13 дверей, за каждой волки - Руби Лора

Закончив играть, он отдал ей трубу. На хранение, как он сказал. Они нашли в шкафу его пальто и расстелили как постель. В темноте крошечной комнатки они врезались друг в друга и взорвались, разбившись на осколки.

Фрэнки пробовала играть на трубе, но она не умела. Она довольствовалась тем, что прижимала к губам мундштук, которого касался Сэм.

Фрэнки полагалось заниматься домашними делами, учиться стенографировать. Полагалось исполнять свои обязанности перед семьей, друзьями и страной, держать голову высоко поднятой и улыбаться. Раньше она каталась в тачке по коридорам, была лучшей на курсах секретарей, воровала поцелуи в оранжерее, но теперь, когда Сэма призвали и он уехал, Фрэнки не знала, кем себя считать. Если она задирала голову, ее били в челюсть. Тушите свет.

Поэтому Фрэнки опустила голову и попыталась написать Сэму. Не о войне – она ненавидела войну. Нет, она хотела написать о том, где они с Сэмом будут через год, когда она выйдет из приюта. К тому времени война закончится – конечно, закончится, – и все устроятся на работу. Она сможет работать у какого-нибудь крупного бизнесмена, а Сэм откроет собственную цветочную лавку. Может, будет играть на трубе в оркестре в клубе, где танцуют всю ночь напролет. У них будет квартира, а потом дом, а потом…

– Франческа, спустись с небес на землю!

Фрэнки оторвалась от письма, над которым корпела несколько дней. Сестра Берт бросила перед ней два конверта. Как решила Фрэнки, оба от Вито.

Она разорвала первый.

Дорогая Фрэнки,

мы в ййййййййй, и погода наконец наладилась. Можно подумать, что в январе должно быть холодно, но на самом деле нет. По крайней мере здесь.

Но лучше нехолодной погоды только тихая. Я люблю тихую! Уже несколько дней нет боевых действий, поэтому у нас появилось время написать письма всем друзьям и родственникам, по которым мы скучаем.

Вчера вечером несколько наших ребят ходили на боевое задание в ййййййййй и принесли морковь, лук, картошку и курицу! (Наверное, отдали за курицу все свои сигареты!) Мы сварили большой котелок куриного супа. Даже не верится, насколько это вкусно. Я так давно не ел домашнего куриного супа, а это был самый вкусный суп в моей жизни, хотя его готовили парни, которые могут ремонтировать двигатели и стрелять из винтовок, но вряд ли умеют приготовить тосты так, чтобы не подгорели.

Ну а ты там как? Всем ребятам понравились рисунки музея, в который вас водили, особенно рисунок поезда. И всем понравилась история о чокнутом мальчишке, который забрался в самолет. Как ты и сказала, забавно, что он в итоге всего через месяц ушел в армию. Интересно, не попадет ли он в воздушные войска? (Наверное, нет.)

Раз уж мы заговорили о парнях, кто такой Сэм, которого ты дважды упоминала в последнем письме? Надеюсь, ты не теряешь голову. Погоди, я не просто надеюсь, я прошу тебя не терять голову, ты поняла? Мне хватит одной неуправляемой сестры, не хочу беспокоиться еще и о разумной сестре.

Ладно, пора на боковую. Сейчас выкурю последнюю сигарету и пожелаю доброй ночи.

Пиши поскорее!

Люблю,

Вито

Разумная. Ответственная. Управляемая. А если ей захочется немножко выйти из-под контроля? Что, если она уже вышла? Что, если ей надоело все время быть такой разумной? Разве она не заслуживает большего?

Она сунула письмо обратно в конверт, разорвала второй. И сразу испугалась, не случилось ли чего с Вито, потому что не узнала почерк и в письме ничего не было вымарано цензурой. Но потом увидела подпись.

Дорогая Франческа,

твой отец попросил меня написать тебе и сообщить, что после Нового года мы решили вернуться в Чикаго. Здоровье твоего отца наладилось, он скучает по Чикаго, и мы подумали, что сейчас самое время опять открыть обувную лавку. Люди не покупают новую обувь, но мы сможем зарабатывать починкой старой. Мы хотим найти местечко с небольшой квартирой наверху или позади рабочего помещения.

