Баха Тахер - Любовь в изгнании / Комитет
— Все в порядке, иншалла? Вы уже подготовили проект?
Я ответил не сразу, думая одновременно о том, ради чего я пришел, и о только что услышанном от Элен. Заметив мою растерянность, Юсуф обеспокоился:
— Вы плохо себя чувствуете?
— Немного устал, но это неважно. Я хочу спросить тебя и прошу быть со мной откровенным: все ли ты рассказал мне об эмире Хамиде?
Положив руку на грудь и глядя на меня с упреком, Юсуф сказал:
— Клянусь жизнью своего отца, я не скрыл от вас ничего из того, что мне известно. Но почему вы спрашиваете об этом?
— Сейчас я объясню. Меня удивила настойчивость эмира. Зачем ему нужны именно мы с тобой? Мы не такие уж звезды в мире журналистики. Как я уже тебе говорил, за свои деньги он в состоянии нанять кого угодно из числа самых знаменитых…
— Прошу прощения, господин, ваше имя…
Я жестом остановил его:
— Мое имя все уже забыли, на этот счет я не питаю иллюзий. Двадцать лет назад я был довольно известен, но сейчас я не козырная карта в журналистских играх.
— Но для вас это действительно случай вернуться в журналистику, и вы этого заслуживаете.
— Это ты верно сказал, — улыбнулся я. — Думаю, что эмир рассуждал именно таким образом: он дает случай проигравшему, и тот не преминет им воспользоваться. Но пока оставим это. Скажи, ты знаешь Исхака Давидяна?
— Конечно, — насмешливо произнес Юсуф, — кто же его не знает?! Он из наших краев и один из главных здешних миллионеров. Эмигрировал из Египта в 1956 году и получил местное гражданство. Ему сейчас принадлежит половина зданий в городе.
Помолчав, добавил со смехом:
— Как-то я участвовал в демонстрации против него.
— Демонстрация против Давидяна? Почему?
— Жители этого района вышли на демонстрацию, потому что он скупает старые дома, в которых квартиры стоят дешево, сносит их и на их месте строит огромные, роскошные здания. А в них арендная плата вдвое выше дохода тех людей, которых он выгнал из снесенных домов. Где они должны жить, на улице?
— Я ничего не слышал об этой истории. И чем же закончилась демонстрация?
— Тем же, чем заканчивается всякая демонстрация, — пожал плечами Юсуф. — Мы вооружились плакатами против Давидяна, пошли к главе управы района и вручили ему петицию. А Давидян все так же скупает и сносит старые дома. У демонстрантов — глотки, а у него деньги, и закон на его стороне. Чем же может закончиться демонстрация?
— Ты прав. Но ты слышал или читал, что после войны в Ливане Давидян пожертвовал сто тысяч долларов в пользу израильской армии?
— Я об этом не слышал, но это меня не удивляет. Известно, что он их человек. Поддерживает их в прессе, организует конференции, приглашает делегации оттуда… Но к чему все эти вопросы? Какая связь между Давидяном и нашим проектом?
— Знаешь, чем еще занимается Давидян, кроме зданий?
— Почти всем — гостиницами, банками, играет на бирже…
— Известно ли тебе, что он крупнейший в Европе торговец арабскими лошадьми? Я вспомнил об этом, когда ты сказал, что эмир Хамид торгует лошадьми. Твой эмир, Юсуф, главный компаньон Давидяна.
— Эмир Хамид? — изумленно уставился на меня Юсуф.
— Именно, — подтвердил я.
— Быть может, вы ошибаетесь? — с оттенком недоверия в голосе переспросил Юсуф. — Эмир националист. Бы же сами слышали, что он говорил. У него друзья во всех арабских партиях и даже в Организации Освобождения Палестины.
— Уже неделю, Юсуф, я занимаюсь только тем, что навожу справки об эмире. Разыскал всех, кто его здесь знает. Побеседовал даже с работающими в арабских посольствах, хотя всегда старался их избегать. Сходил на биржу. Поговорил с редакторами экономических разделов в газетах, с торговцами лошадьми, даже с ведущими рубрик о скачках… Если бы у меня оставалась хоть тень сомнения, я не пришел бы к тебе.
— Но для чего же тогда он затевает все это? Он богат, как Крез…
— Это еще один вопрос, на который я не знаю ответа. Не знаю, зачем ему эта проклятая газета и зачем ему мы с тобой. Во всяком случае, я не поверил ему с первой встречи. То, что он сказал об Абд ан-Насере и об американцах, заронило сомнения в мою душу. А то, что я узнал о нем после этого, укрепило мои подозрения. Возможно, он и вправду хочет с помощью газеты проложить себе путь к власти, бороться с наследником престола. Но возможно, вынашивает и другие, более широкие планы, о которых мы ничего не знаем. Как бы то ни было, он очень умен, очень богат и очень честолюбив. К тому же необыкновенно убедителен в своих речах. Подобные ему не ускользают от внимания главных планировщиков…
Но тут я прикусил язык и вместо того, что думал, сказал другое:
— Короче говоря, он хочет иметь нас в качестве перстней на своих пальцах, которые можно крутить в любую сторону и использовать в неизвестных нам целях.
