Джон Фаулз - Червь
В: Это он вам в насмешку?
О: Да. Он ещё добавил, что, почём знать, возможно он прибыл сюда для упражнений в чернокнижии с какой-нибудь местной колдуньей. Эти слова также заключали насмешку над моими страхами. Вслед за тем он оставил весёлость и вновь заговорил о человеке, с коим желал увидеться, заметив, что в рассуждении мудрости и проницательности ему до этого человека так же далеко, как бедному немому Дику до своего хозяина. И что, может, его затея есть ничто как вздорное мечтание, однако его душе она ничем не грозит. А что это значит, извольте, мистер Аскью, разбирать сами. Уж он такого туману напустил. Вроде бы всё открыл, и ничего не понять.
В: Кто бы это мог быть? Какой-нибудь учёный муж, подвизающийся в науках затворник?
О: Осмелюсь заметить, в разговоре с мистером Бекфордом я среди прочего полюбопытствовал, нет ли в округе людей, склонных к таким занятиям или, по крайности, отмеченных учёностью и вкусом, и он ответил, что таковых в их краях не имеется, что он живёт как в лесу. Так точно и выразился.
В: Мистер Б. не промолвился, далеко ли живёт или обретается этот человек?
О: Нет, сэр. Надо полагать, в пределах дня езды по пути в Бидефорд, где я потом оставил мистера Б.
В: Итак, он разумел, что означенный человек имеет жительство в этих краях или близ них, что он уведомлен о намерении мистера Б. с ним свидеться, но сам смотрит на это свидание равнодушно или даже хотел бы от него уклониться; что, проведай он о приближении мистера Б., он бежал бы прочь из этих мест и, дабы отвратить встречу, разослал повсюду своих лазутчиков, соглядатаев и не знаю кого ещё. И вот, чтобы добиться своего, мистер Б. прибегает к обману, к которому припрягает и вас… Так, стало быть, видится дело? Вздор, Лейси, вздор. Я скорее поверю басне про наследницу. Вы не задавались вопросом, с какой стати ему понадобилось променять правдоподобную, пусть и придуманную историю на столь очевидный вымысел?
О: Задавался, сэр. Тогда, при конце путешествия, я так и не постиг, для чего меня опять водят за нос. Если же я назову причину, которая пришла мне на мысль уже потом, вы, чего доброго, запишете меня в дураки.
В: Не беда, сэр. По крайности, я посчитаю вас честным дураком.
О: Я льстился, что даже таков, каким вы меня трактуете, я всё же снискал у мистера Б. некоторую толику уважения. Задним числом мне возомнилось, будто он желал показать, что полагает себе более важную и высокую цель, нежели чем была мне представлена. Он будто бы давал мне понять, что наше предприятие стало лишь прикрытием для иных устремлений. Он словно признавался: «Да, я вас обманул, но обман этот должен послужить достойному и благому делу, а какому, я открыть не могу».
В: Опишите подробнее, что было изображено на листах.
О: Я, сэр, в науках не искушён. На том листе, что он мне дал, было столбцами выписано множество цифр. Два-три места небрежно выскоблены, как если бы там обнаружились ошибки. А на другом листе, на столе, я заметил геометрическую фигуру — круг, пересечённый множеством линий, проходящих через его середину. При концах этих линий значились сокращённые слова из греческого языка. Поручиться не могу, но очень похоже на рисунок, по каким астрологи делают предсказания. Правда, этот лист я видел лишь мельком.
В: Мистер Б. никогда не заводил речь об этом предмете — об астрологии? Верит ли в неё, имеет ли к ней влечение?
О: Если не считать слов про меридиан своей жизни, сказанных у капища, то ни разу.
В: Коротко говоря, он косвенным образом уведомил вас, что его привела сюда не та причина, какую он указал вначале?
О: Вне всякого сомнения.
В: И вы из этой беседы, а также из прошлых разговоров с ним заключили, что намёки и экивоки об умении проницать будущее имеют касательство до истинного его замысла?
О: Ах, сэр, я и по сей день не разберу, какое заключение отсюда вывести. Иной раз мне кажется, что его намёки должно принимать за истину, а то вдруг разбирает сомнение: уж не лукавил ли он, не объехал ли меня на кривой, не задумал ли попросту обморочить меня своими рассуждениями. И всё же, как я уже сказывал, хоть обстоятельства и понудили его прибегнуть к обману, я уверен, что он пошёл на это скрепя сердце.
В: Не происходило ли между вами в тот вечер ещё каких разговоров?
О: Мы, мистер Аскью, ещё вот о чём говорили. Когда он открыл мне, что у нашего предприятия имеется иная цель, передо мною встала новая загадка: к чему причесть присутствие горничной. Я, признаться, был так уязвлён его недоверием, что сгоряча выложил про подозрение Джонса.
