Стивен Фрай - Теннисные мячики небес
– Господи, надеюсь, ты этого хотя бы не сказал? – с улыбкой спросил Бэйб.
– А что, собственно, дурного в этих словах?
– Ну, может быть, они напыщенны, совсем немного?
– Да, пожалуй… – Нед тоже улыбнулся. – Как бы то ни было, дело в том, что позже, когда мы с Порцией были еще… были еще наверху и любили друг друга, они вернулись. – Неожиданно Нед снова ударил кулаком по столу.
– Господи, вот оно! Вот оно!
– Гордон и Эшли вернулись?
– Да, но с Руфусом. Понимаете? Эшли, должно быть, нередко встречался с ним то в одном, то в другом пабе. Их было водой не разлить. Руфус вернулся из Шотландии в Лондон тем же поездом, что и я. Эшли повел Гордона в паб, чтобы познакомить его с Руфусом, и все они вернулись, пока мы с Порцией были наверху.
– Они что-нибудь сказали тебе?
– Они зашли всего на минуту. Эшли сказал… что же он сказал? Он крикнул мне: «А вы, молодые люди, наслаждайтесь обществом друг друга…» – да, точно. И… Бэйб, послушайте! Внизу на перилах лестницы висела моя куртка. Иисусе, они наверняка задумали все еще в пабе. Они даже знали, куда я направлюсь! Знали, что я собираюсь вместе с Порцией в Найтсбридж, чтобы…
– Успокойся, Нед. Успокойся.
– Я просто вижу, как они сидят за столиком паба, наливаются спиртным и жалуются друг другу на Неда, черт его подери, Маддстоуна и рассказывают один другому, до чего им хочется увидеть его крушение. Вот когда они решили погубить мою жизнь. Все, что им нужно было сделать, это позвонить, не назвавшись, в полицию. И они смеялись, подкладывая эту дрянь в мой карман. «А вы, молодые люди, наслаждайтесь обществом друг друга!» Именно это крикнул мне Эшли, и я слышал, как Руфус и Гордон давятся смехом. Я еще почувствовал себя тронутым, почувствовал гордость. Решил, что мои друзья хихикают, как испорченные школьники, при мысли о том, чем мы с Порцией занимаемся наверху, и возгордился. Они же смеялись потому, что знали – еще немного, и мне конец. И я вам вот что еще скажу! Они видели, как все произошло.
Колени Неда дергались, пока откровения одно за другим осеняли его.
– Я отчетливо помню хохот, доносившийся из дверной ниши напротив, пока полицейские заталкивали меня в машину. Они погубили меня и смеялись.
Лицо Неда побелело, слюна закипала в уголках рта – совсем как на губах настоящих безумцев, которых они с Бэйбом видели каждый день. Бэйб наклонился, чтобы коснуться его руки.
– Все в порядке, друг мой. Все в порядке. Не торопись. Возможно, ты действительно сумел подобраться к истине…
– Конечно, сумел! Так все и было! Какого дьявола я раньше-то не догадался?
– Ты знаешь какого. Я тебе уже говорил. Ты не догадался, потому что не туда смотрел. Теперь смотри повнимательнее. Четверка школьников, с одним из них сыграли дурацкую шутку – вот и все, о чем мы с тобой говорим. Шутка, возможно, гнусная, определенно гнусная, однако не позволяй себе…
– Они смеялись, Бэйб! Смеялись надо мной.
Голос Мартина прервал их:
– Что у вас тут происходит? Любовная ссора?
Нед едва не выдал свое знание шведского, вскочив, чтобы ответить гневной колкостью, но Бэйб его опередил:
– Не ссора, Мартин… он забыл счет. Счет забыл. – Бэйб бормотал это изумленно, уставясь на невидимую доску для нард.
– Вы два, – сообщил по-английски Мартин, – оба псих. Здесь все псих, – он развел руки, как бы охватывая комнату, – но вы самые. Вам пора по комнатам. Завтра инспекция. Утром бриться, вести хорошо.
В эту ночь Нед не спал. Три смеющихся лица кружились в его голове. Фендеман, Гарленд и Кейд. Имена повторялись в сознании Неда, словно ритмичный стук вагонных колес или грохот копыт на скаковом кругу. Фендеман, Гарленд и Кейд. Фендеман, Гарленд и Кейд.
Бэйб тоже провел без сна и эту ночь, и многие из последовавших за нею. Он приметил в Неде перемену, которая его встревожила.
– Не нравится мне, как ты жмешь по газам своей машины, – повторял он. – Этак она тебя никуда не привезет. Только сгорит вместе с тобой.
Нед, похоже, не обратил на его слова никакого внимания, он все глубже и глубже погружался в прошлое, снова и снова проживал последние свои дни в нормальном мире, вслушиваясь в каждое слово, сказанное Фендеманом, Гарлендом и Кейдом, мысленно всматриваясь в каждый их взгляд и жест. Теперь он мог увидеть себя их глазами.
