Энн Пэтчетт - На пороге чудес
— Вы изучали когда-то микологию? Как вы стали работать с доктором Раппом?
Марине показалось возможным задать такой вопрос; теперь ей все казалось возможным.
Она могла приехать сюда и как агент ФБР…
— Я была студенткой доктора Раппа, а место, где он читал свои лекции, было невозможно предсказать. Я следовала за ним через Африку и Индонезию, но самым важным местом работы была для него Амазония. Он изучал ботанику, а я изучала, как работает разум истинного ученого. Я училась в женском колледже Рэдклифф и не могла посещать его лекции в Гарварде, такие радикальные вещи там не были приняты, но доктор Рапп позволял мне ездить в его экспедиции. На моей памяти он был первым преподавателем, который не создавал ограничений для женщин. Как выяснилось позже, и единственным.
Потом они долго молчали и смотрели на проплывавшие мимо джунгли.
Через два часа Истер, прежде державшийся под защитой правого берега, пересек Рио-Негро и свернул в приток, ничем не отличавшийся от множества других, мимо которых они проплывали. Они словно свернули с большой автомагистрали на второстепенную дорогу. Несмотря на широкое устье притока, они оказались в нем одни, остальные лодки поплыли дальше. Через считаные минуты безымянная речка сузилась, завеса зелени закрыла Рио-Негро.
Марина гадала, где же они пересекли незримую черту между портом и лодкой, между сушей и водой, и подумала, что вода и стала той чертой, за которой осталась цивилизация. Но теперь они скользили по речке между двух плотных стен дышащей растительности, и Марина увидела, что попала в совершенно другой мир, и что цивилизация окончательно исчезнет еще до того, как они прибудут к месту назначения.
Все, что Марина видела вокруг, было зеленым: небо, вода, кора деревьев. Позеленело даже то, что никогда не было зеленым.
Ей вспомнились строки из песни Джоан Баэз: «All in green my love went riding».
Тут доктор Свенсон объявила, что пора перекусить.
— Мальчику нужно отдохнуть. Он весь окаменел, и если на него упадет орех, он просто разлетится на кусочки. Ему невозможно сказать, чтобы он расслабился, вы понимаете? Даже если я потрясу руками и покручу шеей, он ничего не поймет и не будет мне подражать.
Доктор Свенсон уперлась руками в колени и хотела встать, но не получилось. Она заметно пополнела в талии по сравнению с Балтимором. Долгое сидение приковало ее к ящику рагу.
Ей, по прикидкам Марины, было под семьдесят.
Возможно, она устала от дороги.
Марина встала и протянула ей руку. Доктор Свенсон с минуту терла колени, демонстративно глядя в сторону, но потом взяла руку.
— Спасибо за помощь, — буркнула она, вставая. — Я чувствую себя иначе в последнее время. Насколько я разбираюсь в физиологии тела, это не то, что я ожидала.
Она похлопала Истера по плечу, изобразила руками поворот штурвала и ткнула пальцем в сторону берега. Он кивнул, не отрывая глаз от фарватера.
— Сейчас он не хочет отдыхать, — сообщила она, вернувшись к Марине. — Впереди есть место, которое ему нравится. Там он может привязать лодку к берегу. Якорь его нервирует своей ненадежностью, да и вытаскивать его страшно тяжело. На него что только не цепляется!
Марина поглядела на мутную воду. Да, можно себе представить.
— Давно вы сюда ездите?
— Доктор Рапп первым обнаружил племя лакаши, — доктор Свенсон подняла голову и посмотрела на верхушки деревьев. — Примерно пятьдесят лет назад. Я участвовала в той исторической экспедиции и помню, как мы впервые плыли по этой реке. Был роскошный день. Тогда я и не догадывалась, что буду всю жизнь сюда возвращаться.
— Не похоже, что тут что-либо сильно изменилось, — заметила Марина, глядя на густо заросшие берега.
Насколько хватало взгляда — ни людей, ни хижин, ни лодок.
— Впечатление обманчиво, — возразила доктор Свенсон. — Тогда было все иначе. Тогда мы не натыкались на выжженные леса, вместо которых теперь появились распаханные поля размером с квадратную милю. Тогда мы не видели задымленные джунгли. Изменились даже лакаши. Они утрачивают свои навыки с такой же быстротой, с какой бассейн Амазонки теряет свои леса. Прежде лакаши сами плели веревки, ткали полотно. Теперь даже они ухитряются все покупать. Они срубают два-три дерева, связывают их вместе, сплавляют в Манаус и там продают. Денег им хватает на керосин и соль, на возвращение домой на речном такси, а при удачной сделке — и на ром, вот только они не умеют торговаться. Одежду они тоже привозят из города — ту дрянь, которую американцы поставляют через Армию спасения. Много лет назад меня встретил старейшина племени по имени Джози. На нем была футболка с логотипом «Джон Хопкинс». В то утро я провела занятия со студентами в Хопкинсе, прилетела в Бразилию, несколько часов плыла на лодке только для того, чтобы меня приветствовал туземец в футболке с такой надписью.
