Эдуард Лимонов - Американские каникулы
— Валерий, — представился он и не назвал фамилии. — Садитесь, — он указал на место рядом с водительским.
Я обошел авто с капота и дернул за дверцу. Заперто.
— Извините, — он опустился на водительское место и, дотянувшись до кнопки замка, отпер мне дверь.
Его автомобиль был широк. Я сел. Он открыл пачку «Собрания» и предложил мне.
— Спасибо. Не курю. Бросил.
— Я должен вам представиться прежде всего, — начал он, выпустив клуб дыма в окно и ладонью воспитанно отмахнув от меня остатки дыма. — По профессии я кинематографист. Работал в Киеве на киностудии имени Довженко. До режиссера я так никогда и не поднялся, но был и главным ассистентом, и оператором, и последние годы работал директором картины. Вы знаете, что это за должность — директор картины?
— Не совсем себе представляю, — сказал я. — От кинобизнеса я всегда был далек.
Мои романтические ожидания не оправдались. Я ожидал, что меня станет вербовать советский шпион. Я был разочарован.
— Директор картины приблизительно соответствует экзекьютив продюсеру здесь, в Штатах. Я был ответственен за фильм. За финансовую часть, за организацию съемок на местах, за все, вплоть до здоровья съемочной группы, вплоть до полицейской обязанности следить за тем, чтобы главный герой не напился мертвецки накануне съемки центральных сцен… У меня всегда было желание сделать фильм самому, но, знаете, не советский — сентиментальный и казенный, — но настоящий фильм. Чтобы в нем все было: и страсти, и секс. И не пуританский советский секс, но настоящий, здоровый…
Так как он оказался не шпионом, я решил максимально сократить встречу с обыкновенным представителем рода человеческого, избравшим почему-то ему по должности не положенный метод работы с людьми. Так же, как Оскара Уайльда, обыкновенные люди меня не интересовали.
— Простите, я не совсем понимаю, чем я могу быть вам полезен… — И я нагло посмотрел на часы. Если ты проявишь слабость, они сядут тебе на голову, обыкновенные представители.
— Сейчас вы все поймете. — Он порылся в отделении для карт, перчаток и револьверов и извлек оттуда мой первый роман по-русски. Второе издание. Красное сердце все еще пылало в горле, но книга была похожа на йеллоупейджес[47] в телефоне-автомате на нью-йоркском Гранд Сентрал вокзале. — Когда я прочел ваш роман… — он проделал ртом хватающие воздух движения.
«Еще один поклонник, — подумал я, — придется быть вежливым и внимательным. Нельзя обижать людей зазря».
— Когда я прочел ваш роман, я был потрясен. В вашем романе было все, что я хотел бы видеть в моем фильме: секс, страсти, насилие, враждебная и чужая среда, страшный мир…
— Писателю всегда приятно встретить понимающего его читателя. Я очень тронут. Для этого мы, писатели, и работаем.
Я хотел выдать ему порцию обычной грубой лести и демагогии, чтобы быстрее отвязаться от него и вернуться к телу Наташи и попытаться совместно с ней достичь того, чего нам не удавалось достичь до звонка этого типа, а именно — совместного оргазма.
Он имел наглость взмахнуть рукой таким образом, что выглядело это как жест пренебрежительного отмахивания от меня.
— Я уверен, что вы сами не понимаете кинематографичности вашего романа. Такое случается очень редко, чтобы все элементы крепко укладывались в конструкцию!
— Почему же я не понимаю! — возмутился я. Нужно было дать этому типу из провинциального Киева по голове. — Очень даже понимаю. Между прочим, одним из первых книгой заинтересовался, прочитав ее по-французски, сам Шлондорф. Из проекта, правда, потом ничего не вышло по вине его продюсеров, однако я встречался с ним в Нью-Йорке и выслушал от него массу комплиментов моему роману…
— Шлон… кто? — переспросил он.
«Боже, этот тип даже не знает, кто такой Шлондорф, и туда же, берется рассуждать о кинематографичности романов».
— Волкер Шлондорф — немецкий режиссер, поставивший, в частности, «Ле Тамбур…»
Я вдруг вспомнил, что я в Америке и что они тут ни хуя, кроме собственных голливудских хамов, не знают. Однако «Ле Тамбур» наделал в свое время шуму и в Нью-Йорке.
— «Тин драм», — воскликнул я, вспомнив, что под таким титулом фильм шел в Соединенных Штатах. — Вы видели «Тин драм»?
— А-ааа! — протянул он. — Это… Очень интеллигентский, говорят, фильм. На нашего Андрея Тарковского похоже. Я не видел, но мне рассказывали… И что же, по вам фильм сделали?
— Нет, — сказал я. — По мне нет. Увы. Есть французский режиссер, желающий купить права, но он до сих пор не нашел продюсера, — я пожал плечами. — Я решил больше в это дело не входить. Сделают, не сделают, я — писатель, мое дело писать и публиковать книги, а не ловить кинорежиссеров и переживать по поводу еще одной неосуществившейся киномечты…
Его физиономия сияла.
