Кадзуо Исигуро - Остаток дня
Наконец, в пользу мнения мистера Грэма говорили и еще более неопределенные приметы. Например, при том, что свои рабочие обязанности мисс Кентон продолжала отправлять со свойственным ей усердием, общее ее настроение стало подвержено таким разительным колебаниям, каких до этого я за ней не замечал. Периоды, когда она целыми днями – и без всякой видимой причины – ходила весьма жизнерадостной и веселой пугали меня почти так же, как ее внезапные и зачастую продолжительные приступы угрюмости. Как я сказал, она в любом настроении высоко держала свою профессиональную марку, но, с другой стороны, заботиться о благополучии дома в долгосрочной перспективе было моей обязанностью, и коль скоро эти приметы действительно подтверждали точку зрения мистера Грэма, будто мисс Кентон замышляет оставить место из романтических побуждений, проверить такую версию было моим прямым долгом. Поэтому на одной из наших ежевечерних встреч за чашкой какао я отважился задать ей вопрос:
– В четверг вы тоже уйдете, мисс Кентон? В ваш свободный день, я хочу сказать?
Я думал, она рассердится, но она, напротив, словно долго ждала случая поговорить на эту самую тему, ибо ответила даже как бы с облегчением:
– Ну, мистер Стивенс, это просто мой старый знакомый еще с тех времен, когда я была в Гранчестер-лодже. Он тогда служил там дворецким, но потом ушел и теперь работает неподалеку в одной фирме. Он как-то проведал, что я здесь служу, и стал мне писать, предлагая возобновить знакомство. Вот, собственно, и все, мистер Стивенс.
– Понимаю, мисс Кентон. Конечно, приятно время от времени отдохнуть от службы.
– Я тоже так считаю, мистер Стивенс.
Мы помолчали. Затем мисс Кентон, видимо, пришла к какому-то решению и продолжала:
– Так про этого моего знакомого. Помню, когда он служил дворецким в Гранчестер-лодже, то был полон самых благородных устремлений. Мне кажется даже, что его самой заветной мечтой было поступить дворецким в такой дом, как этот. Но стоит мне сейчас вспомнить кое о каких его рабочих привычках… Право же, мистер Стивенс, я представляю, что бы вы только сказали, если б на него посмотрели! Неудивительно, что его честолюбивые помыслы так и не осуществились.
Я хмыкнул.
– На своем веку, – заметил я, – я повидал слишком многих, кто считал, будто может служить в таких вот домах высшего уровня, имея весьма смутное представление о предъявляемых требованиях. Конечно же, эта служба не всякому по плечу.
– Истинная правда. Нет, мистер Стивенс, жалко, что вы тогда его не видели!
– На уровнях нашего порядка, мисс Кентон, не каждый способен работать. Легко вынашивать честолюбивые помыслы, но без определенных качеств дворецкому просто не переступить определенной черты.
Мисс Кентон, похоже, взвесила сказанное и произнесла:
– По-моему, мистер Стивенс, вы должны быть всем очень довольны. В конце концов, вы достигли высшей ступени в своей профессии, в подконтрольной вам области все происходит только с вашего ведома. Я просто не представляю, чего еще вам требовать от жизни.
Я не сразу нашелся с ответом. В наступившем чуть неловком молчании мисс Кентон устремила взор в свою чашку с какао, словно обнаружила там нечто крайне интересное. Подумав, я наконец сказал:
– Что касается меня, мисс Кентон, я сочту свою миссию выполненной лишь тогда, когда сделаю все, что в моих силах, дабы способствовать его светлости в достижении великих целей, какие он перед собой ставит. В тот день, когда его светлость завершит свои труды, в тот день, когда он сможет почить на лаврах в сознании того, что оправдал все разумные ожидания, когда-либо на него возлагавшиеся, – только в этот день, мисс Кентон, я смогу назвать себя, как вы изволили выразиться, очень довольным.
Возможно, мои слова привели ее в легкое замешательство – или же, по какой-то непонятной причине, пришлись ей не по вкусу. Во всяком случае, у нее в эту минуту, видимо, переменилось настроение, и наша беседа быстро утратила доверительность, которую начала было приобретать.
