Юрий Григ - Пусть умрёт
- Не забывай, что на этих отморозках кое-кто намечает бабло нехилое срубить.
Матвей Петрович снова промолчал, а про себя подумал: «Вот гад, все время мордой в говно... Это он-то меня упрекает. Бабло срубить? Сам в тысячу раз больше гребет – между прочим, вот этими руками». Он незаметно бросил взгляд на свои ладони, как будто ожидая увидеть на них случайно налипшие банкноты. Естественно никаких банкнот он не обнаружил, и ему снова стало очень обидно за себя.
Ведь, если рассудить по-честному, кто принимает основной риск на свою, так сказать, задницу? Корунд! Случись что нештатное, так с босса-то что взять? Ему хрен что пришьешь. Кого он козлом отпущения сделает? Корунда! Ему, Корунду, за все отвечать – всё через него проходило. Всё! Он на секунду представил себя в кабинете следователя, и ему сделалось не по себе. Расколоться? Просто немыслимо! Даже подумать об этом страшно. Лучше на зоне сгнить.
Матвей Петрович ужаснулся лексикону, который за последние два года выработался у него, интеллигентного человека, к каковым он себя бесспорно относил. Но сейчас он почти реально почувствовал запах зеленоватых, как будто полинявших, пожалуй, самых маловыразительных в мире купюр, и запах этот немедленно примирил его с действительностью.
Матвей Петрович незаметно потряс головой, прогоняя обонятельную галлюцинацию, но она не отгонялась. А Пронькин, как бы читая его мысли, с этакой подковыркой, спрашивает:
- Ты что, «цитрусовые» в уме пересчитываешь? У тебя уже сколько на счетах, а, Матвей?
Матвей Петрович не ответил – что правда, то правда – несколько лимонов накопилось. Сам даже запутался сколько.
Он тяжело вздохнул и доложил о подготовке мероприятия: все, мол, в порядке, не извольте беспокоиться, с черномазыми все договорено, переноса даты не будет. Да и какой перенос – знаем, какие люди пожалуют. За прием отвечает их полковник, как его, блин? Хрен запомнишь эти африканские имена, Бисаи, Себаи. Что? Нет, никогда не мог запомнить – где имя, где фамилия...
Он говорил, а сам с замиранием сердца думал: «Может все же пронесет?».
Натурально, не пронесло. Пронькин перебил его:
– Короче, ты мне лучше скажи, как это вам, засранцам, в голову пришло концы в воду таким идиотским способом? Это ж уму непостижимо – в Москву затащили! Ты, Матвей, можешь мне объяснить в чем дело? И вообще, ты когда-нибудь снимаешь свой идиотский картуз?! – ни с того ни с сего разозлился он на ни в чем не повинный головной убор. – Спишь тоже в нем?
Матвей Петрович, обиженно насупившись, стащил с головы свою любимую клубную фуражку со значком в виде акулы, которой собственноручно отоварился в Монте-Карловском бути;ке в прошлом году и с тех пор не расставался с ней ни на минуту.
– Я тебе сейчас все объясню, Марлен, – начал он. – Дело, видишь ли, в том...
– Ты покороче не можешь? Без всяких этих твоих: «дело в том, да дело в этом». Конкретнее! Если будешь опять меня разводить, то...
– Хорошо-хорошо, – не дал ему договорить сообразительный Матвей Петрович.
Он глубоко вздохнул и покаялся: частично, дескать, признает свою вину, готов искупить... то да сё... что-то, запинаясь, бормотал про повинную голову, которую меч не сечет, а в заключение осмелел и сообщил, что все же настоящая причина кроется в цепочке досадных случайностей, которые в конечном счете и привели к такой вшивой ситуации.
По его словам получалось вот что.
В тот злополучный день, с наступлением темноты, сразу же, как только его парни выехали на трассу, чтобы по инструкции перевезти объект для захоронения, за ними увязалась патрульная машина. Менты были московские, городские... С областными проблем бы не было. Договорились бы, сто пудов. А эти – другое дело. Правда, может, и случайно подвернулись – скорей всего так оно и было, только проверять это никому в голову не пришло, слава богу. Там отрезок трассы – в сторону Москвы всего-то километра два-три. Приняли решение не сворачивать, а дальше потянуть, проверить – отстанут ли менты? Если и не отцепятся, то в потоке, ближе к городу проще затеряться. А менты не сваливают – как пришитые! Ребята звонят ему: «Петрович, что, мол, делать?» А он им: «Действуйте по обстановке, но с ментами не базарить – шмон стопудово наведут... Лучше всего – оторваться, потом при первой возможности избавиться от груза и свалить».
– В общем, Марлен, – закончил свой живописный рассказ Матвей Петрович, – дотянули до города. Там, на светофоре удалось оторваться от патруля. Так и не поняли – хвост был или так, случайно. Но пакет сбросили прямо там, в залив. Побоялись снова из города вывозить. Концы, Марлен, в воду, теперь до весны не всплывет. Слава богу, все обошлось.
