Владимир Спектр - Наезд
И отключил мобильный. И положил в свой карман. Меня мутило все сильнее. Мы выехали за город.
– Сейчас Ингу завезем, – Зайцев посмотрел на часы. Я тоже. У бандита был Patek Philippe. Мне не удалось определить, левый или нет. Во всяком случае, если это и подделка, то очень неплохая. «Джип» свернул с основной дороги и въехал в коттеджный поселок. Остановился у огромного пятиэтажного особняка, обнесенного высоченным глухим забором.
– Я скоро буду, – сказал Зайцев Инге, – ты не забыла, что мы сегодня на «Чикаго» идем?
Девушка молча, не глядя в нашу сторону, открыла дверь и вышла из машины. «Джип» снова тронулся и, немного пропетляв по узким улочкам поселка, выехал на магистраль. Мы снова двигались прочь от Москвы.
От распиравшего меня ужаса я готов был проблеваться.
– В гробу я видал эти мюзиклы, – бормотнул Зайцев недовольно.
Вскоре мы съехали с Можайского шоссе и свернули в небольшой перелесок. Проехав немного по проселочной дороге, «джип» остановился.
– Давай, клоун, вылазь, – сказал Зайцев и легонько толкнул меня в бок. Состояние мое, если честно, было близко к обморочному. Тошнило, в голове мелькали идиотские мысли. Хотелось броситься прочь, но ноги будто ватные, их тяжело было передвигать. Не успел я сделать и пары шагов в сторону от машины, как в буквальном смысле наткнулся на одного из бойцов.
– Чего вы хотите? – выдавил я из себя.
– А ты? – Зайцев оказался очень близко, почти вплотную. – Чего ты-то хочешь, мудила? На хуя ты ментов припряг? Тебе все уже разъяснили, ведь так?
– С меня, – я тут же поправился, – с нас потребовали двести восемьдесят тысяч! Отобрали фирму. Натравили Петровку.
– Дурак ты, дурак! Вот ты на войну с нами сколько уже капусты слил? Я знаю, Женькин телефон вы слушаете, меня… А что выиграл? Я про тебя и твоих дружков все знаю. Знаю, сколько ты кокоса за последнее время пронюхал. Смотри, доиграешься! Тем более за это никто статью не отменял. А друзья твои? Этот, как его, Казак! Алкоголик, ебарь-недоучка. Да он тебя продаст в минуту, только я с ним вот так, как с тобой, повстречаюсь. Отпишет свою долю Кораблеву, и привет! Вообще ничего не докажешь, ясно? Тем более что Аркатов, как ты, я надеюсь, понял, давно вас слил и все, что было надо, подписал. Нет у вас тех лаве, что мы запросили, да? Так вы придите к Жене, попросите прощения, все, что есть, отдайте и от фирмы откажитесь. Поди, никто вам яйца не отрежет. А чего вы творите вместо этого?
Он отстранился и подал бойцам едва заметный знак. Только немного кивнул головой, одетой в черную кепку. С самого начала я знал, что меня отпиздят, если не убьют. Страх исчез. Вместо этого я наблюдал происходящее будто бы со стороны. Это было похоже на компьютерную игру. Один из бойцов приблизился к нервному доходяге с темными кругами под глазами, одетому в драную джинсовую куртку Helmut Lang и потертые джинсы. Доходяга попытался отодвинуться в сторону, но тщетно, к нему подходил второй боец. Вот первый нанес доходяге удар. Тот покачнулся, вскрикнул, но не упал. Попробовал прикрыть лицо руками. Тут же получил удар от второго, пришедшийся по корпусу. Избиваемый снова покачнулся и издал не то стон, не то крик.
– Тихо, урод, – рыкнул Зайцев и со всей силы двинул меня в челюсть.
* * *Денег становилось все меньше и меньше. Теперь не надо было ходить на работу, сидеть на совещаниях, встречаться с партнерами по бизнесу. Просто самого бизнеса не было как такового. Он оказался в руках у более сильного, более хитрого. Свободного времени появилось хоть отбавляй. От безделья в голову лезли разные мысли. Чаще всего – подозрения. Постоянный поиск виновного. В конце концов, я снова и снова приходил к тому, что главным врагом всегда были, остаются и, наверное, будут до конца моих дней Деньги. Зеленые, голубые, красноватые, мятые, рваные и новенькие, хрустящие, электронные, пластиковые деньги. Точнее, их отсутствие. Даже не отсутствие, а всего-навсего нехватка. Дефицит. Как говорил Проспер Мериме:
«Есть вещи важнее денег, но без денег эти вещи не купишь».
