Дженни Нордберг - Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье
– Я счастлива, что Всевышний создал меня девушкой, чтобы я могла стать матерью. В душе я по-прежнему мальчик, но теперь ношение женской одежды – это мой выбор. Важно быть бача пош только психологически, чтобы понимать, что можешь заниматься чем угодно.
Теперь, когда Споз – женщина, она бы ни за что не захотела быть кем-то другим в этой части мира, говорит она. Почему? У женщин на Западе «бывают связи» с тысячами мужчин, и это кажется ей попросту неправильным: женщина должна быть только с одним мужчиной.
Сетарех снова сгорает со стыда, и я торопливо упоминаю, что там, откуда я родом, всё совсем не так – да и вообще в большинстве стран, если уж на то пошло. Благочестивая бывшая бача пош перебивает меня, делая комплимент моему чисто черному новому стилю, созданному Сетарех:
– Нет-нет, конечно, я же вижу, что вы не такая, по тому, как вы одеваетесь!
Она мечтает стать инженером и говорит, что глубокая вера укрепила ее понимание женских прав, но воспитание бача пош не обязательно ведет к либеральным взглядам во всем, что касается гендерных вопросов.
Споз – это лишь единичный пример того, как афганская девушка, очень религиозная и происходящая из консервативной семьи, способна ясно понимать свои женские права, одновременно выступая в защиту строгих правил для женщин. Она полагает, что девочки, приближающиеся к половой зрелости, ни в коем случае не должны выглядеть как мальчики и что женщинам в Афганистане абсолютно необходимо быть хорошо прикрытыми.
– Мы – два разных вида людей, – объясняет она это свое убеждение. – Мы очень отличаемся друг от друга, но только телом – ничем больше. Женщина – очень красивое существо. Чтобы защитить что-то красивое, надо это прикрыть. Как бриллиант. Нельзя просто положить его на улице, потому что тогда кто угодно подойдет и возьмет.
В то же время она уверена, что, если бы Афганистан стал более современным, одежда имела бы меньшее значение.
– Я мусульманка, и я терпеть не могу такую одежду, – говорит она, указывая на свои черные покровы. Споз все равно продолжала бы носить платок в знак уважения к своей вере, но полный покров она носит только потому, что это необходимо в ее консервативной стране. – Мы воюем уже тридцать лет. Наша страна – не особенно развитая. Сейчас не время экспериментировать с одеждой.
Мы встречаемся в тесных кабинетах Независимой комиссии Афганистана по правам человека{77}, председателем которой является Сима Самар.
Бывший министр по делам женщин, Самар входит в комнату, одетая в белый перан тонбан и сандалии на плоской подошве, украшенная серьгами-капельками из белого жемчуга, выглядывающими из-под ее густых седых волос. Приглушенные тона ее одежды гармонируют с убранством кабинета. Замшевые кресла задрапированы покрывалами с орнаментом из «индийских огурцов». На боковом столике вибрирует с выключенным звуком ее BlackBerry последней модели.
Долгий стаж работы Симы Самар в качестве врача и адвоката позволил ей ездить по миру, где она принимала награды и выступала как авторитетный эксперт по некоторым серьезнейшим нарушениям прав человека в Афганистане: домашнему насилию, членовредительству, изнасилованиям и детским бракам. Она, пожалуй, самый уважаемый в стране адвокат женщин и детей, и мне не терпится поговорить с ней о моем исследовании.
К этому времени я пришла к выводу, что в действительности для девочки жизнь в качестве мальчика может быть поддерживающим опытом, поскольку все больше таких примеров успешных женщин, напоминающих истории Азиты, Сакины и Споз, выплывает на поверхность. В северной провинции Балх одна чиновница-женщина говорит, что несколько лет, проведенных в детстве в роли мальчика, помогли ей принять решение пойти в политику. Женщина-директор кабульской школы-пансиона рассказывает, что для нее это был способ получить образование при Талибане, что позволило ей после его падения поступить в университет. Для тех, чья жизнь не посвящена исключительно выживанию (в каковой ситуации создание бача пош служит в первую очередь способом увеличения семейного дохода), действительно некоторое время, проведенное «в другой ипостаси», может пойти на пользу как честолюбивым устремлениям, так и уверенности в себе.
