Андрей Матвеев - Случайные имена
Но тут, как и положено по всем правилам игры, раздается стук в дверь.
— Войдите, — вальяжно разрешает Александр Сергеевич и видит приветливо улыбающееся лицо хозяина, говорящего ему, что уже приехал Фарт и они ждут своего гостя к завтраку, да и поговорить надо, ибо есть у Фарта кое–какие идеи, которые он хотел бы обсудить с г-ном Алехандро, если тот, конечно, не против, но как Александр может быть против, когда ему даже за завтрак заплатить нечем, если хозяину вздумается потребовать с него эту самую плату, так что вальяжность исчезает, и А. С. Лепских быстренько спускается вслед за хозяином в гостиничный ресторан, где за угловым столиком уже поджидает гроза–рейнджер, вот только одетый сегодня в штатский костюм, на нем темно–синие штаны плотного хлопка, так похожие на джинсы, и такая же рубашка с незатейливой вышивкой на левом кармане, лишь золотой значок с молнией, приколотый на левом же отвороте воротника, говорит о принадлежности Фарта к рядам бравых блюстителей закона и порядка.
Стол, между прочим, накрыт, стоят на нем разнообразнейшие мисочки–тарелочки, аппетитно, кстати говоря, дымящиеся, да и Фарт аппетитно дымит тонкой длинной сигарой черного цвета (как позже узнает Алехандро, рядом с Тапробаной, на клочке земли в несколько квадратных километров, произрастает замечательный табак, из которого на местной фабрике свертывают вручную безумно дорогие по цене, но и великолепные по своим качествам сигары, которые поставляются даже ко двору их герцогских высочеств, ибо сама Стефания Альворадо не против выкурить в день парочку сигар — одну утром, после завтрака, другую, естественно, после ужина, сидя в каминной зале дворца с кем–нибудь из советников и обсуждая насущные проблемы управления государством за стаканом доброго хереса или мадеры, ибо лишь подобные напитки употребляет герцогиня Стефания, да еще импортные шампанское и коньяк, которые присылают ей из той самой страны, которая и инспирировала пятьдесят лет назад… но сколько можно, так и хочется сказать мне, пытаясь выбраться из очередного нагромождения причастных и деепричастных, столь же прихотливо свивающихся в странный узор, как странен и прихотлив был предутренний сон Александра Сергеевича, ибо фантастическая фея, вдруг встряхнув гривой каштановых, пышных волос, еще раз улыбнулась ему, что–то вновь произнеся своим низким, чуть хрипловатым голосом, а ведь такой голос бывает у курильщиков (и курильщиц) тапробанских сигар, но ничего этого Алехандро пока не знает, да и сигару — длинную, узкую, черную, свернутую вручную — курит впервые в жизни, ожидая услышать, что за идеи возникли за ночь в фартовой голове, ибо понимает, что от идей этих может зависеть и его, г-на Лепских, судьба).
— Ну как, вкусно? — спрашивает хозяин, когда Александр Сергеевич, плотно откушав, отодвигает от себя уже ненужный прибор и бросает на стол смятую полотняную салфетку.
— Замечательно! — искренне говорит Алехандро, посматривая то на хозяина (может, все же придумать ему имя? Хорошо, пусть он будет дядюшкой Го, лишь один слог и больше ничего, дядюшка Го, любитель играть в го, иначе в скруж…), то на стража дороги тире ловца местных контрабандистов и прочие цветастые выраженьица из предыдущий главы.
— Алехандро, — вдруг торжественно прерывает его Фарт, — послушай. Я тут подумал ночью и понял, что ты отнюдь не из провинции, не так ли? — (Стоит ли писать, что сердце г-на Лепских внезапно дрогнуло, потом бешено застучало и внезапно замерло в ощущении чего–то ужасного, когда можно просто сказать, что испуганный этой фразой Александр попытался было исчезнуть, но ничего не вышло.) — Только ничего не говори, — продолжал Фарт, — а послушай. По тебе сразу видно, что ты человек образованный (Алехандро саркастически кивнул головой), а в провинции таких почти нет, да и не в этом дело. Интуиция мне говорит, что ты не оттуда… По правилам, я тебя должен, конечно, сдать в отдел безопасности, вдруг ты шпион (тут Лепских опять погрузился в отчаяние), но не всегда можно играть по правилам, ибо на шпиона ты не похож, да и в скруж играешь здорово, да и дядюшке Го понравился, а он человек старый, и интуиция у него получше, чем у меня. Так что мы даже спрашивать тебя не будем, как ты к нам попал и откуда, раз попал — значит, надо было, а вот помочь мы тебе хотим, только для этого надо знать, что ты умеешь делать?.. — И Фарт взял очередную черную сигару родом из Тапробаны.
