Джон ОФаррелл - Это твоя жизнь
Пирс меня приободрил:
— Видите ли, Джимми, не все ведь сводится к фокусной группе и маркетинговым исследованиям. Вы мне нужны в этом ролике, потому что я уверен, что вы лучше других впишетесь в нашу рекламную кампанию. Не понимаю, как у вас это получается, но вы обладаете редким качеством, вы — парень из толпы. У вас хорошая улыбка и все в порядке с обаянием.
— И вы очень симпатичный, — вставила Люси и покраснела.
— Я был в зале на церемонии награждения, — продолжал Пирс, — и когда вы там выдали со сцены, я сразу понял: вот парень, который нам нужен. Вы популярный юморист, только что получили награду, и клиента все это убеждает, но наша кампания, естественно, адресована и тем зрителям, которые не знают, кто вы такой. Пока. — Слово «пока» многозначительно повисло в воздухе, как приманка, сулящая мне еще большую славу — благодаря назойливой рекламе.
Пирс хотел, чтобы в его рекламе был Джимми Конвей, и никто другой. Говорил он убедительно и так уверенно, что, попросив счет, даже не стал изображать, будто что-то там подсчитывает. Он старался добиться от меня согласия здесь и сейчас. Я ответил, что должен подумать. Всю ночь меня мучила бессонница. Одно дело просто обманывать, другое — получать за обман огромные деньги: такая игра вдруг показалась намного опаснее. Я понял, что заснуть мне не дают не принципы, а цена. Если бы рекламное агентство сунуло мне в руку три двадцатки, я бы подумал: «Отлично, вот это срубил!» Вся штука в том, что сумма была слишком велика. Но неужто я нервничаю из-за этих денег, потому что до сих пор считаю, что мало стою? Если я действительно собрался стать знаменитым, то почему не сделать усилие и не начать мыслить как знаменитость? Эти деньги могут казаться целым состоянием Джимми Конвею, преподавателю английского на полставки в Сифорде, а суперюмористу Джимми Конвею этого разве что на водный мотоцикл хватит. И еще я подумал о моральной стороне того, что собирался сделать. О том, как изменилась бы жизнь Нэнси, если бы у нее появились деньги на себя, и если бы она купила себе маленькую машину, и, может, даже переехала из тесной квартирки, где живет со своей трудной дочерью. Ей деньги нужнее, чем этим рекламщикам. Я вылез из постели, спустился на первый этаж, позвонил в рекламное агентство и оставил сообщение на автоответчике, что буду рад представлять банковские операции по мобильному телефону.
— Значит, рыбы… — медитировал я перед зеркалом на камине. — Значит, рыбы… они же дышат под водой.
Номер явно нуждался в доработке.
Мой контракт, наверное, написал Джеймс Джойс, когда решил, что «Поминки по Финнегану» недостаточно запутаны. Джойс — это такой писатель, о которых говорят, что он описывает поток сознания. Стоит прочитать пару предложений, и твой ум захлестнет собственный поток сознания, ты вспомнишь, что надо бы машину везти на техосмотр, а потом подумаешь, что техосмотр точно не пройдешь, потому что из-под резинового уплотнения вокруг стекол пророс мох. Контракт, который я должен был якобы прочесть, являл еще больший вызов моей усидчивости, чем джойсовские «Поминки». Сначала меня обозвали «принципалом», — видимо, имея в виду мою принципиальность, а потом — «Джимми Конвей, далее именуемый артист». После этой фразы мне запомнилась только пара слов — по-моему, что-то из геральдики — и sine qua non[54] — тут, скорее всего, имели в виду участие Испании в конкурсе Евровидения в 1987 году.
Я позвонил в агентство, и одна из женщин, присутствовавших на завтраке, очень меня приободрила, заверив, что контракт «типовой». Она поинтересовалась, какой из разделов мне неясен, и это напомнило, как на уроке немецкого учительница допытывалась, что именно из домашнего чтения я не понял.
— Видите ли, не совсем ясно, о чем говорится, общий смысл.
— Какой именно параграф?
Я взглянул на лежащий передо мной контракт.
— Вот тут, скажем, написано: «Настоящим соглашением…»
— Да-да.
— …а в самом конце сказано: «Подписано от лица артиста». Так?
— Так.
— Вот отрывок между этими двумя фразами мне непонятен.
Тогда мне объяснили, что сумма в полмиллиона фунтов — оптимистический прогноз того, что я могу в принципе заработать, если рекламный ролик будут все крутить и крутить и снимут последующие ролики на ту же тему. Но все равно гонорар был много больше, чем я мог вообразить еще несколько месяцев назад. Самое странное во всем деле заключалось в том, что за съемки мне платили одну сумму — и вдвое больше сверх того, если обещаю не сниматься в чужой рекламе. Кто-то сказал, что звезды — новые короли, и вот мне сулили целое состояние за обещание не работать, и до меня начинало доходить, что конкретно имелось в виду. Я быстро проглядел контракт в последний раз и, убедившись, что не обязуюсь приобрести таймшер в Лансароте, поставил подпись.