В: Как он это принял?
О: Спросил, разделяю ли я это подозрение. Я отвечал, что верится с трудом, но нам ещё сдаётся, что она допускает слугу к себе в постель. Тут он вконец меня озадачил: «Неужто, Лейси, мужчине запрещено проводить ночи с собственной женой?»
В: Что же вы на это?
О: Ничего, сэр. От неожиданности не нашёлся, что сказать. Мы с Джонсом каких только догадок ни строили, но такое нам никак на мысль не приходило.
В: Для чего же понадобилось делать тайну из этого супружества?
О: Выше моего разумения, сэр. Как и то, что же заставило такую красивую и любезную девицу связать свою жизнь с убогим и уготовить себе безотрадную участь.
В: Тем ваш разговор и закончился?
О: Напоследок он ещё заверил меня в своём ко мне уважении.
В: А что условленная награда? Как он с вами расчёлся?
О: Ах, да: он обещал расплатиться на другое утро. И слово сдержал: выдал вексель, да ещё уговорил принять от него в дар коня, на котором я ехал, а захочу — так и продать. Я посчитал, что мне заплачено с лихвой.
В: Коня вы продали?
О: Да, по приезде в Эксетер.
В: Теперь — о Джонсе и его бегстве.
О: В этом, мистер Аскью, я никакого участия не имел. Он меня ни единым словом не предуведомил.
В: Вы говорили с ним, когда расположились в «Чёрном олене»?
О: Перемолвились мимоходом о каких-то безделицах, а больше никаких разговоров.
В: Сообщили вы ему, что дело идёт к завершению?
О: Как же, сообщил. Как я вам докладывал, мы с ним об этом догадывались ещё до прибытия в «Чёрный олень». И вот, получив от мистера Б. распоряжение следовать в Эксетер, я удалился к себе, вызвал с кухни Джонса и передал ему всё, что услышал.
В: Его это известие поразило?
О: Ничуть не бывало. Он отозвался, что душевно рад развязаться с этим делом.
В: И больше вы с ним об этом не толковали?
О: Да он бы, может, и не прочь — благо успел залить глаза, но я уже не чаял добраться до постели и потому прекратил разговор. Кажется, я при этом заметил ему, что времени впереди предостаточно, будет когда сообразить все обстоятельства.
В: Когда вы обнаружили его исчезновение?
О: Только поутру. Я уже пробудился и оделся, как вдруг заметил лежащее на полу письмо, как видно подсунутое под дверь. Оно у меня с собой. Только, по моему мнению, оно дурно написано.
В: Благоволите прочесть.
О: «Дражайший мой мистер Лейси! Когда Вы станете это читать, я буду уже далеко, но, памятуя о прошлой Вашей доброте, уповаю, что отъезд мой Вы мне в вину не поставите, затем что Вам доподлинно известно про оставленную у меня на родине престарелую родительницу, а также брата и сестру, с коими не видался я уже семь лет. Во всё наше путешествие на запад меня одолевал стыд за жестокое небрежение сыновним долгом, отчего, оказавшись близ родных мест, не преминул я расспросить принявшего нас хозяина, нет ли средства переправиться через залив в Уэльс, и получил ответ, что всякую неделю в Бидефорд и Барнстапл прибывают оттуда суда с углём и, как мне было сказано, завтра оттуда — из Барнстапла — как раз отходит обратно одно такое судно, на котором я и могу отплыть; но Вы не извольте беспокоиться, затем что на все вопросы я стану отвечать, будто направляюсь в Бидефорд, с намерением загодя предупредить о Вашем приезде; касаемо же коня, то его я оставил в Барнстапле, в портовой гостинице „Корона“, где Вы или мистер Б. можете забрать его когда угодно; карабин же у меня под кроватью, так что никакой покражи я не сделал. Как Бог свят, сэр, это лишь ради моей матушки, которая, слышно, занедужила, и только из почтения к ней — и то сказать, грех не воспользоваться случаем, когда до родного дома всего сорок миль по морю, а путешествие наше завершилось. Сделайте милость, передайте мистеру Б., что тайну его я стану беречь как непорочная девица свою…» Этого, сэр, я прочесть не смею. «И я душевнейшим образом прошу Вас и мистера Б. поверить, что уговора я никак не нарушил, а разве что на один всего денёк, и если мистер Б. всемилостивейше простит Вашего покорного слугу и приятеля, то прошу Вас долю мою сохранить до моего возвращения в Лондон, каковое, верю, не замедлит воспоследовать, а засим, ещё раз моля о снисхождении, спешу закончить, затем что время моё на исходе». Вот, мистер Аскью. Это всё.