Принимая точку зрения Руфуса Кейда, он видел Неда высокомерного, много о себе возомнившего, Неда невнимательного и тщеславного. Каждая приветливая улыбка, каждое произнесенное им вежливое извинение ныне представлялись ему очевидным поводом для обиды.
Нед понимал, почему для Эшли он должен был олицетворять саму обеспеченность, саму привлекательность, саму недостижимую привилегированность, совершенство и элегантность. Даже то, что Нед добился для него летней работы у отца, могло показаться покровительством и оскорблением.
Да и Гордон, приехавший из другой страны, несомненно видел в Неде живой образ всего отдаленного, английского, нееврейского, чужого. То, что кузина, Порция, игнорирует его в своей одержимости этим юнцом, безусловно могло породить в Гордоне ненависть.
Все, чем Нед обладал, все, чем он был, он мог теперь истолковать как отталкивающее, безобразное, гнетущее и непристойное. Все в нем – его спортивные джемпера, копна волос, извиняющиеся улыбки и красивые глаза, его не требующая особых усилий спортивность, нежная кожа и персиковый румянец, голос, выговор, манеры, походка, – все в Неде Маддстоуне выглядело монументом, который всякому сильному духом человеку не терпелось свалить.
Но как они посмели? Как посмели не увидеть, что Нед ничего этого не сознавал? Как смели не понять, что он был беспорочно лишен воображения, мягок и наивен? Какое бы высокомерие он ни выказывал, Нед в те дни никогда не считал, что его чувства важнее чувств других людей. Сама их уверенность в правильности своих суждений о нем таила высокомерие куда как большее того, на какое способен был он. Они скрывали свою злобу. Притворялись, будто любят его. Они хладнокровно замыслили опозорить его в глазах отца и возлюбленной, как будто у него не было ни собственных чувств, ни взглядов, ни права на счастье. То, что они относились к нему, как к символу, лишенному жизни, неспособному страдать, показывало собственную их немыслимую порочность. И нет ни малейшей причины, по которой Нед сможет когда-нибудь их простить.
Фендеман, Гарленд и Кейд. Фендеман, Гарленд и Кейд.
– Я пытался применить тот же метод рассуждений и к тому, что случилось после моего ареста, – однажды утром сказал он рисовавшему какую-то схему Бэйбу.
– Давай просто сосредоточимся на том, что делаем, хорошо? Ты уже догадался, что это такое?
– Схема полночастотного усилителя.
Бэйб покачал головой:
– Ты не стараешься. Пересчитай емкости.
– Электронный калькулятор. Термостат для системы центрального отопления. Регулятор доильной машины. Какая разница? Бэйб, мы продвинулись так далеко, надо идти дальше. Я знаю, что прав относительно всего, происшедшего до полицейского участка. Эта троица спланировала мой арест. Но о письме они ничего не знали. Мне нужно понять, что случилось потом.
Бэйб вздохнул и отложил ручку.
– Устройство сигнализации на случай тревоги и очень изящное, – сказал он, складывая схему вдвое. – На-ка, разберись в ней на досуге. В следующий раз я задам тебе о ней несколько вопросов. Нед нетерпеливо схватил схему:
– Конечно. В следующий раз.
– Хорошо, попробуй теперь вернуться в прошлое, – попросил Бэйб. – Человек по имени Оливер Дельфт отвез тебя в загородный дом. Ты сидел на кухне и рассказывал ему, как в твои руки попал конверт с уличающими тебя кодовыми словами. Ну вот, ты снова там. Представь это. Почувствуй себя находящимся на кухне – ты с пакетом молока сидишь за столом, Дельфт со стаканом вина в руке стоит перед тобой.
Нед закрыл глаза и постарался припомнить разговор.
– «…Ты вернешься домой, в лоно семьи, еще до десятичасовых „Новостей“… Против магнитофона ты возражать не станешь?» – «Он не был моим другом, просто школьным инструктором парусного спорта… Мы в школе часто ходили под парусом…» И снова вопросы. Бесконечные вопросы.
– Ты можешь вспомнить каждый из них?
– Он выспросил у меня все. Все о том плавании. Как долго мы оставались на Джайентс-Козуэй… – Нед напряженно сощурился. – Он был расслаблен, почти скучал. «Ты хорошо справляешься, Нед, очень хорошо. Теперь уже не долго осталось… ночь была безлунная?.. Хорошо, Нед. Прекрасно, прекрасно. А откуда взялся конверт?.. Ну, наверное, купил где-нибудь. В магазине…» – «Нет-нет». – «Откуда Падди достал его? Из кармана? Из сейфа? Откуда?..» – «Из небольшой такой сумки. Она лежала на штурманском столе…» – «Имя производителя на ней значилось? „Адидас“, „Файла“, что-нибудь?.. Ладно, ладно.
Мы почти закончили, сынок. Твой приятель Руфус Кейд ничего услышать не мог, так? Понятно. На конверте ничего написано не было?..» Вопросы все продолжались и продолжались.