Не слушая меня, Юсуф бормотал:
— Эмир — компаньон Давидяна. Значит, работать с эмиром все равно, что работать с Давидяном, а Давидян делает пожертвования в пользу Израиля.
Горько усмехнулся и сказал, уже обращаясь ко мне:
— Я в полном тупике.
— Почему, упаси Аллах?
— Что мне теперь делать? Оставаться здесь, жить и умереть поваром? Или вернуться в Египет и быть безработным? Отсюда я по крайней мере каждый месяц посылаю деньги отцу. Уехать куда глаза глядят? Но куда? Всюду будет то же самое. Что делать?
— Послушай, Юсуф, — словно оправдываясь, сказал я, — я ничего от тебя не требую. Ты хотел, чтобы я подготовил проект газеты, а я хочу, чтобы ты знал, отчего я не могу этого сделать. У меня к тебе единственная просьба. Мне не известно, действует ли эмир самостоятельно или за ним стоят какие-то организации. Единственное, о чем я прошу, — пусть этот разговор останется между нами. Не желаю, — тут я засмеялся, — случайно попасть под машину или получить удар в спину ножом, возвращаясь вечером домой.
— Упаси Аллах!
— Я, конечно, шучу, но предпочитаю, чтобы о нашем разговоре никто не знал. В остальном ты свободен. Если хочешь, можешь продолжать сотрудничать с эмиром.
Юсуф издал не то смешок, не то стон:
— Я участвовал в демонстрациях против Садата, сидел в тюрьме, убежал из своей страны, покинул родных — все потому, что был уверен, что он губит будущее страны. А погибло мое будущее, бедняка с принципами. Богачи же процветают… Ау, принципы!
С удрученным видом он поднялся со стула, но я удержал его:
— Зачем сразу отчаиваться? Жизнь не кончится, если ты не будешь работать в газете эмира. Пиши, если тебе хочется писать, и пытайся опубликовать написанное в местной прессе или посылай в арабские страны. Не нравится быть поваром, ищи другую работу, постарайся разбогатеть или стать сильным.
Я говорил и сам чувствовал, насколько я неубедителен. Тем не менее закончил призывом:
— Не дай жизни раздавить тебя, как она раздавила меня.
Юсуф никак не отреагировал на сказанное, ограничившись традиционными словами благодарности, и быстрым шагом удалился на кухню. Из противоположного угла кафе на меня вопросительно глядела Элен. Я отвел глаза и вышел из кафе, помахав ей рукой с порога.
У меня еще оставалось время до встречи с Бриджит в нашем кафе. Сначала я решил съездить домой и немного отдохнуть, но передумал и поехал сразу к кафе, оставил возле него машину и пошел прогуляться по тихим улочкам, тянувшимся вдоль реки. Было холодно, и тучи заволакивали небо, предвещая дождь, но я не обращал внимания.
Я был уверен, что разделаюсь с проектом окончательно! Расскажу Юсуфу все, что знаю, и развяжусь с этой историей — и с газетой, и с эмиром. Снова вернусь к той жизни, в которой существует только радость. Почему же все вышло иначе?
Допустим, я ошибся. Мне не следовало вторгаться в жизнь Юсуфа, тем более в жизнь Элен, не следовало взваливать на себя ответственность. С самого начала нужно было отказаться под предлогом болезни. Зачем я влез в это расследование? Какой мне прок, что я узнал кто такой эмир? Все мои открытия не спасут Ливан от Давидяна и не помогут в борьбе с Израилем. Ведь я давно признал, что ничего собой не представляю. К чему же было затевать эти игры? Я не спасу даже Юсуфа. Несчастный испугался, как и я, узнав истину. Кто бы мог ожидать такого результата! Ведь я просто хотел разобраться в том, кто такой этот эмир Хамид! А выяснилось, что нити тянутся к Давидяну. Вот уж действительно была бы прогрессивная национальная газета! Его высочество все рассчитал точно: подвел под проект принципиальную основу, поманил возможностью вернуться в журналистику, вскружил голову баснословными суммами, поездками, долларами, бесчисленными проектами с тем, чтобы в конечном счете надеть тебя на палец, как кольцо, и вертеть в нужную ему сторону. Ведь сколько бы ты ни стоил, ты обойдешься ему дешевле других и будешь более послушным. И все же? Чего он на самом деле от меня хочет? Почему я?