Аркадий Шугаев - Щепотка перца в манной каше
— Почти все предметы, попадающие в мои руки, ломаются сами, без моего участия.
— Хм… интересно…
— Интересного тут мало. Денег жалко.
— Аркадий, на следующий вопрос я попрошу тебя ответить предельно искренне.
— Постараюсь, — пообещал я.
— Увлекался ли ты половыми извращениями? — шепотом спросил врач и подался вперед.
— Было, — честно, как и обещал, ответил я.
— Что было? — психиатр снял очки и перегнулся через стол, глядя мне в глаза. Он был настолько заинтригован, что даже вспотел.
— В возрасте десяти-двенадцати лет я давал кошке свою залупу лизать.
— А чем ты ее намазывал? — с неподдельным интересом спросил доктор.
— Кого?
— Ну, некоторые смазывают головку полового члена сметаной или сгущенным молоком, для того чтобы кошку привлечь. Говорят, что и шоколадную пасту успешно можно использовать, — увлеченно говорил психиатр, было видно, что тема половых извращений ему интересна и близка.
— Я уж и не помню. По-моему, ничем не мазал.
— Странно… Обычно все-таки приманка требуется, — задумался доктор.
— Может быть, тебе валерьянку попробовать в качестве заманухи? — предложил я.
— Хм, хм… В этом, пожалуй, есть рациональное зерно…
Он молча просидел несколько минут, погруженный в свои мысли.
— Ну что, мне можно идти? — напомнил я психиатру о своем присутствии.
— Последний вопрос — наркотики употребляешь?
— Курил пару раз марихуану. Не понравилось мне.
— А Л.С.Д. не пробовал?
— Нет, как-то случая не было.
— А вот это зря! Очень забавная штучка, — развеселился продвинутый, современный доктор.
Психиатр был последним специалистом в списке. Я вошел в комнату, где заседала медицинская комиссия — несколько военврачей в форме. Они пролистали мои бумаги и вынесли вердикт: «ГОДЕН К СЛУЖБЕ БЕЗ ОГРАНИЧЕНИЙ».
— Только героизма от меня особого не ждите, — предупредил я членов комиссии.
— Мы и не ждем. Не волнуйся. Ты будешь призываться ежегодно на тридцать шесть дней в качестве резервиста Армии Обороны Израиля.
После медкомиссии я прошел в следующее здание. Здесь мне намазали руки черной, липкой массой и попросили отпечатать ладони на листе бумаги, затем каждый палец отдельно. Едва я отмыл руки, как меня пригласили в отдельный кабинет, там стояло удобное кресло с неизвестным аппаратом, прикрепленным к спинке.
— Садись, — предложила аккуратная девушка в военной форме и нажала на кнопку.
Из-за спины у меня выполз электронный сканер и начал медленно, издавая легкое жужжание, объезжать по кругу мою голову, отмечая малейшие неровности черепа. Отдельно он зафиксировал состояние зубов.
— Все, свободен, — объявила девушка-экзекутор.
Я с сожалением вылез из удобного, гостеприимного кресла и отправился в следующую инстанцию. Здесь мне выдали две металлические пластины с отверстиями посередине, на них была написана моя фамилия и многозначный номер.
— Одну наденешь на шею, вторую сломаешь пополам и зашьешь каждую из половинок в ботинки, — объяснили мне.
— В ботинки-то зачем зашивать?
— Если от тебя останется только стопа, мы сможем опознать ее и похоронить под твоим именем.
— Спасибо.
— Не за что. Вот тебе еще карточка, зашей ее в куртку.
— Что это за карточка?
— В ней отражены права военнопленных, утвержденные международной конвенцией, — объяснил мне военный, похожий на Швейка, одутловатый, с добрым и глупым лицом.
— Ты думаешь, что если я попаду в плен, мне поможет эта бумажка?
— Нет, конечно, она тебе не поможет, но таков порядок — тебе сказали, значит, зашей, — тупо повторил исполнительный вояка.
Собрали нас всех, великовозрастных призывников, в кучу — человек пятьдесят набралось — и повели в железный сарай. Здесь выдавали обмундирование и вещи, необходимые солдату в нелегком военном быту. Переоделись мы в темно-зеленую одежду, половинки железных пластинок, как нас и учили, спрятали в ботинках.