Александр Сергеевич втянул в себя воздух, набрался мужества и внезапно сделал то, что отнюдь не собирался делать, против моей воли, против всего задуманного плана игры, разрушая сюжет, пуская его под откос, взрывая, переиначивая, разменивая на солнечные зайчики, столь странные в этот холодный и пасмурный день поздней элджернонской осени, когда невозможно открыть окно, ибо стылый воздух сразу же начинает морозить пальцы и машинка заикается, путает буквы и целые слова, и столь же путаный шум проезжающих машин заставляет меня вновь вернуться к Александру Сергеевичу, между прочим, давно уже рассказывающему Фарту и дядюшке Го историю своего появления на дороге в Элджернон, они слушают, что называется, разинув рты (двумя удивленными пингвинами застыв за столом, как сказал бы Пьер Делаланд), на лицах нескрываемое удивление, когда же Алехандро, раскрутив бечеву обратно, добрался до премии Крюгера и пояснил, за что она ему была присуждена, то дядюшка Го вдруг вскричал «великолепно!» и захлопал в ладоши, да так сильно, что одинокий постоялец за соседним слева столиком, уже приступивший к чтению газеты («Элджернонская хроника. Специальный выпуск») и чашке кофе, неодобрительно посмотрел в их сторону, но вновь переключился на тщательное изучение беловато–серых полос, а дядюшка Го, попросив извинения, предложил Александру Сергеевичу продолжать рассказ, который (по дословному выражению хозяина гостиницы) «столь же прекрасен, как чтение «Амфатриды», причем значение последнего понятия он так и не объяснил.
— А что в этом великолепного? — поинтересовался вдруг Фарт, но дядюшка Го отмахнулся, и Александр Сергеевич продолжил, хотя мало что мог еще добавить, ибо и Феликс Иванович Штампль успел к этому моменту посетить ресторан гостиницы «Золотой берег», продемонстрировав всем присутствующим парочку мрачновато- окровавленных клыков, и Катерина Альфредовна, прошелестев платьем, отбыла восвояси, да даже и приятель, тот, что серо–замшевый, сыграл с Алехандро партию в го прямо за столиком, чем вызвал неподдельный интерес со стороны Фарта, уже разобравшегося, что го это есть скруж, а скруж, соответственно, го и поинтересовавшегося наконец (доска сложена, да и фишки/кубики убраны с глаз долой), что умеет Александр Сергеевич делать еще, кроме преподавания литературы средних веков и — соответственно — изучения эстетических интерпретаций образа дьявола в литературе того мира, в котором Фарт, равно, как и дядюшка Го, так же, между прочим, отметивший мастерство серо–замшевого, как даже сама светлейшая герцогиня Стефания (тут Фарт вдруг закрыл глаза, как бы произнося про себя молитву) никогда не бывали, да и не будут, ну что, продолжал он допытывать г-на Лепских, и г-н Лепских вынужден был коротко ответить:
— Ничего!
И тут за столом повисла пауза (маленькая радуга, накрывшая собой мисочки и тарелочки, уже опустевшие и потерявшие всю свою привлекательность), а потом дядюшка Го сказал:
— Фартик, а у меня тоже есть идея!
— Какая же? — спросил расстроенный Фарт.
И дядюшка Го поведал, что намедни (то есть третьего дня, то есть буквально накануне явления Александра Сергеевича в их хмурую элджернонскую осень) он прочитал в «Элджернонской хронике», что вновь открываемый Тапробанский университет, закрытый в свое время узурпаторами, объявляет конкурсный набор преподавателей на несколько отделений, включая и отделение словесности, где отбор, между прочим, будет вести сам Себастьян Альворадо, знаменитый наш писатель (да, если Александр еще не читал его бестселлер «У бездомных нет дома», то он просто должен его прочитать, это прекрасная, более того, это воистину великая книга, не так ли, Фарт? Фарт книги не читал, но на всякий случай согласился) и сын правящей герцогини Стефании (тут уже дядюшка Го на мгновение закрыл глаза, как бы произнося про себя молитву), и почему бы их новому другу не рискнуть и не подать прошение о зачислении в штат отделения словесности Тапробанского университета, ведь жить на что–то надо, а вернуться назад, как понял дядюшка Го, г-ну Алехандро будет более, чем затруднительно, ну так как идея?
— Хороша! — сказал Фарт, восторженно переводя взгляд с дядюшки Го на Александра и с Александра на дядюшку Го.
— Хороша–то хороша, — грустно вымолвил Алехандро, — только из нее ничего не выйдет…
— Почему? — в один голос воскликнули Фарт и дядюшка Го.
— Так ведь я ни бельмеса, что называется, в вашей словесности, ведь я и про Дзарос лишь только утром хоть что–то узнал, мне самому учиться надо, а не учить… — И Алехандро все так же грустно покачал головой, будто говоря: нет уж, куда мне в Тапробанский университет, мне бы чего попроще, тарелки мыть на кухне у дядюшки Го, что ли?
