Лариса Васильева - Бессонница в аду
Хан вскочил и вышел из кухни. Мария не видела его весь следующий день — он не приходил в столовую, обед ему относили в кабинет, и она уже жалела о своей издевке. Пусть пятая жена да хоть десятая, неважно, главное, что он хочет взять ее в свои жены, ведь если честно, то она давно умудрилась влюбиться в своего мучителя… Наверно, на воле она бы не раздумывая согласилась на его предложение… Такие люди, как он, встречаются раз в тысячелетие. Пусть у него гарем, разве это хуже, чем когда без конца изменяют, как ее Вениамин, или каждый год меняют жен? И плевать, что ее ждет потом. Пусть и в преддверии ада, но она получит кусочек своего странного счастья… Вот только возраст… Он хочет ее, пока не видел обнаженной, но потом, когда сравнит со своими молоденькими девушками, его любовь сразу растает… Все может быть, но что она теряет? Ничего. Так почему бы ни потерять голову хоть раз в жизни… Просто каламбур какой-то.
Хан хоть и ушел злой, но все равно на следующую ночь пришел, как обычно. Мария не вышла. Он заглянул к ней, она не спала. И он как ни в чем, не бывало предложил вместе попить какао, если, конечно, она в состоянии его сварить…
— Сварю, пошли. Какао, а еще чего ты хочешь?
— Ты знаешь что — тебя…
— А как насчет блинов?
— Тоже согласен…
Потом, уже на кухне, за ночной трапезой Хан спросил:
— Ты хочешь, чтобы я выгнал девчонок?
— Не смеши меня, где бы они ни жили, в твоих апартаментах или на другом этаже, девушки все равно останутся в твоем распоряжении. Тем более, что уехать им нельзя, так ведь? Рита и Лика сейчас живут внизу, но все знают, что они твои…
— Я могу отдать их кому-нибудь. И эту, как ее, Наташу тоже… Могу использовать их для опытов, пусть быстренько состарятся: все равно нужно на ком-то испытать новые препараты.
Мария даже ахнула:
— Какой ужас! Только не это! Тогда я точно не смогу быть с тобой…
— Тебе не угодишь.
— Если ты хотел жить со мной, то зачем приказал привезти себе новую, я ведь все время была здесь, как это понять?
— Очень просто: ты меня отвергаешь, вот я и пытаюсь найти замену.
— И я не понимаю, зачем нужны две, три, четыре девушки, что, такой высокий потенциал? Извини, не верится в это, скорее, просто распущенность…
— Пошли, проверишь…
Мария отвернулась.
— Да ладно тебе, не злись. Девчонок много, потому что можно. Потому что жизнь у меня короткая, вот и стараюсь все успеть.
— Некоторые живут да ста лет с одной женой.
Он хотел взять ее руку, но она отдернула.
— Извини, я устала…
Мария сама не понимала, зачем злит его каждую ночь, а потом сама же о нем мечтает. И еще хорошо, что он терпит ее нравоучения, а что она будет делать, если он перестанет приходить? И как накаркала, ночью Хана не было и в следующую тоже. Прошла неделя. Ирочка приходила жаловаться ей, говорила, что он стал грубым, невнимательным. Мария слушала ее, а ей впору было разрыдаться самой.
Когда-то она так сильно любила Вениамина, но сейчас не могла вспомнить, чтобы вот так же тосковала о нем. Да, она с радостью отдавалась мужу, доставляла ему удовольствие, но чтобы мечтать об этом… Нет, такого не было. А сейчас все время думала о Хане, причем совсем недвусмысленно… Ее бросало в жар, когда она видела его за столом, старалась не смотреть в его сторону. Ей казалось, все поймут, что происходит в ее душе, нет, скорее в теле… Что-то вдруг изменилось, и она наперекор всему стала жаждать близости с этим человеком. Сама себе приводила сотни доводов против него, и сама отметала их все одним словом: хочу…
Днем в столовой Мария заметила, что Рита глаз не сводит с Хана. И подумала, что и сама, наверно, выглядит также: ждет, не дождется его взгляда, хотя бы небрежного кивка. Сама себе напоминала бездомную голодную собачонку, молящую о подачке. Мария тешила себя мыслью, что она не демонстрирует свои чувства так откровенно, как Рита. А девушка выглядела неважно — похудела, осунулась, когда-то чудесный оттенок ее кожи казался сейчас землистым. Похоже, она дошла до точки. Жаль ее… Все женщины старались обходить Риту стороной, как больную. Перешептывались, дивились такой страсти. «Все равно, никому его не отдам!» — вдруг самоуверенно подумала Мария.
