Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря
Но вот обмякшее, теряющее упругость тело Садаева сделалось бессильно, расслаблено. Он был мёртв, и кровь из изувеченной головы густо заляпала землю вокруг.
Несколько мгновений люди стояли неподвижно, в молчании смотря на труп. Вокруг опять сделалось тихо, так, что было хорошо слышно монотонное жужжание пчёл у пышно цветущих возле забора черешен. Лишь голуби резко, с шумным хлопаньем крыльев взлетели с залитой ярким апрельским солнцем крыши.
Станислав опомнился первым. Нагнулся и быстро поднял валявшиеся тут же, под ногами ключи. Принялся перебирать их торопливо, отыскивая нужный. Потом срывающимися пальцами с глухим скрежетом долго проворачивал его в замках, освобождая сначала товарищей, потом себя.
— Помоги, Сос, один я эту тушу не подниму, — и он указывая на мёртвое тело Султана.
Вдвоём они с немалым трудом подняли убитого, подтащили его тело к зиндану и бросили вниз, точно мешок с картошкой. Вслед за ним туда же полетели кандалы.
— Так, живо, парни. Надо сваливать, пока не пришёл кто-нибудь. В дом, скорее. Я возьму оружие, а вы ищите ключи от машины и еду. Только быстро! Быстро! — крикнул солдат, первым метнувшись к дому.
— Хоть бы там был бензин. Хоть бы там был бензин, — точно заклинание, повторял Сослан без конца.
— А ты глянь, нет тут нигде канистры?
Канистры не было.
— Ладно, сейчас долго искать некогда. Нам бы ключи достать и оружие. Уж, наверное, «Джип» у него не пустой стоит.
Они ворвались в дом. Николай бестолково засуетился возле самой двери, поминутно выглядывая обратно во двор, со страхом смотря на зиндан, словно боясь, что Султан сейчас очнётся и вылезет оттуда.
Искать пришлось недолго. Ключи от машины лежали на небольшой полированной тумбочке прямо у входа.
— Вот они! Вот! — подхватив их, радостно воскликнул солдат. — Ну, теперь точно уедем. Лишь бы бензина хватило.
Оружие тоже нашли почти сразу. Станислав, войдя в первую жилую комнату, обвёл её быстрым, рысьим взглядом. Подскочил к широкому раскладному дивану, раскрыл его наугад, радостно вскрикнул и тут же извлёк оттуда два автомата. Один из них был с подствольником. Проверил рожки — полные. Тот, который с подствольником, тут же забросил себе на плечо, второй дал Сослану.
— Держи! Твой будет.
Осетин неловко схватил оружие, провёл ладонью по тускло поблёскивающему стволу, по гладкому полированному прикладу, и сжал его с силой, неумело. В углу комнаты, за диваном, лежала сумка с рожками и патронами.
— Погоди, надо ещё пошарить. Здесь где-то гранатомёт или РПГ должны быть. Не верю, что у него их нет, — Станислав быстро переходил из комнаты в комнату, внимательно всё оглядывая, обшаривая. — Сос, собери чего пожрать. Про воду не забудь.
И, заметив нелепо топтавшегося у двери Николая, бросил на ходу:
— А ты, Колёк, не стой столбом. Смотри за воротами. Понял? Не дай бог, припрётся сейчас кто-нибудь. Увидишь кого — мне сперва крикни. Там разберёмся.
И, видя, что тот продолжает по-прежнему стоять на месте, лишь улыбаясь ошалело, прикрикнул:
— Да не стой ж ты столбом! За воротами следи, говорю. Ну!
До Николая, наконец, дошло. Он развернулся и послушно встал у окна, из которого были видны въездные ворота. Уставился на них неотрывно. Мысли были путаны, бестолковы. Пальцы подрагивали от лихорадочного возбуждения. Горячий пот жёг кожу.
«Свободны. Свободны… Нет, не может быть. А вдруг кто-то сейчас войдёт? Что делать?», — роилось в голове бессвязно.
Если бы и правда кто-то сейчас вошёл во двор, он не смог бы издать ни звука. Так и замер бы у окна, оцепенело и тупо смотря на вошедшего, не в силах пошевелить омертвелым, присохшим к гортани языком.
