Изменчивость моря - Чан Джина
Существует теория (в высшей степени ненаучная, конечно), что осьминоги на самом деле являются инопланетными формами жизни, остатками внеземной цивилизации, которая когда-то прибыла на нашу планету и либо вымерла, либо покинула ее. Осьминоги могут втиснуться в самое крошечное пространство, если только в него поместятся их острые клювы, единственные твердые части их тела, и иногда, когда Долорес не хочется, чтобы на нее глазели посетители, она втискивается в щели своего аквариума, только одним глазом выглядывая наружу. Мы и раньше получали жалобы на это от посетителей, утверждающих, что они не для того платили за билет, чтобы посмотреть на пустой резервуар, и нам всегда приходится указывать, что она там – просто прячется. Мне кажется, что она не так уж застенчива или пуглива, просто она знает, что всегда интереснее смотреть и подмечать детали, если оставаться скрытой. Если бы она могла, то протянула бы одну или несколько конечностей к каждому из посетителей, попробовала бы на вкус их руки и лица, просто чтобы узнать, на что они похожи.
Мне невыносимо думать о том, что она может оказаться где-то в другом месте, каким бы большим и красивым ни был ее новый аквариум. Озадачат ли себя новые владельцы поиском информации о том, как развлечь ее или как правильно нарезать морепродукты кусочками разного размера, чтобы она могла, не торопясь, их есть, в какой бы угол ни забилась? Стали бы они вообще утруждать себя разговором с ней, пожеланием доброго утра, подбором для нее музыки?
Это не может быть правдой. Может быть, Юнхи ошибается, и сделка сорвется. Перевозка такого большого и экзотического животного, как Долорес, стала бы тяжелой задачей даже для миллиардера. Словно по сигналу, Долорес закатывает один глаз, как будто соглашаясь со мной.
Мы не можем не очеловечивать животных. Любой исследователь или биолог, который проводит с ними достаточно времени и говорит вам, что этого не делает, на самом деле лжет. Мы не были бы людьми, если бы не видели в окружающем мире отражение самих себя.
Я действительно не знаю, бывает ли Долорес одиноко или скучно. Я просто проецирую на нее свои собственные заботы подобно тому, как люди веками поступали с животными. Но что бы она ни чувствовала, она жива, и когда я рядом с ней, я тоже чувствую себя живой.
На часах уже девять, когда я заканчиваю готовить корм для животных на день. Я сажусь на кухне для персонала и проверяю свою электронную почту, и в это время входят мои коллеги. Мы приветствуем друг друга легкими улыбками или кивками, и каждый берет свою любимую кружку и терпеливо выстраивается в очередь, чтобы воспользоваться кофеваркой. Иногда я размышляю об этих условных рефлексах, которые нам всем удалось приобрести за годы работы в профессиональной сфере, и о том, что если бы кто-то захотел получить представление о поведении людей в естественной среде обитания, то один из лучших способов это сделать – понаблюдать за ними на рабочем месте.
Я представляю, как Вернер Херцог рассказывает об этом у себя в передаче: «Посмотрите, как они выстраиваются аккуратными рядами, чтобы получить утреннюю порцию освежающего напитка. Поразительно, что никто не говорит им поступать именно так, и все же они знают порядок действий, словно на уровне инстинкта».
Карл входит на кухню.
– Доброе утро, команда! – восклицает он. – Уже бодрячком? Ну и ну, рановато для тебя, да, Ро?
Я мгновенно раздражаюсь, но потом вспоминаю, что в моей голове говорит крошечный Вернер Херцог, и пытаюсь сосредоточиться на нем. «Обратите внимание, как самопровозглашенный лидер колонии стремится немедленно утвердить свою власть приветствием и как реакция каждого члена колонии отражает их социальный статус», – комментирует Вернер.
– Наверстываю упущенную работу, – отвечаю я Карлу.
– Вот это настрой! – радуется он. – Зайди ко мне в офис через несколько минут – мне нужно обсудить с тобой подготовку к большому переезду Долорес.
Большой переезд Долорес. Как будто она меняет профессию или выходит замуж.
