Такэо Арисима - Женщина
– Есть уже некогда. Опять весь день буду мотаться. Вернусь поздно. Для нас ведь не существует праздников, даже в день рождения императора работаем.
Только теперь Йоко вспомнила, что сегодня праздник, и на душе у нее стало еще радостнее.
Курати ушел. Йоко вышла на балкон и посмотрела вниз. Улица Момидзидзака, обсаженная по обеим сторонам вишнями, круто спускалась к морю. По ней энергично шагал Курати в темно-синем кителе. Алели наполовину облетевшие цветы сакуры.[36] Украсившие дома японские национальные флаги висели не шелохнувшись в неподвижном воздухе. Среди них виднелся и английский флаг, как бы напоминая, что город является открытым торговым портом. У таможенной пристани стояло несколько судов, в их числе – «Эдзима-мару». Флажки, переброшенные с мачты на мачту в честь праздника, казались игрушечными на фоне безбрежного синего моря.
Все долгое путешествие представлялось Йоко сном. Словно это не в ее судьбе произошла важная перемена. Бодрая, полная неясных надежд, Йоко вернулась в номер. Опрятно одетая горничная убирала постель. В нише стояла огромная ваза с целой охапкой хризантем, которые при малейшем движении воздуха распространяли по комнате свой особый аромат, едва уловимый, наводящий грусть. Вдыхая его, Йоко наконец почувствовала, что она на японской земле.
– Какой чудесный сегодня день. Вечером у вас, наверно, будет много работы, – сказала Йоко горничной, с аппетитом уплетая завтрак.
– Да, сегодня, кажется, должно быть два банкета. Но некоторые наши постояльцы поедут на обед в министерство иностранных дел, так что вряд ли все номера будут заняты.
Горничная внимательно разглядывала Йоко, пытаясь угадать, кто эта красивая женщина, приехавшая вчера поздно вечером, такая непонятная, непохожая на тех, кого она привыкла здесь видеть.
Йоко не знала, чем заполнить предстоящий день, и он казался ей бесконечно долгим, хотя осенние дни становились все короче и короче. Послезавтра она вернется в Токио, а пока хорошо бы походить по магазинам, но Кимура уже накупил целую кучу подарков, кроме того, у нее при себе почти не было денег. Укутавшись в яркое кимоно на вате, – она заказала его специально для поездки в Америку и не собиралась носить в Японии, – Йоко нервно ходила по комнате, раздумывая, что бы предпринять.
«Попробую-ка я позвонить Кото», – решила она. Эта мысль ей понравилась. Как встретит ее родня, как отнеслись в Токио к тому, что произошло, – все это было очень важно знать. Йоко позвала горничную и попросила соединить ее с Токио. Токио дали немедленно, очевидно, по случаю праздника. Лукаво улыбаясь, Йоко быстро сбежала с лестницы. В коридоре ей встречались неряшливо одетые мужчины и женщины, они, казалось, только что встали с постели. Смотреть на них было совсем неинтересно. Йоко влетела в телефонную будку, плотно закрыв за собой дверь, сняла трубку и вдруг выпалила:
– Это Гиити-сан? Да… Гиити-сан, знаете, как все смешно получилось.
Тут она спохватилась. Правда, в ее возбужденном состоянии это были единственные слова, которые она могла произнести, но и они выдавали ее с головой. Кото (ну, конечно!) медлил с ответом. Он не мог не расслышать того, что сказала Йоко, и тем не менее переспросил:
– Что?
Йоко сразу все поняла.
– Ну, оставим это. Вы здоровы?
– Да, – последовал лаконичный ответ, прозвучавший особенно сухо в телефонной трубке. Затем до Йоко отчетливо донеслось: – А Кимура… Кимура-кун как живет? Вы видели его?
– Да, видела, – быстро ответила Йоко. – Он здоров. Спасибо. Только мне было очень жаль его, Гиити-сан… Вы слышите меня? Послезавтра я буду в Токио. Но к тетке не смогу поехать, понимаете? Просто не хочу. Так вот, слушайте. На улице Сукия есть гостиница «Сокакукан»… Да, «Пара журавлей»… Поняли?.. Я там остановлюсь. Вы приедете?.. Но мне нужно непременно сказать вам кое-что. Хорошо? Так обязательно, прошу вас! Через два дня утром? Спасибо. Буду ждать. Так непременно приходите.
Кото отвечал неохотно, односложно, будто недоговаривал что-то. Он и трубку, видно, не бросал лишь потому, что звонкий приветливый голосок Йоко оказал свое обычное действие. По его тону она поняла, что он охотно отказался бы от встречи с ней, – и настроение у нее как-то сразу испортилось.
