Олег Рой - Амальгама счастья
– Да что случилось-то? – остановила ее Даша. Она улыбалась гостье радушно, но немного устало, и не заметить этого оттенка вымученности в ее улыбке было, пожалуй, невозможно. – Откуда такая спешка?
Светка так и застыла в прихожей, уже почти сбросив с плеч полурасстегнутую норковую шубку и прижимая к груди пластиковую папку, туго набитую газетами.
– А ты не знаешь? – охнула она, широко раскрыв свои глаза с поволокой. – Ой, Дашенька, да все же вокруг только и говорят об этом! По-моему, и у тебя на работе уже наслышаны о твоем наследстве и думают, наверное, что ты к ним уже не вернешься…
Даша похолодела. Еще ничего не понимая, но чувствуя, что происходит что-то непоправимое, она растерянно смотрела на приятельницу, не в силах задать ни одного вопроса. А Светлана, словно не замечая ее состояния, деловито разделась, скинула замшевые ботики, пригладила волосы одной рукой (другой она по-прежнему прижимала к груди папку) и прошмыгнула в комнату. Хозяйка, постояв минутку в полной растерянности, отправилась за ней и обнаружила гостью у собственного письменного стола, на который та выкладывала многочисленные газеты, заботливо раскрывая их на нужной странице.
– Вот, взгляни, – защебетала она, бросив мимолетный взгляд на Дашу и увлеченно продолжая создавать свой странный натюрморт, – вот это тебе надо прочитать в первую очередь. Потом можешь посмотреть здесь и здесь… ну, это уже менее интересно, тут явная бульварщина. – И, наморщив свой маленький носик, она отложила какие-то вырезки в сторону. – Ну а это… ух, это уже настоящий класс! Круто, Дашунь! Ты у нас знаменитость теперь, настоящая Золушка на балу, и никакой бой часов тебе не страшен!..
И Светка вдруг бросилась тормошить и обнимать оцепеневшую приятельницу, которая до сих пор не понимала смысла действа, разыгрывавшегося в ее собственной комнате. Потом гостья почти силком потащила Дашу в сторону, к дивану, торжественно усадила ее на груду подушек и, сгребя со стола все то, что с таким тщанием только что на нем раскладывала, осыпала девушку лавиной газетных листов.
– Читай! – крикнула она великодушно, скрываясь в маленькой Дашиной кухне и принимаясь греметь там посудой. – А я пока кофе сварю, ладно?
Это же надо, какая скрытная, – забормотала она уже тише, себе под нос, но тем не менее достаточно громко, чтобы Даша могла ее услышать. – Другая раззвонила бы всем на свете – такое событие! – а эта молчит и делает вид, что ничего не понимает…
Даша молча сидела на диване, не делая никаких попыток подобрать кипу газет, валявшуюся у нее под ногами, сообразив, что именно ей предстоит сейчас прочитать. Ни видеть проклятый текст своими глазами, ни реагировать на новость, ни обсуждать ничего со Светланой ей решительно не хотелось, но, хорошо понимая, что этого не избежать и что громокипящая приятельница ее все равно не уйдет, пока не насытится сенсацией по горло, она наконец вздохнула, потянулась за первой газетной полосой, попавшейся ей под руку, и развернула тонкие листы с убористыми черными строчками.
«Рядовая банковская служащая из России объявлена распорядительницей одного из крупнейших швейцарских благотворительных фондов!» – тут же бросился ей в глаза аляповатый, набранный аршинными буквами заголовок. И ниже, чуть помельче: «Дарья Смольникова – самая богатая невеста России»… Рядом со статьей красовалась Дашина фотография трехлетней давности, где она была снята в обнимку с Игорем; это был любительский снимок, и в природе существовали всего две его копии: одна у Даши, а вторая – ну, понятно у кого… Интервью журналисту скандально известной газеты давал Игорь Антонов, обозначенный в материале как «жених и возлюбленный нашей героини», и, надо сказать, он не поскупился на подробности. Даша представала в тексте этакой бедной родственницей, долго и подло оттираемой родней от заветного наследства, но добившейся наконец-то заслуженного счастья при помощи открывшегося завещания. А если прибавить сюда еще щедро рассыпанные в тексте упоминания о Дашиных вкусах, привычках и интимных подробностях жизни, то можно себе представить, какое впечатление производило на читателя это интервью…
Отшвырнув бульварный листок, словно ядовитую змею, Даша дрожащими пальцами схватилась за другую полосу. Но и там было не лучше. «Семья известного советского ученого Петра Петровича Плотникова делит наследные миллионы», – респектабельным тоном сообщала газета. Сохраняя видимость непредвзятого анализа, автор статьи в смачных деталях сообщал обывателям, сколько и чего осталось для дележки после смерти вдовы академика.