В первый день съемок с утра пораньше меня из родительского дома забрал автомобиль. Очевидно, если бы я туда прибыл чуть позже, мы бы смогли отснять всего дублей этак сто двадцать семь, а не сто двадцать девять. Меня привезли в людную студию в промышленном районе на северо-западе Лондона. Внутри все напоминало огромный ангар, повсюду что-то приколачивали, вешали светильники, вращались камеры на штангах; все были заняты и знали, что делать. И центром всей этой суеты был я, Джимми Конвей, — «сердце» этого циклона.
У меня появилось ощущение, которое неизбежно, если все вокруг ведут себя так, будто ты и вправду жутко важная персона. Так и подмывает согласиться. Как большинство людей, я всю жизнь смотрел на все со своей колокольни, но теперь, похоже, окружающие признали правильность такой точки зрения. «Джимми, вы, наверное, хотите позавтракать?»; «Не беспокойтесь из-за этого шума, Джимми, сейчас мы это уладим»; «Ваша команда вчера здорово сыграла, Джимми!» Хотя дома я привык быть в центре внимания, но когда за каждым жестом следит одна собака колли, ощущение вовсе не такое приятное, как здесь. А раз целая толпа жаждет подчеркнуть, что ты не как все, перечить неловко. Если посыльный хочет знать, не принести ли тебе еще кофе, чувствуешь, что просто из вежливости надо согласиться. Конечно, можно вскочить и сказать: «А теперь давайте я вам принесу», но это только создаст замешательство с обеих сторон. Просто надо подыгрывать, исполняя отведенную тебе главную роль, как невеста в день свадьбы или как капитан круизного судна.
Посыльный, который принес мне кофе, сказал:
— Кстати, как ни удивительно, у нас с вами есть кое-что общее.
— В самом деле? — откликнулся я, стараясь припомнить его.
— Да-да, моя бывшая девушка училась в той же школе, что и вы, хотя и не одновременно с вами.
Наступила небольшая пауза, пока я искал подходящие слова.
— О да, просто удивительное совпадение.
— Анжела Маллери. Хотя вряд ли вы с ней знакомы. Она училась лет через десять после вас.
— А, ну да, меня оставляли на второй год только девять раз, так что мы с ней, видимо, разминулись.
Я знал, что его наняли угождать каждому моему капризу, но зачем же так оглушительно ржать?
До чего же глупо он пытался ко мне подъехать, думал я, когда парень оставил меня наедине с капуччино. У нас с ним есть что-то общее, видите ли, потому что его бывшая подружка училась в моей школе через десять лет после меня. И все же он об этом говорил с таким воодушевлением. «Джимми Конвей… Ну да, мы вместе работали, и он учился вместе с моей бывшей…»
Каждый искал предлог подойти и поговорить со мной. Ассистентка режиссера постучалась в гримерку, чтобы спросить, годится ли большая корзина с фруктами, и я ответил, что годится, но она принялась настаивать:
— Вы уверены? Если вам не нравится, мы поменяем.
Поэтому я постарался показать, что я самый обычный человек, и ни к чему столько шума.
— Собственно, я не привык ко всем этим экзотическим фруктам — киви, кумкваты и все такое. Нельзя ли обычное яблоко?
— Конечно, Джимми, никаких проблем. Сейчас я вам раздобуду яблоко, — нежно проворковала она.
Дверь в мою раздевалку захлопнулась, и я услышал, как она в ярости орет:
— Какой говнюк притащил в гримерную Джимми Конвея эту сраную корзину без единого яблока?
Ролик надо было снимать в маленьком обшарпанном эстрадном клубе, поэтому, ясное дело, чем ехать в маленький обшарпанный клуб, лучше ухнуть кучу денег, чтобы воссоздать его в студии. Выйдя на сцену, я буду держать микрофон в левой руке, а правой тайком набирать текст сообщения на мобильном телефоне. Впрочем, крупным планом снимали правую руку не мою, а Саймона — «модели по рукам». Нас представили, мы потрепались пару минут, и я все старался не пялиться на его руку. Все в норме, в общем-то. Рука как рука, но я бы за нее призов не давал. Я имею в виду, у меня на правой тоже не семь пальцев с бородавками или там прыщами. В одном ужастике, помню, зомби потрошил священника. Вот я и думаю теперь, то была поджелудочная железа актера или они сняли крупным планом профессиональную модель по поджелудочной железе? Не очень мне показался этот их Саймон. За обедом сидел в перчатках и здорово разозлился, что ему не оставили пудинга, а потом я слышал, как он шипит девушкам-официанткам: «Да вы хоть знаете, кто я такой?» Откуда же им знать, если он в перчатках?