Однако никто не может прийти к согласию в вопросе о том, когда именно должны заканчиваться мальчиковые годы, чтобы девушка не подвергалась риску «повредиться умом», если этот маскарад зайдет чересчур далеко. Так есть ли вообще какой-то риск? И приглядывает ли кто-нибудь за такими детьми – или они всегда зависят от самоуправного суждения своих родителей?
Существует лишь несколько универсально признанных прав детей, имеющих отношение к гендеру[8]. Само это слово{78} ни разу не упомянуто в Конвенции ООН по правам человека, которая перечисляет иные права, например, касающиеся образования и свободы выражения. Концепция «детства» и того, что оно влечет за собой, сравнительно нова даже в западном мире. И гендер редко обсуждается в контексте обычного права или международных соглашений: это один из тех самых кажущихся неприкасаемыми вопросов, поскольку религия и культура широко варьируют в зависимости от конкретной страны, а консерваторы усердно выступают против всего, что могло бы пошатнуть гетеросексуальную норму. Право жить и презентовать себя как тот или иной гендер в любой момент времени нигде специально не оговорено. И, вероятно, не должно быть оговорено.
Когда я подступала к тем, кто обладает знаниями в этой области, включая нескольких афганцев, работающих с женщинами и детьми в ООН и национальных неправительственных организациях, с расспросами о том, как бача пош вообще могут нелегально существовать прямо в Кабуле, мои собеседники говорили, что им и в голову не пришло бы включать этот вопрос в программы своих организаций. Это не просто частное дело афганцев, это потенциально сильно запутывало бы иностранных гуманитарных работников, которые обожают помогать маленьким девочкам… которые выглядят как девочки.
– Иностранцы любят поучать нас насчет гендера, – так выразилась одна афганка, давняя сотрудница ООН, когда я стала расспрашивать ее, почему она никогда не упоминала об этой практике в своей работе, которая сосредоточена на женщинах и детях. У этой сотрудницы ООН имеется даже персональный опыт: ее собственная дочь попросила разрешения ходить в брюках и сделать короткую стрижку, чтобы можно было больше играть на улице с другими соседскими мальчиками и бача пош. Пока мать ей этого не разрешила.
При встрече с Самар я надеюсь, наконец, узнать, являются ли афганские бача пош поводом для беспокойства в среде тех, кто защищает права женщин и детей. И должны ли они быть таким поводом.
Как и большинство других афганцев, которым я задавала подобные вопросы, Сима Самар уверена: в девочках, притворяющихся мальчиками, нет ничего странного. Вероятно, нет в этом и ничего вредного. Ее собственная подруга детства из Гильменда много лет жила как мальчик, а потом эмигрировала в Соединенные Штаты. У одной коллеги Самар по комиссии тоже была бача пош, которую превратили обратно в девочку в 16 лет и которая теперь, несколько лет спустя, блистает в Кабульском университете. Вторя мнению Кэрол ле Дюк, Самар заявляет, что бытование традиции бача пош в Афганистане логично. Для нее это никоим образом не относится к вопросу прав человека. Конечно, в идеале дети должны сами выбирать, что им носить, говорит она, хотя в Афганистане это дозволено немногим. Она уточняет свое замечание, добавляя, что, если бы кросс-дрессинг обладал потенциалом сбивать девушек с толку, она не стала бы его поощрять, поскольку, по ее выражению, «девушки в этой стране и так достаточно сбиты с толку». И все же, насколько ей известно, бача пош никогда не приводит к этому.
– Вас это вообще интересует? – наконец спрашиваю я.
Самар улыбается – дипломатка до мозга костей:
– А вас это почему интересует?
Я умолкаю, размышляя о том, что мне меньше всего хочется поднять еще один вопрос о правах человека там, где их нет вообще, или привлечь к бача пош внимание правительства. Или любого из их родителей. И используя последний аргумент Азиты, я выдвигаю предположение о том, что девочки, живущие «под прикрытием», вероятно, служат дополнительным симптомом глубоко дисфункционального общества. Пожалуй, немного тревожно и то, что никто не знает, какие последствия это может иметь для психики детей. И разве необходимость скрывать свой полученный при рождении пол не имеет прямого отношения к правам человека?
