Анатолий Агарков - Три напрасных года
Я и тогда на беса свалил.
Эта зима была сурова к дембелям. Столько измен подруг, любимых, даже жён — они будто с ума разом посходили. Старшину мотористов ПСКа-66 бросила жена с ребёнком. Из далёкого Питера потребовала развод и просила забыть дочку — новый папа свою фамилию дарит. Затосковал Колянов, с лица сошёл. Хотели ему командиры отпуск оформить, но потом рассудили — как бы чего не напорол в горячке — и не отпустили. Мишарина подруга бросила. Потом друзья написали — замуж вышла. А у неё уже был ребёнок от Толика — хотели расписаться после дембеля. Старшина группы психованным стал — чуть что, приложиться норовит. Но ведь у нас, где размахнёшься, там и получишь — не терпеливы моряки к насилию. Командиры решили — пусть съездит. Вернулся Толик с побывки развесёлый. Рассказывал:
— Выпил — дома не сидится. Пошёл к бывшей подруге. Ютится она с дочкой и молодым мужем в студенческом общежитии. Завалился, говорю: сначала выпью, а потом решу, что с вами, гадами, делать. Очкарик её за фунфырём погнал. Я любимой — ну-ка, поворачивайся. Поставил рачком-с — она люльку качает, а я её накачиваю глубинным насосом. Только кончил, очкарик прибегает. Выпили. Сурово спрашиваю — как жить мыслишь, студент? чем дочку мою кормить станешь? Он — пык-мык — заикается. Водка кончилась. Беги, говорю, за второй, а то я ещё не решил, как наказывать вас, гадов, буду. Он умчался. Сучка просит — может, ещё раз меня накажешь, а его не трогай. Нет, говорю, сами вы себя наказывайте, а я пошёл — не поминай лихом. Она в слёзы.
Лёхе Карпинскому, командиру БЧ-5 ПСКа-67, в день приказа письмо пришло. Подруга бывшая пишет: любим, ждём, целуем — хохол в присядку с конвертом. Дембеля разобрались в сути и отмутузили придурка. Сказали, чтоб клёш не шил — не достоин. А суть в том, что подруга бросила Карпинского ещё в Анапе, вышла замуж, родила, развелась и теперь только Лёшу любит и ждёт. Вот такие колбасы-выкрутасы.
Да-а…. письма, письма. Появился у меня адресат до востребования во Владивостоке, и послания шли оттуда нежные, полные смысла и толка. Чувствую, тянется ко мне Елена, о встрече мечтает. Планы выведывает — не хочу ли на сверхсрочную остаться. Я понимаю — любовник нужен, муж уже есть, и живут они не плохо, но чего-то в жизни ей не хватает. Этим чем-то мог стать я. Но чем-то не хотелось, а кем-то тем более. Наверное, это чувствовалось в моих посланиях, и Елена припёрла к стенке:
«…. не забывай, мой юный Грэй (это который с Ассолью?) — мы в ответе за тех, кого приручили».
Действительно, Елена исполнила в поезде то, о чём просил — время платить долги. Хотя чего она добивается? Того же самого, что и я от неё. Не будь трусом, Антоха, пользуйся. А как мужская солидарность? Сейчас я сундука рогачу, потом меня кто-нибудь — Бога ведь не обойдёшь, и судьбу не обманешь. За всё придётся заплатить. Вот так вагонная интрижка стала терзать мою душу, заставляла быстрей взрослеть и пересматривать жизненные убеждения. Однако, ответы писал регулярно, хитроумно избегая тёмных углов: старался не врать и не брать не реальных обязательств.
По дембелям долго горевать не позволила обстановка на катерах — работы по горло. Первая задача — отопление: холодно ночами. После зимы все дюриты на трубах бегут. Мы с Мишкой поползли в разные стороны — один по подаче, другой по обратке. В неудобном месте стык бежит — никак к хомуту не подладишься. По чуть-чуть винтик кручу, а кипяток руки шпарит. Изматерился весь. Меняйло крутится рядом:
— Товарищ старшина, давайте помогу.
— Иди ты…. на 68-ой, попроси боковую отвёртку вместо этой.
Действительно лишь уголком плоской отвёртки вращал злосчастный винт, а он вращаться не хотел. Меняйло ушёл. Думаю, вот соседи приколются над хохлом — боковых отвёрток ещё не придумали. А Тарасенко придумал — загнул мою отвёртку в тисках под девяносто градусов. И знаете — побежал винт шустрее, затягивая хомут.
Мишка Самохвалов над Мыняйлой оттянулся — ведро даёт:
— Сходи на 67-ой, попроси компрессии — она дюже густая у них.
Хохол всегда готов услужить — ведро в охапку и вперёд с оптимизмом. Приносит мусор, ветошь промасленную.
— Что это? — боцман на переносице брови свёл.
— Так, это, мотыли за компрессией посылали — вот….
— Прикалываются над тобой, дураком. Топай на берег, там, у флотских есть мусорный бак….
— Заодно, — Курносый из-за своей рогатки. — Заодно загляни к ним на камбуз, попроси скока дадут менструации — борщ приправить.
