Евгений Гришковец - Рубашка
– Спасибо, – сказал Макс, сунул мне бутылку и побежал.
– Портфель свой забери, – слабо крикнул я ему вслед.
Возникла тишина. Вокруг, конечно, было много шума, но я ощутил тишину, точнее сказать, молчание. Михаил закурил сигарету. Я оглядел его машину. В машине было чисто, на заднем сидении лежали газеты и большая бутылка минеральной воды. Человек провёл целый день в машине и не захламил её, не засыпал сигаретным пеплом…
Мы молчали.
Из меня как будто откачали весь воздух и силы. Я сидел и совершенно ничего не чувствовал, кроме пустоты внутри. «Позвонить бы Ей», – прозвучало в голове. Хотелось Ей позвонить, ещё хотелось умыться тёплой водой и… захотелось съесть супа. Густого горячего супа.
Мы молчали…
Я поймал себя на том, что испытываю какое-то странное чувство вины перед человеком, который стоит и курит, перед этим высоким и сильным человеком, который существенно меня постарше. Я всегда испытывал что-то подобное рядом с людьми, у которых дела шли плохо, в то время как мои шли хорошо, или рядом с теми, у кого денег было откровенно меньше, чем у меня. Михаилу было точно хуже, чем мне. Он стоял и курил одну за одной и, очевидно, не чувствовал температуры окружающей среды… А я замёрз ужасно. Шарфа не было, я где-то его потерял, пальто было сырое, помятое, и его нужно было надеть… Нужно было его надеть и застегнуться, а сил не было. Я стал поправлять платок на шее и увидел, что руки в крови. В чужой крови. Рубашка была совсем испачкана… Но всё же я поднялся на ноги, зачерпнул снега и стал тереть руки. Потом надел пальто и снова сел на прежнее место.
Мы молчали…
Я стал разглядывать бутылку, которую сунул мне Макс. Коньяк. Название было мне неизвестно, но в этом названии присутствовало очевидно много лишних букв. Коньяк был, наверное, хороший. Плохой коньяк члену правительства на шестьдесят лет не подарят… Михаил продолжал курить.
– Ну всё, можно двигать отсюда, – вернувшись, сказал Макс.
«Портфель при нём», – подумал я.
– А свидетельские показания? – спросил Михаил.
– Всё уже, свидетелей достаточно, я оставил наши телефоны. Вы, если хотите – пожалуйста, а мы пойдём с Саней, – сказал Макс и подмигнул Михаилу.
Тот промолчал. Тогда Макс продолжил:
– Знаете, кто запомнил номер той «ауди»? Наш водитель! Он такой парень оказался! Слышишь, Саня? Запомнил! И говорит мне, мол, вы мне не заплатили. Я даю ему деньги, а он недоволен. Я говорю ему: «Ты же нас не довёз до места, я вообще могу тебе не платить». А он ноет, мол, машину разбили, как теперь быть? А я его спрашиваю: «Ты что, думаешь, что я тебе должен новую купить, что ли?» А он говорит, что он нас вёз, а без нас бы сюда не поехал. Логично, конечно, но каков жук, а? Ну ладно, поехали. Далеко ещё?
– Да нет, мы почти на месте, – ответил я.
– Хорошенькое «почти»! – усмехнулся Макс.
– Тут пешком, вон туда, – я показал рукой, – пять минут идти.
– Садитесь, я вас довезу, всё равно за вами ехать, так что, давайте, – сказал Михаил, – садитесь.
– Спасибо! – сказал Макс. – Это очень любезно! Саня, слышишь?!
– Да, спасибо!
– Только давайте без издевательства! – сказал Михаил. – Садитесь, говорю. Куда ехать?
– Туда, к американскому ресторану. Знаете?… – сказал я.
– Знаю, – ответил он. – Господи, что я делаю? Это же бред! Бред! – тихо, но отчаянно горько сказал он.
Мы поехали молча. Езды действительно было две минуты. Он подвёз нас к ресторану и остановился. Мы сидели с Максом, не выходили и не знали, как себя вести.
– Пойдёмте с нами, кофейку выпьем, – сказал наконец Макс. – А то чего здесь сидеть, всё-таки не так…
– Не пойду, не зовите…
– Ну всё-таки, действительно, – сказал я, – пойдёмте, просто как-то неудобно. Если…
– Прошу вас, – перебил он меня, – не разговаривайте со мной! Я не могу с вами говорить. Я очень устал и могу сорваться. Давайте не будем делать ситуацию глупее и нелепее, чем она есть! Помолчите, пожалуйста!
– Ладно, – сказал Макс. – Но мы собираемся перекусить, может быть, вы…?
– Делайте что хотите, забудьте про меня, Бога ради.
– Но, извините, – всё же сказал я, – как можно забыть, когда вы всё время преследуете…
– Замолчите! – закричал он. – Хватит! Я вас подвёз? Всё! Выходите из моей машины! Убирайтесь отсюда!
Мы немедленно вышли. Макс пожал плечами. У него был в руке портфель, у меня бутылка. Мы шагнули к ресторану. «Мерседес» остался на месте.
