Галина Лифщиц - Хозяйка музея
– Музей народного бессмертия – вот как.
– Как круто! Круто-то как! Ну и мужик был!
– Да. И дочь его такая же. Сила нечеловеческая. Сам увидишь.
– А может, именно человеческая? Может, просто человеков настоящих мало осталось?
– Ты знаешь Волошина? – спросила вдруг Лена.
– Какого? Ты кого имеешь в виду? – не понял Алексей.
– Поэта. Максимилиана Волошина. Вот кто был уверен, чем все дело кончится. Наперед знал. Я тебе сейчас стих его прочту, послушай, там недолго, кусочек.
– Я и долгий послушаю, – внимательно глядя на нее, произнес Леший.
– Вот, я не с самого начала:
…И духи мерзости и блудаСтремглав кидаются на зов,Вопя на сотни голосов,Творя бессмысленные чуда, —И враг что друг и друг что враг,Меречат и двоятся… – так,Сквозь пустоту державной воли,Когда-то собранной Петром,Вся нежить хлынула в сей домИ на зияющем престоле,Над зыбким мороком болотБесовский правит хоровод.Народ безумием объятыйО камни бьется головойИ узы рвет, как бесноватый…Да не смутится сей игройСтроитель внутреннего Града —Те бесы шумны и быстры:Они вошли в свиное стадоИ в бездну ринутся с горы[23].
– Вот это да! – тихо восхитился Алексей. – «Сквозь пустоту державной воли// Когда-то собранной Петром…» – как сказано-то, а! Кто это, скажи, «строитель внутреннего Града»?
– Наверное, тот, кто душу свою строит, укрепляет, жизнь в ней поддерживает. А про бесов знаешь? Почему они в свиное стадо вошли?
– Нет, – честно признался Алексей, – не знаю. Темный я. Но, честное слово, буду стараться. Ты расскажи.
– Это же Евангелие. Ты Евангелие не читал?
– Я буду. Буду. Ты – расскажи.
– Иисус повстречал человека, одержимого множеством бесов. Он изгнал их, они вошли в стадо свиней. И после этого свиньи бросились с горы в глубокое озеро. Так сказано в Евангелии. И это истина.
– Для верующих, – уточнил Алексей.
– Истина одна. Для всех. И я верю, что у бесов конец один.
– И я верю. Долго только ждать, вот что жаль.
– Надо просто спокойно строить свой внутренний Град. Укрепляться. Я так понимаю. Бесы обязательно сгинут. Они трусливые, бесы. Знают, что бездна их ждет. Вот и лезут, вцепляются в кого угодно, кто поддается.
Они были готовы к отъезду. Пора, давно пора.
– Ты в музей ездить собираешься? – спросил Леший.
– Конечно. Только там теперь объявляться опасно.
– Вот и я думаю. Мы здесь будем базироваться. И Афанасию твою сюда можно привезти, забрав у спуска. Я в любой момент на коняге ее внизу подберу и доставлю.
– Это правильно. Отличная мысль, – обрадовалась Лена.
– Ты сумку свою здесь оставь. Что туда-сюда не таскать. Я тебе комнату гостевую выделю.
– Думаешь? Оставить лучше?
– Конечно, давай налегке отправимся.
Все эти рассуждения звучали убедительно. Лена с легким сердцем оставила в доме Лешего сумку с вещами, пыльник Афанасии, платок, сапоги. С собой она брала лишь то, что касалось музея.
Близился полдень.
Стоял чудесный, радостный, весенний денек.
– А мы, правда, на лошадке в Москву поедем? – спросила Лена, щурясь на солнышке.
– На какой лошадке? – удивился Леший.
– На мерине. Ты же сам говорил.
Леший радостно засмеялся.
– На мерине – правда. На нем, родимом.
Они подошли к приземистому бревенчатому домику с маленькими окошками почти у самой крыши. Двери его точнее было бы назвать воротами. Сейчас они оказались широко распахнутыми.
– Заходи, – пригласил Леший.
Широким жестом указал он на красивую машину, стоящую в глубине.
– Вот он, мой мерин.
– А почему?
– Что почему? Мерин – почему?
– Ага, – кивнула Лена, радуясь, что мерин оказался не лошадкой и что доедут они до Москвы гораздо быстрее, чем рисовало ее воображение.
– «Мерин» – потому что «Мерседес», поняла? Давай залезай. Поехали.
И они поехали.
В машине нон-стоп, раз за разом проигрывалась все та же «Случайная любовь».
– Тебе не надоедает? – спросила Лена.
– А тебе? Надоело? Я потише сделаю, – уступил Леший и вздохнул, – хорошая же песня.
– Знаешь такую историю?: «Хорошего понемногу, сказала бабушка, вылезая из-под трамвая, где она пробыла в течение получаса», – отреагировала Лена сквозь одолевающий ее сон.