Места будет мало. Даже при том, что твой родной и сводные братья ушли на войну, для тебя и Тони комнаты не найдется, поэтому я не хочу, чтобы ты уговаривала отца, ему и так неловко. Кроме того, ты ведь уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно, правда? Уверена, что ты понимаешь.

Как только мы устроимся, отец вас навестит.

С наилучшими пожеланиями,

Ада

Когда я прилетела в библиотеку, Маргарита уже была там, читала газету через плечо какой-то женщины.

«Немцы захватили сестру Эриха Марии Ремарка, Эльфриду», – сказала я.

«Что? Кого?»

«Ремарка. Он написал “На Западном фронте без перемен”. Он сбежал из Германии, а его младшая сестра Эльфрида вместе с мужем и детьми осталась. Ее арестовали и обвинили в подрыве морали. Немцы не смогли поймать ее брата, поэтому взяли ее. И обезглавили».

Маргарита молча смотрела на меня. Потом спросила: «А ты откуда знаешь?»

Я пожала плечами: «Кое-что я просто знаю». Так оно и было, но не в этом случае. О сестре Ремарка мне рассказала ангел, как и о многом другом. Я пока еще не хотела говорить Маргарите об ангеле.

«В 1932 году мы считали Гитлера нелепым человеком, – сказала Маргарита. – Никто не воспринимал его всерьез. Мы были слишком заняты собственными тревогами».

«Наверное, дьявол ходит с клоунским носом», – заметила я.

«Или со смешными усами и дурацкой стрижкой, – подхватила она. – Кстати о стрижках. Как Волк?»

«Волк в порядке, как видишь. А где мужчина с “Хоббитом”? Он приходил сегодня?»

«Я же говорила, мне плевать на “Хоббита”».

«Я хотела еще немного почитать. Там есть волки, которые называются варгами. Они дружат с гоблинами».

«Прелестно», – промолвила Маргарита.

«Они нисколько не прелестны. Гоблины ужасны. Варги ужасны».

«Тогда почему ты назвала своего лиса в их честь?»

«Его кличка не Варг».

«Слава богу», – сказала она.

«В книге есть персонаж по имени Беорн, Меняющий шкуру. Его прозвали Меняющим шкуру потому, что он может превращаться в медведя».

«Полезный талант, – заметила Маргарита. – Чем тебе так нравится эта сказка?»

«Может, я тоже хочу превращаться в медведя. Или в варга. Или еще в кого-нибудь».

«А ты когда-нибудь пробовала?» – спросила Маргарита.

«Превращаться в варга?»

«Принять другую форму».

«Нет. – Вопрос меня изумил. – Ну, может быть. А ты?»

Она прикусила губу. Опять не хотела делиться.

«Ладно, – сказала я. – Ты не обязана мне говорить».

Поколебавшись, она произнесла: «Я расскажу тебе другую историю. Подлинную историю, но не думаю, что ты в нее поверишь».

«Поверю!» – воскликнула я.

Она хмыкнула.

«Хотя это же твоя история, – продолжала я. – Не буду к тебе приставать, как бы мне ни хотелось послушать».

На губах Маргариты заиграла легкая улыбка. «Это так ты не пристаешь?» – спросила она.

«Это самое наименьшее приставание в моей жизни. Или смерти».

Мгновение подумав, она сказала: «Я расскажу историю Волку, но не возражаю, если ты тоже послушаешь. Если обещаешь слушать молча».

Я пообещала: «Буду молчать, как…»

«…призрак?» – договорила она.

«Надо же, как ты хорошо меня знаешь».

«Ш-ш-ш! Ты пообещала. Итак, слушай.

Давным-давно, за пятьдесят лет до Гражданской войны, группу мужчин и женщин похитили из их домов в Западной Африке. Работорговцы согнали их на корабль для долгого путешествия в Америку, кошмарного путешествия: голод, унижения и разные ужасы, которые даже назвать страшно. На рынке рабов в Саванне людей продали с аукциона плантаторам. Их опять привели на судно, на этот раз поменьше, посадили в трюмы и повезли вдоль побережья к острову Сент-Саймонс в Джорджии. Но во время плавания кое-что произошло. Люди восстали против захватчиков и вышвырнули их за борт. Затем они пристали к побережью Сент-Саймонса.