Хан работал, в столовую приходил озабоченный, сердитый, страданий влюбленных женщин не замечал. И Марии оставалось только тосковать о нем и рисовать его портреты… Как-то Рита заинтересовалась одной из работ Марии:
— Ты нарисовала у него такой необычный взгляд …
— Почему необычный? — удивилась Мария, — он всегда так смотрит…
— Да?! Счастливая ты… Хотела бы я, чтобы он на меня так смотрел… Ночью с ним болтаете?
— Нет…
— Нет?!
— Вторую неделю уже не приходит… — она могла бы точно сказать сколько, так как невольно считала дни.
Рита не знала, как относится к Марии: как к счастливой сопернице или товарищу по несчастью.
Марии приснилось, что Хан наклонился над ней, провел ладонью по ее лицу, и она села на кровати… В комнате было пусто, только Галина сонно заворочалась во сне. Быть может, он заходил, но не стал ее будить? Она вскочила, схватила свой халат, тапки не смогла быстро нащупать и, чтобы не терять время, а то ведь он уйдет, не станет ждать, побежала босиком к двери. В коридоре тоже пусто — уже ушел! Тогда она бросилась в холл, тихонько шлепая босыми ногами по холодному полу, и там никого, побежала дальше, до лестницы, поднялась на второй этаж — пусто… Стало быть, ей показалось, он не приходил к ней… Постояла, а потом поняла, что не в силах повернуться и уйти, будь что будет, пусть он сам ее прогонит… Неслышно подошла к его двери, повернула ручку. Хан стоял спиной к ней у окна. В комнате было довольно светло от уличных прожекторов, и Мария сразу увидела, что он обнажен. Вся ее прошлая жизнь, воспитание, нормы приличия, которым она всегда следовала, требовали, чтобы она вышла из комнаты, тактично закрыла дверь или хотя бы отвернулась, но вместо этого она шагнула вперед. Хан повернулся к ней. Мария шла к нему, на ходу поднимая руки, чтобы обнять его… Он только произнес: «Наконец…», обнял и стал лихорадочно целовать ее, потом поднял на руки и понес в спальню.
Впервые в жизни она поняла сокровенный смысл слов «слились», «соединились»…
— Я столько мечтал об этом…
Матильда сжала в ладонях его руку, поцеловала…
— У тебя такие красивые руки… Знаешь, когда мы с тобой по ночам разговаривали в холле, я начинала верить, что ты можешь меня полюбить, но когда встречала днем, мне всегда хотелось плакать…
— Почему?
— Я же понимала, что невозможно, чтобы ты, такой умный, красивый полюбил меня.
— Я живу тобой…
Он так серьезно смотрел на нее, что у Марии защипало в носу, на глаза навернулись слезы…
Тут она почувствовала сзади какое-то движение, оглянулась — Ирочка во сне тихонько заворочалась… Боже, она даже не заметила, что здесь есть еще кто-то, а совсем недавно не захотела оставаться у него, потому что внизу, на первом этаже, могли бы что-нибудь услышать. Ей стало смешно, Хан тоже улыбнулся: «Я совсем забыл, что она здесь…», — и потянул Марию с кровати, а она вдруг застеснялась, где же халат? Он понял и поднял халат с пола, подал ей, а сам так и пошел голым из комнаты. Она шла следом, с удовольствием смотрела на него, втайне наслаждаясь редким зрелищем — чужим голым мужиком… Странно, ее пижама оказалась в гостиной, хотя халат был в спальне, она совершенно не помнила, где и как раздевалась. Они зашли в другую комнату, там тоже стояла громадная кровать. Но Хан не стал ложиться, а просто обнял Марию.
— Теперь я хочу есть…
— Так вот почему ты каждую ночь заставлял меня готовить… Забавлялся тут со своими девочками…
— Да ты ревнуешь! — радостно воскликнул он.
— Да ревную, ревную еще как! Сама не знала что я такая ревнивая. Не хочу тебя делить ни с кем, не могу видеть, как эти девушки садятся рядом с тобой в столовой, берут тебя за руку, как своего… Нельзя ли их отправить куда-нибудь подальше? Идеально — за две-три тысячи километров. Или хотя бы на ферму, ты же там не бываешь?
— Можно! Все, что ты захочешь…
Они спустились вниз, Мария стала варить какао.
— Знаешь, кажется, я на самом деле счастлив. Я бы согласился бросить все свои научные изыскания и жить с тобой в какой-нибудь деревне.
Она поставила кружки на стол, а он опять привлек ее к себе и между поцелуями прихлебывал какао:
— Я в жизни не пил такое вкусное какао, поистине это божественный напиток!
А потом, когда он снова потянул ее с собой наверх, Мария вдруг замялась:
— Может быть, ты сначала выпроводишь их из своих апартаментов? Как я завтра при них буду выходить?
— Господи, ты опять стесняешься? Ну хорошо, их завтра же не будет. Только я утром уеду, вернусь через пару дней, но ты, если хочешь, можешь без меня переселиться…