— Это я сделаю ваш фильм в конце концов!
— Пожалуйста, делайте, — сказал я. — Я буду счастлив. У вас есть деньги купить права?
Мимо прошел подросток-мексиканец под зонтиком. На плече он нес оглушительно хрипящий транзистор. Джинсы. Тишот без рукавов. Тощие, но мускулистые плечи. Я был уверен, что у подростка больше денег, чем у моего собеседника. Однако я привык к маньякам, и они меня не возмущают.
— Сегодня у меня нет таких денег, — сказал он гордо. — Но будут!
— Вот когда будут…
Я слегка сдвинулся к дверце автомобиля. Я хотел добавить любимую поговорку моей последней экс-жены: «Нету денег — привяжите к жопе веник», но решил, что он очень обидится. Он глядел на меня так, что было ясно: Валерий из Киева доволен, его худшие представления обо мне оправдались.
— Эй, — сказал я. — Во Франции совсем не те цены, что у вас здесь. Ничего страшного. Тысяч за триста франков мое издательство продаст вам киноправа. Спасибо за внимание, я пошел. Меня ждет женщина. В постели.
— Подождет, — сказал он нагло.
«Ни хуя себе, — подумал я, — не хватает еще, чтобы он вынул пушку и по всем лучшим стандартам бывших советских — новоамериканских мафиози приставил мне дуло к виску».
— Наташа умная женщина, — добавил он, обнаруживая удивительное всезнайство. — Сумасшедшая, конечно… Она подождет. Я, собственно, не о вашем романе хотел с вами поговорить. Я уверен, что фильм по вашей книге я сделаю. Я всегда добивался того, чего хотел. На сегодня же я могу предложить вам работу. Дело в том, что я хочу сделать первый русский порнофильм… Я уже собрал нужные деньги.
— А вот это уже ближе к делу, — обрадовался я.
Хулиганские затеи меня всегда вдохновляли, и за несколько лет до этого, в Нью-Йорке, я серьезно подумывал о том, как бы сняться в порнофильме, оставить благодарному потомству писательский член крупным планом.
— Готов предложить свое тело. Правда, я еще никогда не снимался в порнофильмах. И должен предупредить вас, что я очень сенсатив. У меня могут возникнуть проблемы с эрекцией. Но если вы купите мне немного марихуаны или гашиша, я уверен, я смогу работать перед камерой так же, как и без камеры.
— Я хочу, чтобы вы написали сценарий.
Он отказывался от моего тела. Он брал на работу мой мозг. Это меня обидело.
— Сценарий? Это сложнее. Я никогда не писал сценариев для порнофильмов и никаких других сценариев не писал.
— А для театра писали?
— Нет. Я терпеть не могу театр и его чтецов-декламаторов, громко скандирующих фразы, которые нормальный человек себе самому и прошептать боится. Театр — это очень шумно. Я люблю тишину.
— Не страшно, — не смутился он. — Я уверен, что вы сможете. У вас в «Эдичке» все сделано наилучшим образом. Беретесь?
— Не знаю, — сказал я. — Скорее всего, нет. Вы, разумеется, хотите, чтобы я сделал всю работу даром?
— Ну нет, зачем же. Мы вам заплатим. Но потом, когда фильм себя окупит. Сейчас я не могу вам заплатить, у меня денег как раз в обрез. Вы должны меня понять. Я четыре года работал на такси. Жена моя работала санитаркой в госпитале Святой Терезы, чтобы скопить деньги на мой фильм. Мы питались картошкой, во всем себе отказывали. У жены даже приличного пальто нет…
— Зачем женщине пальто в Лос-Анджелесе?
— О, вы не знаете этот город. В феврале бывает порой довольно прохладно.
— Слушайте, — сказал я, — по-человечески я вас понимаю и вам сочувствую, но на вашу затею, пардон, я не подписываюсь. Поймите меня правильно, поставьте себя на мое место. Я вас совсем не знаю, вы свалились мне на голову и хотите, чтобы я бесплатно работал на вас. Да еще делал работу, к каковой я не приучен, к каковой у меня нет профессиональных навыков и, как я вам уже сказал, желания…
— Мы должны помогать друг другу. Мы же все оттуда, у нас одна судьба.
— Слушайте, — сказал я, — не для того я избавился от воли советского коллектива, чтобы ходить в коллективе здесь. Положить мне на всех эмигрантов Лос-Анджелеса, Брайтон-бич и Израиля, и всего мира. Плюс, если вы помните мою книгу, так я и не еврей даже. И вообще, Валерий, на фиг я вам нужен? Здесь, в Л.А. порнобизнес развит ой как, и вы можете за пять тысяч целковых иметь профессионального сценариста, который вам такое напишет! Моря спермы и тонны плоти…
