Аньес Мартен-Люган - У тебя все получится, дорогая моя
Я шла, шла и шла по парижским улицам. Мимо Оперы, по бульвару Осман. Ничто не могло меня остановить. Я чувствовала себя героиней фильма: вот я иду по тротуару, вдоль которого выстроились прохожие, чтобы приветствовать меня. Они меня задевали, я их толкала, не замечая этого, не различая ни одного лица. Все они были лишь силуэтами на фоне знаменитых Больших магазинов. Габриэль в опасности, я чувствовала это кожей. Я спасу его, исцелю, заставлю выслушать и открыться мне.
Чтобы войти в подъезд, код не понадобился, у меня был ключ. Не будь номер его квартиры указан на почтовом ящике, я бы стала звонить во все двери подряд. На пятом этаже была единственная дверь, за которой грохотала музыка. Begin the End группы Placebo наполняла лестничную клетку. Басы заставляли вибрировать деревянные створки двери. Я позвонила, подозревая, что он не услышит. Никто не открыл, тогда я воспользовалась ключами и впервые вошла в его жилище. Теперь звуковое сопровождение обеспечивала Muse с композицией Explorers. Мэтью Беллами пел, умоляя освободить его:
Free meFree meFree me from this world.I don’t belong here.It was а mistake imprisoning my soul.Can you free meFree me from this world?
Помещение было погружено в полумрак. Прихожая отсутствовала. В гостиной работал телевизор с испачканным экраном. Напротив него я заметила босые ноги, свисающие с черного кожаного дивана. Я двинулась к нему, споткнулась о мотоциклетный шлем, сдержала крик боли и ругнулась сквозь зубы. Никакой реакции не последовало. Через секунду я поняла почему: под низкий столик закатилась пустая бутылка из-под водки. Габриэль храпел, растянувшись на животе, в джинсах, с обнаженным торсом. Я смогла внимательно рассмотреть его татуировку. Зная его, я ожидала чего-то необычного, с изрядной дозой самоиронии. Он мне описал ее как “вариацию на тему падшего ангела”. Что ж, эпитет “падший” вполне уместен. Крылья архангела Гавриила были черными, рваными, ободранными. Их словно втягивала в себя бездна, из которой никому не выбраться. У меня сжалось сердце. Какую тайну он скрывал? Какая мука грызла его? Сон Габриэля можно было назвать как угодно, только не освежающим. Лицо морщилось, на нем было написано страдание. Я наклонилась и осторожно поцеловала его. Он не проснулся, но скорчил гримасу, а потом улыбнулся. Я выключила телевизор, поискала взглядом музыкальный центр, тоже выключила. Наступившая тишина не разбудила Габриэля. Я продолжила экскурсию по квартире. Несмотря на ощущение, будто я нахожусь в зоне боевых действий, мне удалось оценить красоту интерьера. Марта снова завладела моими мыслями – идеи декора, строгого, минималистского, современного, наверняка принадлежали ей. Как и ее апартаменты, эти тоже относились к османовской эпохе: потолочная лепнина, мраморный камин. Паркет был почти черным, а белизна стен настолько чистой, что отдавала голубизной. На стенах никаких украшений – ни фотографий, ни каких-то личных вещей, которые рассказали бы мне что-нибудь о Габриэле и его прошлой жизни. Из гостиной дверь вела на кухню, где царил полный хаос. Я вышла в коридор, прошла мимо кабинета – в него я не заходила, – потом увидела спальню и остановилась в дверях. Здесь пахло затхлостью, простыни уж точно давно не меняли. Мне не хотелось думать о тех, кто на них побывал. Я вернулась в гостиную, сняла куртку, не стала тревожить Габриэля и решительно взялась за уборку.
За час я с ней справилась, полностью раздвинула шторы, чтобы впустить в помещение солнечный свет и мягко разбудить Габриэля. Я села в кресло напротив дивана и положила ногу на ногу. Мое сердце разрывалось от любви к нему. Он заворочался, заворчал, попытался зарыться лицом в подушку. Потом открыл глаза, и первым, что он увидел, была я. Несколько секунд он смотрел на меня, не отрываясь и не произнося ни слова. Потом сел, потянулся, взлохматил волосы и слабо улыбнулся:
– Полагаю, за то, что ты здесь, нужно благодарить Жака?
Я кивнула.
– Я уже несколько месяцев мечтаю о том, чтобы проснуться и увидеть тебя, и надо же этому случиться как раз тогда, когда я в руинах.
Я рванулась к нему, но он предостерегающе вытянул ладонь:
– Ответь на мой вопрос.
– Задавай.
Он неловко поднялся с дивана.
– Почему ты вернулась в Париж? Где твой муж?
– Я оставила Пьера.
– Почему?