Франсин бросает на меня беглый взгляд, и я воображаю, как ее уши встревоженно поднимаются вверх.
– Я могу чем-нибудь помочь, Карл? – спрашивает она сладким голосом.
– Ничего такого, что касалось бы тебя напрямую, Франсин. Но я ценю твое стремление работать в команде, – добавляет он, лучезарно улыбаясь нам. – Если только ты не считаешь, что тебе нужна помощь, Ро.
«Обратите внимание на эту молодую женщину: на то, как она сгорбилась в защитной позе за общим столом, но отказывается присоединиться к остальным, – шипит Вернер мне на ухо. – Она получила приглашение принять участие в деятельности колонии».
– Нет, – говорю я. – Впрочем, спасибо за предложение. – Я бросаю на Карла взгляд, который, надеюсь, передает мое мнение о его компетентности.
«Одинокая женщина, похоже, неохотно участвует в ежедневной суете», – замечает воображаемый Вернер, в то время как все остальные не торопясь попивают кофе, болтая друг с другом о своих выходных. «Ладно, хватит», – думаю я про себя, останавливая мысленное повествование. Выражение «одинокая женщина» может прозвучать в мой адрес всего пару раз, прежде чем я сорвусь, даже если так меня охарактеризует голос в моей голове.
Встреча в кабинете Карла короткая, занимает всего десять минут. К моему удивлению, когда я вхожу, Юнхи тоже оказывается там: на ней лиловое платье с развевающимися рукавами, которое больше подходит для чаепития, чем для работы. Я бормочу вялое приветствие и смотрю на крошечный глобус на столе Карла, пока он рассказывает о результатах, бюджетах и сокращениях.
– Юнхи, мы будем руководствоваться твоей точкой зрения в планировании сделки, – говорит он, его голос практически вибрирует от восторга. – Нам нужно, чтобы ты составила список предметов, необходимых для переезда, а также памятку по уходу за Долорес и кормлению, которую мы сможем передать владельцу.
Юнхи адресует все свои вопросы Карлу. Она ни разу не называет Долорес по имени, вместо этого весело именует ее «активом», как будто мы в шпионском фильме.
– Покупателю не терпится узнать, в добром ли здравии актив, поэтому для начала было бы здорово получить некоторые жизненно важные сведения о нем. Он навестит нас позже в этом месяце, чтобы лично взглянуть на свое приобретение: будет здорово, если к тому времени мы предпримем какие-то действия, чтобы убедиться, что объект готов к просмотру.
– Подожди, – останавливаю ее я, пытаясь подавить смех. – Ты хочешь, чтобы я сказала Долорес, что ее новый папочка заедет взглянуть на нее и что ей следует хорошенько подготовиться? Может, мне еще и на прием к парикмахеру ее записать?
Воцаряется неловкое молчание. Карл прочищает горло.
– Если это для тебя непросто, Ро, мы поймем. Просто скажи, и мы поручим кому-нибудь другому наблюдать за переездом.
– Я просто пытаюсь внести некоторую ясность в ваши указания. – Я вижу, как одна бровь Юнхи поднимается вверх. Когда-то давным-давно одна из нас могла ляпнуть нечто подобное, только чтобы посмеяться над другими людьми. – Вы же понимаете, что она животное, верно? Она будет вести себя так, как ей в голову взбредет. Мы просто не в состоянии никак на это повлиять. – Нотка отчаяния против воли проскальзывает в моем голосе. Мне хочется ударить себя за то, как жалко звучат мои слова. – Неужели мы больше ничего не можем сделать? Нам нельзя терять Долорес.
Голос Юнхи слегка дрожит от раздражения.
– Поверь мне, мы перебрали все возможные способы предотвратить продажу. Долорес, помимо того, что является невероятно ценным активом для «Фонтан-плазы», приносит нам значительный доход, и это потеря для всех нас, не только для тебя.
От Юнхи, которую я знала с шестилетнего возраста, моей бывшей напарницы по шалостям, моей бывшей соседки по комнате, осталось только дурацкое сиреневое платье и ногти с идеальным маникюром, которые выбивают дробь по экрану телефона. Я не знаю, почему вообще решила, что смогу достучаться до нее.
