Чарльз Буковски - Первая красотка в городе
та хихикнула.
— давай, пошли пообедаем, — сказал он.
— но вы же никогда не приглашали меня на обед.
— ах, так есть кто-то еще?
— о нет. но сейчас же только пол-11-го.
— какая, к дьяволу, разница? я внезапно проголодался. очень проголодался.
— ладно, тогда секундочку.
Франсин извлекла зеркальце, поиграла с ним немножко, затем они оба встали и вышли к лифту. в лифте они ехали совершенно одни. по пути вниз он сграбастал Франсин и поцеловал. пахла она малиной с незначительным привкусом кариеса. он даже облапал ей одну ягодицу. Франсин для проформы посопротивлялась, слегка прижимаясь к нему.
— Генри! я прям не знаю, какая муха вас укусила! — хихикнула она.
— я всего лишь мужчина.
в вестибюле стоял киоск, где торговали конфетами, газетами, журналами, сигаретами, сигарами…
— одну минуточку, Франсин.
Мейсон купил 5 сигар, огромных. закурил и выпустил гигантский фонтан дыма. они вышли на улицу, ища, где бы поесть. дождь перестал.
— вы обычно курите перед обедом? — спросила она.
— и перед, и после, и между.
Генри Мейсон чувствовал себя так, будто совсем немножко сходит с ума. писатели эти. да что же это с ними такое?
— эй, вот неплохое местечко!
он придержал дверь, и Франсин вошла. он — за ней.
— Франсин, как же мне нравится твое платье!
— правда? ой, спасибо! у меня есть целая дюжина похожих.
— правда?
— умм-гумммм.
Мейсон отодвинул ей стул и смотрел на ее ноги, пока она садилась. потом сел сам.
— господи, я проголодался. венерки из головы не идут — интересно почему?
— я думаю, вы хотите меня выебать.
— ЧТО?
— я сказала: «я думаю, вы хотите меня выебать».
— а.
— я вам это позволю. я думаю, вы очень славный человек, очень милый, в самом деле.
подошел официант и разогнал сигарный дым папками с меню. одну вручил Франсин, одну — Мейсону. и стал ждать. и у него вставал. ну почему некоторым достаются такие куколки, а он вручную отбивать должен? официант принял у них заказ, все записал, прошел но вращающиеся двери, передал заказ повару.
— эй, — сказал повар, — это у тебя там что?
— ты о чем?
— о том, что у тебя рог вырос! спереди! ко МНЕ с этой штукой даже не приближайся!
— да это ерунда.
— ерунда? этой ерундой кого-нибудь убить можно! иди под холодный кран его засунь! смотреть противно!
официант зашел в мужскую уборную. некоторым так все девки достаются. а он — писатель. у него полный чемодан рукописей. 4 романа, 40 рассказов, 500 стихов. ни шиша не опубликовано. паршивый мир. таланта распознать не могут. принижают талант всячески. «связи» им, видишь ли, подавай. паршивый хуесосный мир. обслуживаешь целыми днями этих дурацких людишек.
официант извлек член, водрузил на раковину и начал плескать на него холодной водой.
Совокупляющаяся русалка из Венеции, штат Калифорния
Бар уже закрылся, им еще до меблирашек тащиться, а тут на тебе — катафалк прямо на улице, где Желудочная Больница стоит.
— Мне кажется, сегодня — ТА САМАЯ ночь, — сказал Тони. — Я уже в крови это чую, вот те крест!
— Какая та самая ночь? — переспросил Билл.
— Смотри, — сказал Тони. — Мы уже хорошо выучили расписание. Давай стырим одного! Какого хуя? Или кишка тонка?
— Ты чё, с дуба рухнул? Думаешь, я зассал, потому что этот морячок надавал мне по сраке?
— Я этого не говорил, Билл.
— Да ты сам ссыкло! Да я тебе вломлю как нефиг делать…
— Ага. Я знаю. Я не про это. Я в смысле, давай жмурика стырим прикола ради.
— Ёбть! Да хоть ДЕСЯТЬ жмуриков!
— Постой. Ты сейчас назюзюкался. Давай подождем. Мы знаем расписание. Мы знаем, как они работают. Мы ж каждую ночь следили.
— А ты, значит, не назюзюкался, а? Да у тебя иначе бы ОЧКО взыграло!
— Тихо ты! Смотри! Нот идут. И жмурик с ними. Бедолага какой нибудь. Смотри, простыню ему на голову натянули. Грустно.
— Да смотрю я, смотрю. Еще как грустно…
— Ладно, мы знаем расписание: если жмурик только один, они его закидывают, перекуривают и уезжают. А если двое, дверцы в катафалке они оба раза не станут запирать. Настоящие четкие мальчонки. Им все это обрыдло. Если жмурика два, одного они оставляют на каталке за машиной, заходят внутрь и вывозят второго, а потом обоих закидывают. Мы сколько ночей за ними наблюдали?
— Фиг знает, — ответил Билл. — Шестьдесят уж точно.