Это Деньги были виноваты в том, что моя любимая продолжала работать на фирме у своего бывшего любовника. Она говорила, что уже давно он неприятен ей и уже давно нет ничего между ними. Она говорила, что поставила его в известность о моем существовании. Только разве могло все это избавить от сомнений с моей стороны? Он был богаче, а следовательно, могущественнее меня в несколько раз. Я тихонько катился под горку, он неуклонно поднимался вверх. Именно количеством денежных знаков определяется в наше время значимость человека. Раньше случались рыцарские поединки, дуэли, в конце концов! Ее бывший любовник не прекращал попытки вернуть все на круги своя. Да он постоянно доебывался до нее! И где гарантии, что какая-нибудь из этих попыток уже не увенчалась успехом? Знаете, почти случайно, по пьяни, по старой памяти. Если нет, прекрасно, но, кто знает, может, все в будущем? Я просыпался раньше нее и, снедаемый страхами и сомнениями, прослушивал ее автоответчик. Я вел себя как жалкая копия Берии, хотя метил в Макиавелли. Сразу, с самого утра ощущал свою ничтожность, но уже был не в силах остановиться, пересилить себя. На автоответчике – два сообщения от него и два от лучшей подруги. Бывший ебарь, а ныне просто босс-шеф-начальник, игриво просил перезвонить. Лучшая подруга не делала разницы между мной и им, называя нас запросто: «оба твоих, Танечка, мужика». На душе было совсем душно и темно. Все упиралось в Деньги! Какая мелочь – лишние пять штук в месяц. И все! Тогда можно было бы требовать, чтобы она ушла с работы. Я всегда знал, дыма без огня не бывает. Сколько бы любимая ни говорила, ни убеждала меня в своей непогрешимости, я и не думал верить ей. Какой нормальный человек станет безуспешно домогаться другого на протяжении почти полутора лет? Несколько раз она задерживалась вместе с ним в общей компании допоздна, отключала свой телефон и не отвечала на мои просьбы перезвонить. Ничего не было? Сели батарейки? Это по работе? Возможно. Конечно. Я даже где-то верил, хотя бы для того, чтобы поменьше грузиться. Только скажите, как заставить себя поверить на все сто, когда и сам отмазывался подобным образом тысячи раз? У моей любимой были крепкие нервы, она оказалась сильнее меня. Она любила меня меньше, чем я ее, и в этом заключалась главная проблема. Она не собиралась поступаться Деньгами ради меня. Вопрос в том, сможет ли она поступиться ими ради хоть кого-нибудь в своей жизни? Все дело в этих ебаных дензнаках. И в Любви, конечно. Точнее, в ее отсутствии. Еще точнее, ее нехватке. Дефиците Любви.
Неожиданная новость снесла крышу почти так же сильно, как Женин кидок. Она собиралась уезжать в Испанию. Ей предложили там работу и долю в фирме. Кто же отказывается от подобных предложений? Быть может, только тот, кто сможет принести ебаные Деньги в жертву Любви.
Я спросил, что она думает о нас. Знаете, что она сказала?
– Да все в порядке, – и принялась за салат из рукколы с тигровыми креветками и грибами.
– В порядке? – у меня пропал всяческий аппетит.
– Ну, конечно, мы будем часто встречаться, ты будешь приезжать ко мне, я к тебе. И потом, все это не так надолго, как тебе кажется, – она с удовольствием отпила грейпфрутовый фреш.
– Как же ты думаешь, насколько? – меня немного мутило.
– Точно нельзя сказать. Ну, может, года на три, на четыре, – и она с милой улыбкой придвинула к себе суп-пюре из цуккини.
Вы знаете, что я чувствовал? Каждый день и каждую ночь. Ранним утром и поздним вечером. Когда встречался со своими крышевиками, чтобы обсудить положение дел. Когда давал показания купленным Женей ментам. Когда сливал сотни своему довольному жизнью адвокату. В то время, когда просроченной пластиковой карточкой выравнивал я на прозрачном столике первые вечерние дорожки. В тот самый момент, когда ставил ее раком и с силой врывался в ее влажную узкую дыру.
Разочарование. Обиду. Презрение. И, конечно же, самое сладкое чувство на земле – Ненависть! Я ощущал дефицит Любви.
Разочарование от жизни. Банальное несовпадение детских мечтаний с происходящим.
Обида на всех вокруг. Этот недооценил, эта дала только из корыстных соображений, родители только делали вид, что им интересна моя жизнь. Впрочем, все только делали вид. И даже любимая. Она любила мой хуй, безусловно. Она любила мой интеллект, юмор и мой экстремизм. В конце концов, она любила, как я люблю ее. Но любила ли она меня?
Презрение к окружающим. За вашу низкопробность и дешевизну, за ваше корыстолюбие и жадность. За тупость и отсутствие стиля. За пролетарские, провинциальные корни ваши. Презрение и равнодушие.
Ненависть ко всем вам. К мужчинам и женщинам, детям и старикам. К животным – домашним и диким. К растениям. Ко всей этой маленькой зеленой планете, что-то там возомнившей о себе. Ненависть по отношению к прошлому и будущему. Ненависть по отношению к христианам и мусульманам, буддистам и кришнаитам, последователям Рона Хаббарда и адвентистам седьмого дня. Ненависть холодная и благородная, ведущая меня по жизни, помогающая не сойти с ума от мелочности окружающего мирка.