Она покачала головой, вспоминая об этом курьезе:
— Господи, как он гордился этой майкой! Носил ее каждый день. Кажется, в ней его и похоронили.
— Значит, всю неделю вы преподавали, лечили пациентов, а в выходные летали сюда?
— Не каждые выходные, нет, хотя если бы у меня было достаточно времени или денег, я бы летала чаще. Тут так много работы. Я улетала вечером в четверг, после моей последней лекции. В пятницу у меня были только часы приема студентов, и я их пропускала, потому что никогда в них не верила. Спрашивать должны все студенты, а не только те, которые поднимают руку. Если у тебя нет смелости, чтобы встать на занятии и признаться, что ты чего-то не понимаешь, тогда у меня нет времени что-то тебе объяснять. Если не научишься бороться с чепухой и бредом, ты так и будешь иметь дело с дюжиной маленьких, робких кроликов, которые толпятся возле твоего кабинета и тихонько задают один и тот же дебильный вопрос.
Марина ясно помнила, как и сама была в числе таких пятничных кроликов, как часами ждала профессора у двери ее кабинета, пока какой-то проходивший мимо студент не объяснил, что она торчит там напрасно.
— Кафедра не возражала против такого нарушения?
Доктор Свенсон наклонила голову:
— Доктор Сингх, вы посещали в детстве приходскую школу?
— Я училась в общеобразовательной, — ответила Марина. — Значит, вы возвращались в воскресенье, а в понедельник уже вели занятия?
— Возвращение было утомительным. Утром в понедельник я брала в аэропорте такси и ехала прямо на занятия. — Она вытянула руки над головой. Жесткие спирали волос торчали во все стороны. — По понедельникам я выглядела не лучшим образом.
— Я никогда этого не замечала, — возразила Марина.
— Вот за что я благодарна вашему мистеру Фоксу, так это за возможность подолгу оставаться здесь и работать! Не скажу, что я работаю без помех, поскольку он всячески мне мешает, но зато я избавилась от нелепой ситуации — когда ты проводишь серьезные исследования, а твои подопытные живут в другой стране. Я живу тут без перерывов уже почти десять лет. Первые три года держалась на грантах. Но постоянные поиски финансирования отнимают даже больше времени, чем полеты в Бразилию и обратно, к студентам. Ни одна фармацевтическая компания в мире не отказывалась оплачивать мои исследования, но в конце концов я выбрала «Фогель». Я доверяю тому, кто этого заслуживает.
Истер сбавил скорость, затем переключил мотор на задний ход.
Лодка, скользившая по инерции вперед, на миг застыла на месте. Мальчик направил ее в небольшую нишу среди густой стены деревьев и набросил веревку на ветку, выше других висевшую над водой.
— Молодец, какой ловкий, — похвалила Марина, когда веревка была надежно закреплена.
Она предпочитала говорить о ветках и веревке, а не о ЕЕ мистере Фоксе.
— Это дерево Истера. Он всегда ждет, когда мы доплывем сюда. Он хорошо знает дорогу.
Марина огляделась.
Тысячи деревьев, сотни тысяч деревьев, насколько хватало глаз, на обоих берегах реки, без единого просвета. Листья, ветки до бесконечности.
— Он помнит эту ветку? Не понимаю, как можно запомнить одну-единственную ветку.
Из спутанного клубка зелени временами вырывалась с пронзительными криками стайка птиц, но джунгли казались такими непроницаемыми, что Марина не понимала, как там могут летать птицы. Как вообще птица находит дорогу к своему гнезду? Как мог Истер запомнить это место, где можно привязать лодку?
— Мои наблюдения показывают, что Истер помнит все, — заметила доктор Свенсон. — Мной руководила отнюдь не сентиментальность, когда я сказала, что его интеллект выше среднего.
Мальчик заглушил двигатель, завязал узел, обернулся и кивнул доктору Свенсон. Его движения были уверенными и грациозными.
— Очень хорошо! — одобрила она, подняв кверху оба больших пальца.
Истер улыбнулся.
Как только они аккуратно пришвартовались, он тут же снова сделался ребенком, таким, как его увидела Марина возле оперного театра, каким держал его на руках Джеки.