— Ага! — ликует хохол. — Прикалываешься. Я-то знаю — менструация у баб бывает.
Зимой в бригаду на проверку сдали аккумуляторы и топливные насосы высокого давления. Привезли. Механ:
— Аккумуляторы ставьте, подключайте, а ТНВД я сам — их регулировать надо.
Начал с 66-го, да там и пропал. Мы аккумуляторы установили, свет подключили.
— Будем? — спрашиваю Мишку.
— Будем, — отвечает.
Установили ТНВД на ходовой двигатель. Я пошёл к механу моментоскоп попросить.
— Сможешь? — Белов выглядел измученным.
— Легко.
Установили моментоскоп на первый штуцер насоса. Мишка в форсуночную дырку сунул отвёртку, нащупал поршень.
— Давай.
Я через вскрытый лючок реверс-редуктора вращаю монтировкой двигатель.
— Стоп! Вот и вся недолга….
Мишка ослабил муфту крепления насоса к приводу, повернул немножко.
— Давай.
Моя работа нынче монтировочная — головой Самосвальчик думает.
— Стоп!
С третьей или четвёртой попытки ловим, наконец, необходимый угол опережения впрыска топлива. Ставим форсунки, прикручиваем трубки высокого давления.
— С Богом?
— Помолясь.
Мишка — его заслуга по установке ТНВД — мослает двигатель стартером. Движок крутится бодро, но вспышки не даёт.
— Покури, — говорю, — а то аккумуляторы вскипят.
Перекурили. Встаю сам за пульт. Прокачал масло, замыкаю цепь стартера. После двух-трёх оборотов коленвала, двигатель утробно всхлипывает и заполняет машинное отделение густым и ровным гулом. Развожу ладони — а?
Мишка:
— Лёгкая рука, командир.
Конечно, подхалимаж, но чертовски приятно.
С дизель-генератором возни было меньше. К вечеру катер в строю — по крайней мере, его ходовая и энергетическая установки. А время не терпело задержки — Ханка вскрылась ото льда. Его скопления ещё бродили по водным просторам, а волны и солнце вершили над ними свою разрушительную работу. В оголовке лёд держал нас у берега крепче швартовых, но таял и крошился на глазах. Надо было спешить, и мы с Мишкой на следующий день отправились на «калым».
Помогли Валерику Коваленко установить ТНВД, отрегулировать угол опережения. Аккумуляторы у него были похуже, но с факелом двигатель запустился. Факел — это промасленная ветошь на проволоке. Зажгли и сунули во всасывающий коллектор.
У Сани Тарасенко дела были ещё хуже. Он сам установил ТНВД, отрегулировал, но двигатель не хотел запускаться. Аккумуляторные батареи сели. Когда мы с Мишкой, мотыли-выручалки, пришли на 68-ой, Саня бился над дизель-генератором — на последнем вздохе аккумуляторов пытался его запустить. Предложили помощь и, получив согласие, отрегулировали впрыск топлива по своему опыту. Местные аккумуляторы уже не тянули — пришлось тащить с 69-го экипажу 68-го. Один ящик 70 килограммов, и их, таких, восемь — из машинного отделения поднять, по трапу спустить, дотащить до другого трапа, снова поднять и снова опустить в машинное отделение. Когда сумрак опустился на пирс, берусь за флажки на панели управления — прокачал масло, включил в работу стартер — провернувшись, дизель 3Д6 дал вспышку одним цилиндром, потом двумя, потом…. весело заработал, оглашая округу радостным рокотом. А прибрежные скалы отражали его на просторы Ханки — жди, родная, уже скоро. Мотыли поздравляют друг друга, а корабельная братва семидесятикилограммовые ящики в зубы и на свои места.
Совсем плохо было на 66-м ПСКа. Туда старшиной мотористов с 68-го пришёл Сергуха Леонтьев — ему осенью на дембель — задвинув Лёху Шлыкова ещё на одну навигацию в мотористы. Конечно, не сам пришёл — Атамановым приказом, а разрулил всё Гераська: ему Шурик Тарасенко больше по душе пришёлся.
Когда на третий день мы с Мишкой заявились на ПСКа-66, картина предстала баснописная — когда лебедь раком щуку. Белов ползал по пайолам вокруг двигателя, отупело посматривая на его брюховину. Леонтьев сидел на балясине полувертикального трапа в тамбур, стучал ключом по поручню и ворчал на Зё:
— Лёха, ты же всю навигации на нём отходил. Сам консервацию делал….
— А ты специалист первого класса, — огрызался Шлыков.
— Может, Колянов где прикололся? — неуверенно предположил механ.
ТНВД был на месте и моментоскоп на первом штуцере — не вращался сам двигатель. Не вращался от монтировки, а стартером вообще было страшно трогать — треск стоял, как от битвы бизонов с мамонтами. Это было что-то ново. Мишка подёргал монтировку в реверс-редукторе и присел в сторонке, сохранив толстогубую ухмылку, а хитрющие глаза его загрустили.