26
– Простите, но к нам со своим спиртным входить нельзя, – сказала девушка, которая встречала гостей у входа, – это запрещено.
– А мы не будем… – начал было я, но Макс перебил меня.
– Милая, вы слышали, что вон там, недалеко, – Макс неопределенно махнул рукой, – только что была серьёзная авария?
– Да, кто-то из посетителей сказал. Вот, совсем недавно, – девушка была юная. Макс наклонился к ней и прочёл, что у неё написано на табличке, висевшей на груди. Она слегка попятилась.
– Елена, – прочёл вслух Макс. – Леночка! Представляете, мы пострадавшие с той аварии. Мы в Москве только с утра, так устали, а тут бац! Ужасный стресс! Но Москва такой город, Леночка! Вы москвичка?
– Да.
– Коренная?
– Я здесь родилась!
– Вот!!! Видите, как вам повезло! А мы только приехали и сразу попали в аварию! Но примчались милиционеры и врачи и нам выдали вот эту бутылку. Сказали, чтобы обязательно выпили её, это снимет стресс и ускорит… Как они, Сань, сказали? «Это ускорит реабилитацию после шока!» Во как! Разве мы можем ослушаться милиционеров и врачей? Мы гости столицы! Леночка, посмотрите, какой отличный коньяк выдают в Москве пострадавшим.
– Я у менеджера спрошу, – сказала полностью сбитая с толку девушка.
– Леночка! Мы пройдём? Бутылку спрячем. Мы правда с аварии, – сказал я. – Нам нужно умыться и поесть. Хорошо?
– Да-да, конечно! Проходите, вот тут вам будет удобно, – сказала она так, как её выучили говорить.
Я долго умывался тёплой водой. Сначала я некоторое время рассматривал своё лицо в зеркале. Я сильно ударился о подголовник переднего сидения, хотя не помнил этого. Правая скула опухла и губы тоже, челюсть двигалась не без боли. Волосы… в общем, очевидно нужно было мыть голову. Если бы не подстригся, было бы совсем страшно смотреть. На лбу как будто образовалась лишняя кожа, такие глубокие складки появились там. Щетина уже повылезла. Как организм вырабатывает вот это?! Причём, я помню, удивлялся в армии тому, что чем тяжелее были условия или какие-то напряжённые дни, тем быстрее росла борода и ногти. Хотя, наверное, мне это казалось, просто время пролетало быстрее… А может быть, и действительно так…
Я отмывал руки от остатков крови. Вода окрасилась розовым. «Как в кино», – подумал я. Вот так же убийцы смывают с рук чужую кровь. Заходят в ресторан, потом идут в туалет и смывают…
Надо же, как только происходит что-то не очень обычное или сильно необычное, сразу думаешь: «Как в кино».
Рубашку просто хотелось снять и бросить. На ней запеклись какие-то пятна, я за день уже десять раз потел, а следом высыхал. Платочек на шее как-то весь скрутился, чуть ли не в верёвочку. Я умылся и вернулся в зал ресторана. Макс сидел за столиком, положив голову на упёртые локтями в стол руки. Он закрыл глаза. Было видно, как он устал…
– Сходи умойся, Макс. Будет полегче. И поедем ко мне. Надо поспать.
– Конечно-конечно. Сейчас пойду умоюсь, конечно, – забормотал Макс, открыв глаза, но вставать он не собирался. – Саня, представляешь, тот парень, на переднем сидении… Ну, который в «вольво»… Он погиб, наверное, сразу. Тело всё вообще изломало, а лицо целое, гладкое. Глаза закрыты. Наверное, он от испуга зажмурился, и выражение лица такое… Даже не страх, а как бы нежелание, мол, «не хочу!».
После этих слов Макс взял бутылку, она стояла рядом с ним на соседнем стуле. Бутылка была открыта, и уровень жидкости в ней был уже понижен. Макс сделал хороший глоток из горлышка, сморщился и протянул бутылку мне. Я отрицательно помотал головой.
– А мужика-то здорово трясёт, – продолжал Макс, махнув рукой в сторону оставшегося на улице «мерседеса», – прямо трясом трясёт. Не дай Бог! Ужас!
– Макс, ну так тоже не дело. Безумие какое-то, гоняться по городу!.. Надо как-то стараться держаться….
– Саня, блядь! Откуда ты знаешь, чего ему надо, а чего не надо? Ты представляешь, в каком он аду сейчас? Чтобы до такого дойти, чтобы вот так. Ему же стыдно! Ты чё, не видел, что ли? А он мужик-то не слабак! В обмороки не падал….
– Слабак – не слабак, а то, что он гоняется за мной весь день – это истерика, Макс! Нечего истерики закатывать, если он мужик. Мне его не жалко! Устроил цирк, понимаешь! Детектив сраный… Мне его не жалко!
– А меня?!
– Чего – тебя?!
– Меня тебе жалко, Саня?! Думаешь, чего я приехал? Вот так взял и приехал без дел? Напиться и погулять? Да, Сань, напиться и погулять, конечно! – лицо Макса как-то обвисло, углы глаз от этого опустились вниз, и от этого его глаза стали, как у собаки. Как у старого грустного матёрого кобеля.