А через несколько недель после этого разговора нашим встречам за чашкой какао у нее в гостиной вообще пришел конец. Да, я хорошо помню последнюю. Мне нужно было обсудить с мисс Кентон одно предстоящее событие – приезд на субботу и воскресенье группы видных лиц из Шотландии. Правда, до него оставался еще целый месяц, но мы взяли за правило обговаривать подобные мероприятия заблаговременно. В тот вечер я начал излагать свои соображения о различных сторонах этого вопроса, но вскоре до меня дошло, что мисс Кентон почти не участвует в разговоре; больше того, мне стало вполне очевидно, что мысли ее заняты совершенно другим. Я неоднократно обращался к ней со словами вроде: «Вы слушаете, мисс Кентон?» – особенно когда пускался в обстоятельные рассуждения; она всякий раз начинала слушать чуть внимательней, но я видел, что тут же мысли ее оказывались где-то далеко. Проговорив так несколько минут и слыша в ответ одни лишь короткие фразы типа «Разумеется, мистер Стивенс», или «Совершенно согласна с вами, мистер Стивенс», я наконец сказал:
– Простите, мисс Кентон, но я не вижу смысла продолжать. Вы, очевидно, просто не понимаете всей важности настоящего обсуждения.
– Простите, мистер Стивенс, – ответила она, слегка встрепенувшись. – Просто я нынче порядком устала.
– Последнее время, мисс Кентон, вы устаете все чаще. Прежде у вас не возникало необходимости на это ссылаться.
К моему удивлению, мисс Кентон реагировала на мои слова взрывом эмоций:
– Мистер Стивенс, у меня была очень тяжелая неделя. Я очень устала. Честно говоря, вот уже три или четыре часа я только и думаю, как бы прилечь. Я очень, очень устала, мистер Стивенс, разве вы не чувствуете?
Я не то чтобы ожидал от нее извинений, но резкость ее ответа, признаюсь, меня слегка ошеломила. Я, однако, решил не вступать в бессмысленную перепалку, выдержал многозначительную паузу и произнес:
– Если вы так настроены, мисс Кентон, нам нет никакого резона продолжать встречаться по вечерам. Сожалею, что до сих пор не имел представления, насколько это вам неудобно.
– Мистер Стивенс, я всего лишь сказала, что устала сегодня…
– Нет, нет, мисс Кентон, я все понимаю. У вас и так уйма дел, а эти встречи еще добавляют ненужных хлопот. Найдется много других способов общения на должном рабочем уровне и помимо подобных встреч.
– Мистер Стивенс, не нужно ничего менять. Я только сказала…
– Я серьезно, мисс Кентон. Я и сам последнее время подумывал прекратить эти встречи, поскольку они удлиняют наш и без того долгий рабочий день. Тот факт, что мы уже много лет так встречаемся, сам по себе не мешает нам перейти отныне к более удобной форме общения.
– Ну, пожалуйста, мистер Стивенс, мне эти встречи очень полезны…
– Но они причиняют вам неудобства, мисс Кентон. Они вас утомляют. Я бы предложил договориться таким образом: впредь мы в обязательном порядке обмениваемся важной информацией в течение рабочего дня. На тот случай, если мы не сразу найдем друг друга, предлагаю оставлять записки у дверей. По-моему, это прекрасное решение. А сейчас, мисс Кентон, приношу извинения, что отнял у вас столько времени. Весьма благодарен за какао.
* * *Естественно – и я готов это признать, – время от времени я задавался вопросом, как бы все в конце концов обернулось, не прояви я непреклонности в вопросе о наших вечерних встречах; то есть если бы я уступил, когда потом мисс Кентой несколько раз предлагала возобновить их. Сейчас я размышляю об этом лишь потому, что в свете дальнейших событий можно подумать и так: приняв решение раз и навсегда покончить с этим вечерним какао, я, должно быть, не отдавал себе полного отчета в вероятных последствиях этого шага. Больше того, скромное это решение можно даже назвать своего рода поворотным пунктом и сказать, что оно предопределило дальнейшее развитие событий вплоть до неизбежной развязки.
А впрочем, стоит задним числом углубиться в поиски таких вот «поворотных пунктов», как они начинают мерещиться на каждом шагу. Не только мое решение прекратить встречи по вечерам, но и тот случай в буфетной можно, при желании, считать этим самым «поворотным пунктом». Резонно спросить – что бы произошло, если б ее приход с вазой цветов был встречен несколько по-другому? Очередным «поворотным пунктом», возможно, покажется и наш разговор с мисс Кентон в столовой в тот день, когда она узнала о смерти тетушки, ибо случилось это примерно тогда же.
Известие о тетушкиной смерти пришло раньше, с утренней почтой; я сам принес мисс Кентон письмо и постучался в двери ее гостиной. Помнится, я на минутку вошел обсудить какой-то рабочий вопрос, мы присели за стол и повели разговор, она вскрыла конверт и вдруг застыла, но, к ее чести, самообладания не потеряла. Прочтя письмо по меньшей мере дважды, она осторожно вложила его в конверт и посмотрела на меня через стол.