У широкого железного прилавка выстроилась очередь — получать те самые, необходимые в быту вещи. Каждому выдали по довольно объемному мешку. Когда я открыл свой кофр, удивлению моему не было предела: в мешке было все! Для соблюдения личной гигиены: упаковка одноразовых станков, пена для бритья, полотенце, мыло, зубная щетка и паста, два комплекта специальных противогрибковых носков, тальк — чтобы ноги не прели. Отдельно — упаковка перевязочного материала, складной нож, авторучка, блокнот, средства для чистки оружия, люминесцентные повязки на одежду, фонарь… Мы оторопело перебирали эту кучу. Все присутствующие здесь парни отслужили в свое время положенный срок в рядах Советской Армии, там, кроме портянок и куска хозяйственного мыла, не давали ничего.
Вдруг послышался какой-то визг. Визжал, брызгая слюной, молодой человек с лицом порочного старца.
— У вас на витрине лежит бритвенный станок фирмы «Жиллетт», а вы мне какой-то низкосортный «Шик» подсовываете.
— Это одного уровня фирмы, — спокойно объяснили визжащему.
— Не надо мне ничего втюхивать, я свои права знаю!
Тут к истеричному защитнику своего оскорбленного достоинства подошел стройный крепкий паренек и негромко сказал по-русски:
— Слушай ты, гнида, из-за таких крохоборов и вонючек как ты, нас, нормальных еврейских пацанов и называют жидами.
— Не сметь так со мной разговаривать! — взвился искатель справедливости. — Где тут у вас командование?
Его проводили в кабинет начальника службы обеспечения. Из-за двери тут же послышался знакомый визг. Через несколько минут в кабинет ворвались двое парней с сержантскими нашивками и отвезли поклонника фирмы «Жиллетт» в армейскую тюрьму. На недельку. Остальных отправили по домам на два дня.
— Явиться точно в срок для получения оружия, — получили мы приказ.
* * *Дома я решил сделать одно важное дело, которое давно задумал. Я планировал приготовить настойки. В армии мне предстояло служить больше месяца, как раз они и подоспеют к моему возвращению. Я вымыл и высушил банки, подготовил к ним крышки, разложил на столе ингредиенты, которые будут использоваться для приготовления настоек. Кроме спирта, разбавленного очищенной водой, здесь еще были: нарезанный соломкой имбирь, свежая мята, изюм, черный кофе в зернах, лимон, кардамон, тмин, кориандр, корица, ванильный и обычный сахар, черный перец горошком и красный в стручках. Комбинируя различные пряно-вкусовые добавки, я создал в каждой из банок определенный сорт настойки, в завершении залив посудины спиртом и закупорил их.
Расставив настойки в ряд, я закурил и присел на стул. Взгляд оторвать невозможно было от моих творений! Какая палитра цветов! От почти черного до нежно-желтого. В банках непрерывно происходило движение: то вдруг желтым солнцем всплывет наверх круг лимона, то, подобно чугунным ядрам, начнут падать на дно горошины черного перца, веточки мяты образовали в банке фантастической красоты джунгли. Одним словом, я наслаждался эстетикой своей работы как художник, творец!
Возвышенное мое настроение хамски оборвал стук, раздававшийся из коридора — кто-то дубасил ногами в железную дверь.
— Кто?! — зверским голосом рявкнул я.
Ответом был все тот же стук.
— Кто?!! — превращаясь в чудовище, заорал я вновь.
— Кто, кто… инкогнито!
Конечно, кому же еще быть — Гофман приперся.
— Сергуня, я сплю, — пришлось мне соврать.
— Уже нет, если отвечаешь, открывай давай.
Пришлось впустить.
— Чего это ты прячешься? Дрочишь? — Гофман подозрительно поглядел на мои руки.
— Для этого у меня еще месяц впереди.
— Смотри у меня! — с угрозой произнес Сергуня.
— А ну-ка вон отсюда! — я сделал попытку вытолкнуть Гофмана из квартиры.
— Чего ты, Арканя, я ведь пошутил, — Сергуня уцепился за дверь.
Махнул я рукой и пошел на кухню.
Пока Сергуня был в туалете, мне удалось спрятать несколько банок с драгоценными напитками в шкаф.
— А это что такое? — заинтересовался Гофман и ткнул толстым пальцем в направлении стола.
— Настойки делаю.
— То-то я с лестницы еще запах спирта уловил! — обрадовался незваный гость.
Я отлучился на несколько минут в спальню, Гофману этого времени было достаточно. Вернувшись на кухню, я увидел на столе помидоры, огурцы, нарезанный хлеб. Вытащив из микроволновой печи полную тарелку дымящихся сосисок, Сергуня деловито поливал их кетчупом.
— Ты что, голоден? — спросил я.
— Это не еда, это закуска.
— И что же ты закусывать будешь?
— Вот же на столе банки, — недоумевая отвечал Гофман.
— Сергуня, ты хоть немного разбираешься в словообразовании?
— Мне это ни к чему, а что?
