Дина Рубина - «…Их бин нервосо!» (сборник)
Понятия не имеет, с какими странами Германия граничит. По-немецки говорит так: «Майн пиджак ин вайсе клетка…»
И все-таки по тому, как он ведет дела, как до минуты точно приходит на встречи, как, будучи человеком духовно простым, скрупулезно ведет какие-то дневниковые записи о том, кого встретил за день, с кем о чем говорил, что видел… – по всем этим ярко немецким чертам я понимаю, что Коля не может быть никем иным. К тому же, как истинный немец, он сентиментален. Пишет стихи, например, такие:
Я приношу тебе цветы На наше удивленье, Я приношу тебе цветы Поскольку ты – забвенье. Я приношу тебе цветы, И это все сказалось В твоей душе, в моей душе… Все вдруг запревращалось!
Похоже, мы вообще обречены на судьбинную причастность своему народу, даже когда сильно этого не хотим. Даже когда «мухлюем» и пытаемся ускользнуть, даже когда меняем веру. Кто-то из американских приятелей рассказывал мне о некоем еврее, который пытался пробраться в Америку не по еврейской линии, а по линии – говорят есть такая – «преследуемых христианских сект». В анкете, которую заполняют члены таких сект, есть графа, определяющая религиозную принадлежность, где обычно пишут – «брат во Христе». Наш претендент тоже написал «брат во Христе»…
Потом, видать, задумался, а может, просто зачесалась его еврейская совесть, и он добавил в скобках: «двоюродный»…
И вот живешь ты «среди своих», живешь, живешь… проходя разнообразные стадии этого процесса – от умилительного припадания к корням и истории, через естественное отталкивание от пороков, от которых несвободен любой народ и, в том числе, твой собственный, через смирение – к горькой домашней любви к тому, что есть…
Среди своих – ругаешь ругательски все, на что глаз посмотрит. Среди чужих – зорко следишь и ревниво отцеживаешь тончайшие интонации в беседе: нет ли обиды, насмешки, осуждения… И если учуешь – как вспыхивает это яростное «не трожь!», это желание защитить, оправдать, оправдать во что бы то ни стало – даже когда обвинения справедливы!
Послевкусие от долгой любви – грустная усталость… И даже смеяться уже хочется только над своими. Наверное, старею…
1997 г.