Третье и четвертое издания наперебой кричали: «Скандал в благородном семействе!» и «Золушка двадцать первого века живет рядом с нами!» Пятое глубокомысленно вопрошало: «Останутся ли в России антикварные ценности рода Бахметевых?» Автором этой статьи, размышлявшим о том, как грустно, что целые состояния вывозятся за рубеж, и как непростительно, что антикварные ценности, достояние страны, попадают в руки частных владельцев, был все тот же И. Антонов…
Наконец газетные полосы одна за другой осыпались с Дашиных колен и укрыли пол причудливыми графическими бабочками. Она сидела опустив голову, вновь опустошенная и отчаявшаяся – словно и не было в ее жизни прошедшего утра с его радостными ожиданиями, задорной уверенностью в себе и непринужденной легкостью бытия. Жизнь снова подложила ей почти непосильную ношу и, усмехаясь, подглядывала за ней из-за угла: справишься?.. нет?..
* * *– Ну как, прониклась собственной значимостью? – Светлана неслышно появилась из кухни и, приблизившись к Даше, шутливо дернула ее сзади за волосы. – Что ни говори, подружка, а я бы сейчас с удовольствием с тобой поменялась; ты только представь себе – деньги, наряды, путешествия, слава и столько мужиков вокруг!..
– А мужики-то здесь при чем? – невесело усмехнувшись и брезгливо смахнув с дивана оставшиеся газеты, спросила Даша. – Насколько я понимаю, их мне в наследство бабушка не оставляла.
– Ой, не скажи, Дашунь! – возмущенно затрясла головой гостья. – Ты ведь теперь не просто активистка-комсомолка-красавица, ты – богатая и знаменитая женщина! Неужели у самой ретивое не екает?! Особняк в Швейцарии, распоряжение огромными средствами – ух, ни за что не поверю, что ты ко всему этому равнодушна! Как Станиславский: не верю, и все тут!
И, сделав несколько мечтательных пируэтов по комнате, Светлана с размаху опустилась на диван рядом с хозяйкой дома. Та молчала, размышляя о том, как скажется на ее теперешнем положении эта нежданная шумиха, умело организованная Игорем буквально за несколько дней, и не опоздала ли она с задушевным разговором с дядей – как знать, какой будет реакция Сергея Петровича на все эти журналистские изыски?.. Чутье подсказывало ей, что осложнений – значительно больших, нежели если бы этот разговор состоялся неделю назад, – не избежать, и Даша тихонько прерывисто вздохнула, в который раз уже с тоской подумав и об Игоре, и о Фонде: «Господи, и за что мне все это?..»
А Светка тем временем вновь успела слетать на кухню, притащила на резном деревянном подносе турку с дымящимся кофе, пару крохотных керамических чашек, вазочку с печеньем, сливочник и сахарницу и, без тени сомнения водрузив все это на Дашин письменный стол посреди ее рабочих бумаг, наконец соизволила бросить взгляд на бабушкино трюмо.
– Это та самая штука? – тоненьким, по-детски сюсюкающим голоском спросила она. – У, какая здоровая! И зачем она тебе?
– Та самая, – эхом, протяжно откликнулась Даша, оставив без внимания второй вопрос. Присутствие гостьи напрягало и раздражало ее, но делать было нечего – не гнать же ее, в самом деле! – и, переставив поднос на маленький журнальный столик поближе к дивану, она проговорила: – Я не буду кофе, что-то сердце побаливает. Может быть, лучше зеленый чай… Присоединишься ко мне?
– Ни за что! – отчеканила Светлана, быстро наливая себе горячего ароматного напитка, и, уже с набитым печеньем ртом, пробубнила: – Терпеть не могу эти травяные чаи. И как ты только пьешь эту бурду?
Даша пожала плечами.
– Дело привычки, наверное. Подожди минутку, я сейчас.
И, скрывшись на кухне и машинально заваривая себе чай, она неосознанно тянула и тянула время, надеясь, что, может быть, гостья сама сообразит, как не ко времени оказался ее визит и какую плохую новость принесла она приятельнице… «Впрочем, я, наверное, должна быть ей благодарна, – внезапно подумала она, сообразив вдруг, что без Светланы, пожалуй, узнала бы о газетной шумихе значительно позже – возможно, только в понедельник. Даша не слишком-то жаловала прессу, изнанка деятельности которой была ей хорошо знакома, и в выходные, как правило, легко обходилась без газетного допинга. – Теперь у меня по крайней мере есть время, чтобы подготовиться к разговору с родственниками».