– Э, да ты спишь совсем. Спи-спи, – донеслось до нее.
И больше она уже ничего не слышала. Просто спала крепко-крепко до самой Москвы.
3. Кто ж нам поможет?
– Приехали, бабуля!
Лена проснулась от этих слов и улыбнулась.
Алексей улыбался в ответ.
Ей хотелось бы ехать и ехать рядом с ним, неважно куда.
– А мы где, дедуля? – поинтересовалась она, вздохнув о своем.
– У моего офиса. Я тебя не будил, заскочил туда, дела свои порешал. Теперь в твоем распоряжении. Поедем, куда скажешь.
– Правда? Ты, правда, со мной поедешь?
– Ну, мы ж договорились. Еще там, у меня. Ты чего? Все забыла, пока спала?
Ничего она не забыла. Просто не верила, отвыкла от того, что кто-то чужой может предложить свою помощь, что кому-то может хотеться быть с ней рядом.
Отвыкла – и привыкать не к чему. Вызвался человек помочь, и только. Ради спасения культурных ценностей. И нечего предаваться пустым иллюзиям.
Лена встряхнула головой и решила:
– Едем к Мане сначала. Там все обсудим.
– Едем.
Дорогу Алексей знал прекрасно.
– Ого! – многозначительно протянула Маня, увидев сестру с Лешим. – Это как это? Все хотела вас познакомить, а вы сами? И где ж это вас угораздило? В лесу твоем дремучем? Леш, представь, я ей вечером вчера звоню, а она говорит, что в густом лесу гуляет.
– Все так и было, Маш, в лесу и гуляла. Я ее там утром подобрал, – подтвердил Леший.
– Подобрал?
– Ну да. Она из лесу ка-а-ак выскочит! Ну, лошадка моя остановилась как вкопанная. И я вместе с ней.
– Лен! То есть что? Ты ночью в лесу была? Одна? – Маня встревожилась по-настоящему, понимая, что с сестрой происходит нечто экстраординарное.
– Так получилось, Манечка! – вздохнула Лена. – Пришлось. Устала очень. И поняла, что не дойду до станции впотьмах. И вот осталась в лесу.
– Невероятно! Ты – такая бояка – и осталась одна в лесу! Возможно ли это?
– Если бы мне кто-то вчера днем сказал, что это со мной произойдет, я бы первая не поверила. Но оказалось – человек очень многое может, даже если пока не знает об этом. Вот смогла.
– И ты случайно ехал мимо? – все еще недоверчиво обратилась Маня к Лешему.
– Представь себе! Я, как узнал, кого в лесу нашел, сам себе не поверил. Вот точно, как ты сейчас. Однако прими как факт. Сестра твоя ночевала одна в лесу. И ты еще ее не видела – жаль! В каком виде она на дорогу-то выскочила – это надо было запечатлеть! А в общем, давай с нашей случайной встречи переключайся на важное – мы к тебе не просто так. Там, похоже, срочная помощь нужна.
Лена теперь смотрела на Лешего со стороны. Он впервые за время их знакомства обращался не к ней, и она могла просто понаблюдать за тем, как он говорит, как общается. Волевой, решительный, дружелюбный.
Нет, нет! Она не имеет права думать о том, что потом, в одиночестве, вспомнившись, заставит зайтись сердце тоской утраты. Тем более есть дела гораздо важнее, чем ее ощущения.
– Все, Мань. Хватит удивлений. Спала в лесу, довез меня Алексей до Москвы. Спасибо ему. И это удивительная встреча, правда. Но есть дела еще удивительней, слушай внимательно. Надо что-то делать. И срочно, – сухо обратилась она к сестре.
Маня внимательно слушала. И о музее, и об Афанасии с Домеником, и о том, что ей, Лене, приснилось, как встревожилась она, почуяв опасность. И про то, каким образом сбылся ее злосчастный сон.
– Это прямой шантаж, вымогательство, понимаешь? Они требуют от Афанасии Федоровны, чтобы та передала им в дар свою собственность. И тогда они снимут обвинения с Доменика. И они смогут улететь за границу. А музея больше не станет. Все. Конец.
– И что она собирается делать? Отдаст? – злым отчаянным голосом спросила Маня.
Как хорошо знала Лена эту сестрину интонацию! Так реагировала она на творящуюся несправедливость, если чувствовала свое бессилие.
– Нет, Мань. Она хочет бороться. До конца. И – представь – верит в победу! Несмотря ни на что!
– Сильная, да? – встрепенулась Маша.
– Очень сильная. Но боюсь я за них. Она – сильная. А Доменик ее – такой, знаешь, поздний ребенок. Книжный червь. Они, если изменят ему меру пресечения, поместят в СИЗО, сломают его в два счета. Изуродуют. Мне кажется, она до конца не отдает себе в этом отчет.