— Ладно, вот у них один жмурик уже есть. Если сейчас вернутся за вторым, этот — наш. Не обосрешься, если они сейчас за вторым пойдут?
— Обосрусь? Да у меня кишка потолще твоей!
— Ладно, тогда смотри. Сейчас узнаем… Оп-ля, поехали! За вторым пошли! — сказал Тони. — Хватаем?
— Хватаем, — ответил Билл.
Они рванули через дорогу и схватили труп за голову и ноги. Тони досталась голова — прискорбный отросток, туго обмотанный простыней, — а Билл держал пятки.
Потом они неслись по улице, и чистая белая простыня развевалась на трупе по ветру: иногда проглядывала лодыжка, иногда — локоть, иногда — полная ляжка, а затем они взбежали по парадным ступенькам меблированных комнат, допыхтели до двери, и Билл сказал:
— Господи ты бож мой, у кого ключ? Меня трясет чего-то!
— У нас мало времени. Эти уроды скоро второго жмурика вынесут! Кидай его в гамак! Быстро! Надо этот чертов ключ найти!
Они швырнули труп в гамак. И тот раскачивался в лунном свете — взад-вперед, взад-вперед.
— А может, назад отнесем? — спросил Билл. — Господи боженька, царица небесная, назад его что, нельзя?
— Времени нет! Слишком поздно! Нас засекут. ЭЙ! ПОГОДИ! — вдруг завопил Тони. — Я ключ нашел!
— СЛАВА ТЕ ГОСПОДИ!
Они отперли дверь, сгребли эту штуку с гамака и помчались вверх по лестнице. У Тони комната ближе. Второй этаж. Труп довольно гулко стукался о стену и перила.
Они дотащили его до двери Тони и разложили на полу, пока Тони нашаривал в карманах второй ключ. Потом дверь открылась, они плюхнули труп на кровать, зацепили в холодильнике галлон дешевого мускателя, хлопнули по полстакана, возобновили, вернулись в спальню, уселись и посмотрели на труп.
— Как думаешь, нас кто-нибудь видел? — спросил Билл.
— Если кто видел, сюда бы, наверно, уже легавых понабежало.
— А как думаешь, район обыскивать будут?
— Каким образом? Ломиться в двери в такое время и спрашивать: «Нет ли у вас покойника, случайно?»
— Блин, наверно, ты прав.
— Конечно прав, — ответил Тони, — но все равно интересно, каково было парням: приходят, а тела нет. Весело, наверно.
— Ага, — подтвердил Билл, — наверно.
— Ладно, весело или нет, но жмурик у нас. Во какой, на кровати валяется.
Они посмотрели на штуку под простыней, выпили еще.
— Интересно, он сколько уже труп?
— Недолго, наверно, я так думаю.
— А интересно, когда они застывать начинают? А воняют когда?
— Этот ригор-мортис не сразу бывает, я думаю, — сказал Тони. — А вонять начнет довольно скоро. Как мусор в раковине. Мне кажется, кровь им только в морге спускают.
И вот два алкаша глотали себе мускатель и дальше; временами даже забывали о трупе и беседовали о другом, смутном и важном, даже не умея толком выразить мысли. Затем беседа неизменно вращалась к покойнику.
Тело лежало на месте.
— Чего с ним будем делать? — спросил Билл.
— Поставим в чулан, когда застынет. Когда несли, у него все еще болталось. Вероятно, полчаса назад умер или около того.
— Так, ладно, ставим в чулан. А что дальше будем делать, когда вонять начнет?
— Я об этом еще не подумал, — ответил Тони.
— Так подумай, — сказал Билл, начисляя себе щедрой рукой.
Тони попытался подумать.
— А ведь знаешь, мы же в тюрьму за это сесть можем. Если нас поймают.
— Ну дак. И?
— Н-ну, мне кажется, мы сделали ошибку, только уже поздно.
— Слишком поздно, — отозвался Билл.
— Поэтому, — подытожил Тони, щедро начисляя себе, — раз уж мы с этим жмуриком тут застряли, можно хоть поглядеть на него.
— Поглядеть?
— Ну, поглядеть.
— А очко не взыграет? — осведомился Билл.
— Фиг знает.
— Ссышь?
— Ну. Меня к такому не готовили, — сказал Тони.
— Хорошо. Ты тянешь простыню, — решил Билл, — только сперва мне налей. Наливай, а потом тяни.
— Ладно, — согласился Тони.
Наполнил стакан Билла. Подошел к кровати.
— Ну все, — скачал Тони, — ПОЕХАЛИ!
И содрал с тела простыню через голову. Глаз он не открывал.
— Боже ПРАВЕДНЫЙ! — произнес Билл. — Это же баба! Молодая!
Тони открыл глаза.
— Ага. Была молодой. Господи, ты посмотри на эти волосы, светлые, аж задницу прикрывают. Но УМЕРЛА! Кошмарно и окончательно умерла, навсегда. Вот невезуха! Я такого не понимаю.