Я помолчала.
– Я узнала, что он изменял мне, и…
– Вот скотина! Как он посмел?
Он бурно жестикулировал.
Я подошла к нему и взяла за запястье. Он перестал размахивать руками и всмотрелся в меня.
– Со мной все в порядке, Габриэль. И если бы мне достало смелости, я бы приняла решение еще до того, как обо всем узнала. На самом деле я не хотела оставаться с ним, я его больше не любила. Только с тобой…
– Не говори так, пожалуйста.
Я оскорбленно замолчала и отступила на шаг:
– То есть ты от меня отказываешься?
Мои глаза наполнились слезами. Он подошел ко мне, обхватил мое лицо:
– Я не заслуживаю твоих слез… Что это с тобой?
Большой палец коснулся синяка и раны на моей губе, я зашипела от боли. Его взгляд скользнул на мою шею – я забыла, что перед уборкой сняла платок.
– Да это ерунда…
– Только не говори, что это она!
Я отвернулась. Он отпустил меня, сжал кулаки, его глаза метали молнии.
– Сука! Как она посмела поднять на тебя руку?!
– Да я же говорю, ерунда, ничего серьезного.
– Очень даже серьезно! Ты от меня что-то скрываешь…
Он забегал по комнате, словно тигр в клетке.
– Вот поэтому я и подталкивал тебя к отъезду, – нервно заговорил он. – И по той же причине я могу тебя безумно любить, но все равно у нас с тобой ничего не получится, потому что ты заслуживаешь лучшего, чем эта дерьмовая жизнь, потому что…
– Заткнись! – заорала я.
Я подбежала к нему, заставила посмотреть на меня. Он отвернулся и уткнулся взглядом в пол:
– Ирис, я прошу тебя… Не надо, все и так непомерно сложно.
– Повтори, что ты сказал! – Я молотила кулаками по его груди.
– Я тебя люблю, – выдавил он.
Я мгновенно опустила кулаки. Прижалась губами к его губам. Он схватил меня, смял в объятиях. Наши языки сплелись в отчаянной схватке. Поцелуй причинил мне боль, у него был вкус крови и запах перегара, но он подхватывал меня и увлекал за собой, словно смерч, сметающий все на своем пути. Я давно хотела узнать, что принесут мне его губы. Они несли страх, они несли сладость, они грозили опасностью, они возвращали меня к жизни. Он придавил меня к ближайшей стенке. Его агрессивные, властные руки схватили мои ягодицы, потом проникли под майку. Мои руки сомкнулись на его спине, я мяла его кожу, еле удерживаясь, чтобы не царапать ногтями. Мне хотелось расплавиться в нем. Он вцепился в мое бедро, отвел его в сторону, и я ощутила всю силу его желания. Я застонала. Наш поцелуй резко прервался. Я задыхалась. Он отпустил мою ногу и поднял на меня глаза, полные боли и вины. Я погладила его по голове:
– Да что с тобой?
Я ласкала его лицо, он прикрыл глаза. Потом одним движением высвободился из моих объятий:
– Ты всего не знаешь. Ты заслуживаешь кого-нибудь получше, чем я. Даже твой козел сделал бы тебя счастливее.
– С чего ты взял? Почему?
Он повернулся ко мне, его мощная фигура нависла надо мной.
– А потому, что до того, как я полюбил тебя, я просто хотел с тобой переспать, чтобы насолить Марте, чтобы украсть у нее любимую игрушку и сделать ее своей. Мы ведь все время играли в такие игры. Вот только на этот раз она захотела присвоить тебя и не делиться. И чем дольше она меня не подпускала к тебе, тем больше я тебя хотел. Но не о твоем благе я при этом думал, поверь.
Я зажала рот рукой:
– Неправда!
– Правда, Ирис, в том, что ты первая женщина, с которой мне хочется заниматься любовью, а не просто трахнуть, как очередную дорогую шлюху. Хочешь узнать, кто я такой на самом деле?
Он в упор смотрел на меня. Я не могла вымолвить ни слова.
– Я спал с Мартой на протяжении пятнадцати лет, притом что люблю ее как мать. Я был ее альфонсом с одобрения Жюля и с моего полного согласия. Конец этой истории понравится тебе еще больше! Без нее я ничто, все, что ты видела с самого начала – компании, мои бабки, квартира, вообще все, что у меня есть, – принадлежит ей. И если она захочет, я на следующий день окажусь голым на улице.
Я едва сдерживала слезы. У Габриэля заходили желваки, он был мертвенно-бледным. Но это не помешало ему продолжать.
– Если бы я пальцем пошевелил в тот вечер, когда она заставила тебя примерять при мне платье, это закончилось бы сексом втроем, хотела бы ты того или нет. Мы бы тебя совратили.