— Обошлось или нет, увидим, – произнес в задумчивости Пронькин, – а пока... х-мм… тебе будет небезынтересно узнать, что пакетик-то ваш выплыл.
— Как выплыл!? – схватился за сердце Матвей Петрович.
— А вот так. Выплыл! Кстати – и дело уже успели состряпать. А ты как думал? Что, испугался? Хорошо хоть нет у них ни хрена кроме трупа. Висяк получается, по крайней мере, на сегодняшний день. Так что пока ты загорал в командировках своих, здесь, Матвей Петрович, много воды утекло.
— Ну зачем ты так, Марленыч? Ты же знаешь как я пашу. И командировка была не на Канары, – попробовал обидеться Корунд.
— Канары, тайга – неважно! Твой косяк – тебе и расхлебывать... Вы что с ума все посходили!? Один косяк за другим. А с антиквариатом тоже случайность?! – голос его снова стал наливаться металлом. – Не слишком ли много?
— Марлен... прости, но это как... как, – Матвей Петрович от волнения не сразу подобрал подходящее сравнение, – как метеорит на голову свалился. Кто же мог предположить, что такое может произойти.
— У тебя получается настоящий метеоритный дождь, – перебил Пронькин.
— Марлен, – начал Корунд проникновенно, – я тебе сейчас все объясню...
— Я и не сомневаюсь, объяснять ты всегда умел.
— Нет, ты выслушай... Это никакая не халатность. Ты мне веришь? Все было организовано как надо. А это... это случайность! Роковое стечение обстоятельств. Дело в том, что Костя заболел, и его подменил новичок. Нарушил инструкцию, оставил на пять минут машину без присмотра. Всего на пять минут – ты представляешь!? В центре города, на Тверской. За эти пять минут машину и обчистили. Сигнализация даже не сработала... Одно ворье! – возмущению Матвея Петровича не было предела.
Все время, пока он рассказывал, Пронькин слушал с мрачным видом, не перебивая. Потом тяжело вздохнул:
— Найди меч, Матвей.
— Ради бога, Марлен...
— Найди мне его, – тяжело повторил Пронькин. – Ты знаешь, для кого он предназначается.
— Не беспокойся – найду...
— Ты, вот что, прими во внимание – работали профессионалы. Кто еще может за минуту автомобиль вскрыть. Значит – найти можно. Свяжись с нашими ментами, они дадут выход на этих... Ну, кого они в этом районе крышуют... Кстати, если я не ошибаюсь, нам предстоит встретиться со старым знакомым… Ну, все ясно?
— Ясно, Марлен.
— Запиши телефон, – он коротко порылся в сотовом и сунул под нос Корунду телефон. – Так... вот номер, смотри. Зовут Николай Сергеевич, начальник управления, мент. Скажешь от меня. Он посоветует, как действовать. Имей в виду, мне нужно найти меч. Денег не жалей...
Собака чует настроение своего хозяина, даже не понимая человеческой речи.
Дирижер симфонического оркестра почувствует настроение каждого из своих музыкантов – стоит альту или, к примеру, альпийскому рожку повздорить с женой или, еще хуже, с тещей – почувствует, вмиг почувствует.
Опытный психиатр с одного взгляда определит состояние пациента.
Жена угадает измену мужа по одной лишь ей понятным неуловимым признакам.
Да мало ли можно привести примеров проявления шестого чувства.
Так и Матвей Петрович – почувствовал, шестым чувством почувствовал – серьезно переживает Марлен Марленович, и несдобровать ему, коли опростоволосится и на этот раз. Не сносить ему, как в сказках говорится, буйной своей головушки.
Непонятно почему, но, похоже, даже больше, чем из-за прокола с трупом, огорчился господин Пронькин от пропажи этой антикварной вещицы.
На следующий день Матвея Петровича Корунда можно было застать с чашечкой ароматного кофе, уютно устроившимся в приемной некой фирмы.
От вынужденного безделья он перелистывал журналы, разложенные на стеклянном столике, подставкой которому служила высеченная из монолитного известняка, стилизованная под морскую раковину глыба.
Интерьер приемной заслуживал упоминания хотя бы потому, что любому, даже самому несведущему в вопросах техники оформления деловых помещений человеку, с первого взгляда становилось очевидным – поработал настоящий профессионал. Всё, начиная с мебели, освещения, картин на стенах и кончая аксессуарами и, присутствующей буквально во всем цветовой холодно-голубой гаммой, было выдержано в едином стиле. Но самое главное – вы бы несказанно удивились, узнай, что находитесь во владениях могущественного в своем роде человека, род деятельности которого вряд ли мог ассоциироваться с тем, что принято называть «тонким художественным вкусом».
