слезы. Оба они оказались беспомощными перед бессмысленностью бытия, поскольку замкнулись каждый в себе, так что больше не могли надеяться на взаимную помощь. Они не решались взглянуть друг на друга, и Иоахим наконец печальным голосом тихо проговорил: "Прошу тебя, Руцена, возьми хотя бы деньги", Она ничего не ответила, но взяла его руку в свои, Когда он наклонился к ней, чтобы поцеловать, она наклонила голову так, что он попал губами между шпилек в ее волосах, "Иди сейчас,-- сказала она,-- быстро иди". И Иоахим молча вышел из комнаты, в которой уже стало темнеть.
Он сообщил адвокату, чтобы тот еще раз отправил свидетельство о дарении; может быть, в этот раз Руцена его примет. Та нежность, с которой он и Руцена простились, произвела на него куда большее впечатление, чем та беспомощная злость, в которую повергло его не поддающееся осмыслению ее поведение. Оно и сейчас по-прежнему оставалось непонятным и пугающим. Его мысли о Руцене были полны приглушенного страстного стремления к ней, полны той противоречивой тоски, с какой он в первые годы в кадетской школе вспоминал о родительском доме и о матери. Не у нее ли сейчас тот толстяк? Поневоле ему вспомнилась шутка, которой отец оскорбил Руцену, он и здесь увидел проклятье отца, который, будучи сам больным и беспомощным, прислал теперь своего заместителя. Да, и по Божьей воле исполняется проклятие отца, а это значит, что следует смириться. * Иногда он предпринимал слабую попытку вернуть Руцену; но когда до ее дома оставалось пройти пару улиц, он всегда возвращался обратно или сворачивал куда-нибудь, попадал в пролетарский квартал или в круговерть на Александерплац, а однажды он даже оказался у Кюстринского вокзала. Сеть снова слишком запуталась, все нити выскользнули у него из рук. Единственная отрада-- уладилось дело с пенсией, и Иоахим проводил теперь много времени у адвоката Бертранда, гораздо больше, чем требовалось в интересах дела. Но потраченные часы были своего рода успокоением, и хотя адвокату эти скучные и даже где-то бессодержательные визиты, вероятно, не доставляли удовольствия и Иоахим ничего не узнавал о том, что надеялся узнать от представителя Бертранда, но все-таки адвокат не имел ничего против, чтобы остановиться на имеющих очень условное отношение к делу или даже почти что частных проблемах своего знатного клиента, он проявил по отношению к нему ту профессиональную заботливость, которая, хоть и мало напоминала заботливость врача, но, тем не менее, благотворно воздействовала на Иоахима. Адвокат-- немногословный господин без бороды -- хоть и являлся адвокатом Бертранда, был похож на англичанина. Когда наконец со значительным опозданием пришло заявление Руцены о приеме дарения, адвокат сказал: "Ну что ж, теперь мы это имеем. Но если бы вы, господин фон Пазенов, поинтересовались моим мнением, то я бы вам посоветовал освобождаться от имеющей на что-нибудь право дамы вместо того, чтобы выделять соответствующий капитал на пенсию". "Но,-- возразил ему Иоахим,-- я как раз обсуждал эту проблему, связанную с пенсией, с господином фон Бертрандом, поскольку..." "Мне известны ваши мотивы, господин фон Пазенов, я знаю также, что вам не очень нравится -- простите мне это выражение -- брать быка за рога; но то, что я предлагаю -- в интересах обеих сторон; для дамы -- это приличная сумма денег, которая при известных обстоятельствах обеспечит ей лучшую жизненную основу, чем пенсия, для вас же -- это вообще радикальное решение". Иоахим впал в сомнения: а хотел ли он радикального решения? От адвоката не укрылись его колебания: "Если мне позволено будет коснуться приватной стороны вопроса, то мой опыт подсказывает, что предпочтение всегда целесообразно отдавать решению, которое позволяет считать имеющиеся отношения несуществующими.-- Иоахим бросил на него удивленный взгляд-- Да, господин фон Пазенов, несуществующими. А традиция, вероятно, все же самая лучшая путеводная нить". В голове крепко засело это слово "несуществующие". Было просто примечательно, что Бертранд устами своего заместителя изменил собственное мнение и даже признал теперь традицию чувства. Почему он это сделал? Адвокат добавил: "Стоит подумать над этой проблемой и с этой точки зрения, господин фон Пазенов; к тому же в вашем положении уступка части капитала не имеет абсолютно никакого значения". Да, в его положении; чувство родины снова шевельнулось в душе Иоахима теплой и успокаивающейся волной. В этот раз он оставил контору адвоката в особенно хорошем расположении духа, можно даже сказать, в приподнятом настроении, с ощущением собственной значимости. Путь свой он еще не различал с полной ясностью, потому что все еще барахтался в сетях невидимого, которые, казалось, накинули на этот город всего того невидимого, что нельзя было уловить и что делало приглушенную и еще не ушедшую тоску по Руцене бессодержательной, наполняя ее тем не менее новым, пронизанным страхом содержанием, соединяя его самого таким новым и таким нереальным образом с Руценой и с миром городского, что сеть ложного блеска становилась сетью страха, которая раскинута вокруг него и в большой путанице которой таилась угроза, а теперь и Элизабет, возвращаясь в мир городского, что был ей чужд, попадала в эти сети, нетронутая и девственная, запутавшаяся в дьявольском и неуловимом, повязанная его виной, вовлеченная им, который не может освободиться из невидимых объятий зла; так что все еще существовала yгpoза смешения света с тьмой, если даже невидимого и отдаленного, если даже неустойчивого и неопределенного, то все-таки грязного, того, что вытворял отец в доме матери со служанками. Но, невзирая на все это, Иоахим, выйдя из конторы адвоката, ощутил перемену, ибо возникало впечатление, словно бы Бертранд был уличен во лжи устами своего собственного представителя: это был Бертранд, именно Бертранд, который стремился заманить его в сети невидимого и неуловимого, а теперь его представителю самому приходится признать, что какой-то там Пазенов занимает совершенно иное положение, вне города и толчеи, даже если считать весь этот беспорядок несуществующим. Да, это было сказано Бертрандом через своего представителя, так что теперь зло, в конце концов, само поднимает руки, ведь зло все еще покорно воле Божьей, которая устами отца требует уничтожения и несуществования того, что было проклято отцом. Зло оказывается битым, и если оно все еще не отрекается от своих намерений относительно Элизабет, то ему самому придется позаботиться о том, чтобы оно последовало распоряжению отца. И, не посоветовавшись с Бертрандом лично, Иоахим принял решение уполномочить адвоката организовать выплату денег.