Какую встречу готовят ей в Токио родственники и знакомые, она представляла, но это ее не пугало; однако сейчас, после разговора с Кото, она поняла, что дело обстоит гораздо серьезнее, чем она предполагала. Когда Йоко вышла из телефонной будки, с ней поздоровалась, выглянув из-за своей конторки, хозяйка гостиницы. Йоко видела ее впервые и была недовольна, что хозяйка не пришла к ней в номер узнать, как Йоко устроилась, а теперь заводит с ней фамильярный разговор. В общем, Йоко вернулась в номер в дурном настроении.
Дел у нее никаких не было. Оставалось только ожидать возвращения Курати, нетерпеливо поглядывая в окно. Со стороны форта Синагава донесся пушечный салют, отдавшись слабым эхом в душе Йоко. Дети на улице то и дело щелкали китайскими хлопушками (они тогда как раз входили в моду). Горничные решили воспользоваться хорошей погодой и открыли настежь все номера. Перебрасываясь легкомысленными шутками, они нарочито шумно орудовали щетками и вениками. Потом принялись мыть веранду. Убирать в номере Йоко, которая, как видно, одна только и оставалась сейчас в гостинице, они как будто и не собирались. Йоко восприняла это как грубый намек на то, что ей следует уйти.
– Наверно, есть номера, где уборка уже закончена. Поместите меня туда на некоторое время. А в моей комнате тоже, пожалуйста, уберите. Мыть веранду, не убрав в номере, не годится, – довольно резко сказала она горничной. Горничная, уже не та, что приходила утром, судя по всему, уроженка Йокогамы, видавшая виды женщина средних лет, с недовольной миной проводила Йоко по устланному циновками коридору в соседний номер.
В этом номере до сегодняшнего утра, наверно, кто-то жил, и, хотя здесь сделали уборку, в углу все еще стояло хибати,[37] ящик для угля, были навалены газеты. Сквозь распахнутые сёдзи в комнату лились теплые лучи солнца. Расположившись на циновке, Йоко, жмурясь от яркого света, внимательно прислушивалась к тому, что делала в ее комнате горничная. Куда бы Йоко ни приезжала, она сразу же, как дома, раскладывала все свои вещи, даже самых ценных никогда не прятала. Она любила покрасоваться и в то же время подчеркнуть свое полное равнодушие к вещам. Но при этом она зорко следила, как бы служанки не соблазнились чем-нибудь. Увидев в углу газеты, Йоко вспомнила, что после возвращения в Японию не прочла еще ни одной печатной строчки, и взяла лежавшую сверху газету. От нее пахло скипидаром, – видно, номер был получен совсем недавно. На первой странице под жирным заголовком «Да здравствует наш император!» был помещен портрет императора. В статье на первой полосе выдвигались различные требования к кабинету Кацура, который в июне этого года сменил кабинет Ито. В сообщениях из-за рубежа подробно излагалась речь графа Чирикова, посвященная русско-японским экономическим отношениям в Китае. На второй странице печаталось продолжение статьи профессора литературы Томигути «Так называемое пробуждение женщины в Японии». Там упоминались имена социалиста Фукуда, а также госпожи Акико Отори,[38] известной поэтессы. Но теперь все это казалось Йоко необычайно далеким. На третьей странице ей бросилось в глаза набранное крупным шрифтом знакомое имя – Кибэ Кокё. Она машинально стала читать и, едва прочитав две фразы, похолодела.
«НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПАРОХОДЕ ОДНОЙ КРУПНОЙ ПАРОХОДНОЙ КОМПАНИИ
Скандальный роман ревизора и пассажирки.
Пассажирка – бывшая жена Кибэ Кокё», – кричал заголовок. Йоко быстро пробежала глазами статью, в которой говорилось следующее:
«Странное происшествие случилось на пароходе, принадлежащем самой крупной в нашей стране пароходной компании. Ревизор этого парохода, находясь при исполнении служебных обязанностей во время недавнего рейса в Америку, уговорил некую пассажирку первого класса не высаживаться в Америке и тайно вернулся вместе с ней в Японию. Эта испорченная женщина в свое время вышла замуж за Кибэ Кокё, но вскоре сбежала от него. Сейчас у этой женщины есть жених, с которым она обручена и который еще раньше уехал в Америку. Такой заслуживающий осуждения поступок ревизора, несущего самую серьезную ответственность за пассажиров, бесчестит не только его самого, но и подрывает репутацию фирмы. Наша газета располагает всеми подробностями этого дела, но пока воздерживается от их опубликования, чтобы дать возможность этим людям раскаяться. Если же по истечении установленного срока они не изменят своего поведения, наша газета опубликует все подробности, заклеймит этих людей, опустившихся до уровня животных, и потребует ответа от пароходной компании. Газета просит читателей внимательно следить за нашими сообщениями».