Станислав тем временем переворачивал в комнатах мебель, распахивал настежь ящики, срывал ковры. Жахнул прикладом о телевизор. По матовой поверхности экрана побежали во все стороны извилистые зигзаги трещин. Он ударил сильнее, и экран рассыпался вдребезги с мелодичным осколочным звоном. Телевизор упал на пол. Солдат пнул по нему ногой, добавил сверху прикладом. Пластмассовый корпус крошился с треском, разлетаясь кусками по комнате.
Восторженно хохоча, схватил видеомагнитофон и, приподняв обеими руками, с силой запустил в стену. Ударами ног разбил вдребезги стеклянные створки шкафчика с видеокассетами, перевернул его, свалил на пол. Разбросал по всему полу кассету, с ожесточением топча их ногами. Многие метры тонкой чёрной плёнки разметались по всей комнате.
— Нате, суки! Получайте! — смеялся он счастливо.
Подбежал к стоящему в углу комнаты музыкальному центру. Долбанул прикладом в динамики, в кассетник. Раздался стук, лязг. Со всего размаха ударил по нему ногой. Центр опрокинулся, от него отлетали ошмётки пластмассы, стекла и металла. Солдат схватил его обеими руками, поднял над головой и изо всей силы швырнул об пол.
— Стас, ты чего крушишь? — крикнул Сослан из другой комнаты.
— Нате, суки! Нате!
— Чем ломать, лучше бы с собой взяли, в машину погрузили.
— Ничего мне от этих чехов поганых не надо!
Станислав сорвал со стены старинное ружьё с изящным, в арабских письменах прикладом. Что есть сил хрястнул этим прикладом об пол, об стену. Тот разлетелся в щепки. Зашвырнул изувеченное ружьё в угол. Схватил шашку. Кинулся к кроватям, искромсал ей одеяла, вспорол подушки. Подбросил их в воздух, поддал ногой. Комната побелела от разлетевшегося повсюду пуха.
— Ха! Вот вам! Вот! — выкрикивал он бесновато.
И опять высматривал, чтобы разбить, вспороть и сломать ещё, вымещая, наконец, накопившуюся ненависть.
Сослан, между тем, наспех сложил в пакет еду: несколько лавашей, куски сыра, лепёшки, луковицы. Хлеб он жадно ел на ходу, запивая остывшей водой из чайника.
— Пойдём, Стас. Слышишь? — торопил он.
— Да сейчас, блин. Граник никак не могу отыскать, — чуть подутих солдат, проводя рукой по взмокшему лицу. — Дай-ка мне тоже пожевать.
Станислав на ходу взял у него лепёшку и, сложив вдвое, принялся откусывать от неё большими кусками.
— Пойдём, быстрее.
— Всё, сейчас. Ты пока воды в бутылки налей, пригодится, — и, хлопнув Сослана окрепшей рукой по плечу, воскликнул. — Нормально всё будет! Нормально!
Тот кивнул радостно.
— Чёрт, где же граник? — жуя, бормотал солдат, шаря повсюду глазами. — Нам, может, отстреливаться ещё придётся. Тогда без «Мухи» никуда.
Он подошёл к шкафу с одеждой, раскрыл, быстро вытряхнув на пол всё содержимое. Потом поднял глаза наверх, увидел на шкафу большую сумку, через которую проступали очертания продолговатого предмета. Быстро стащил её оттуда.
— Так, а здесь что? — и он нетерпеливо расстегнул молнию. — Ага! В сумке действительно лежала «Муха».
— Ну, теперь всё, — крикнул солдат торжествующе и повесил РПГ-18 на плечо.
Он подошёл к двери, оглянулся. Заметил Николая, продолжавшего стоять возле окна. Подскочил к нему, с силой хлопнул по плечу.
— Всё, Колёк. Валим! Тот вздрогнул испуганно.
— Да не бойся ты. Во дурак! Радоваться надо, а он дрожит. Станислав выбежал во двор, бросился к «Джипу». Открыл дверцу, залез в салон.
— Давай сюда, Сос, — крикнул он осетину.
Тому повторять не пришлось. Он запрыгнул на заднее сидение, усадил рядом с собой Николая. Руки Станислава уже легли на руль.
— Стой, ворота же открыть надо! — вспомнил внезапно. Чертыхнувшись, Станислав торопливо выбрался обратно, ринулся было к ним, но вдруг остановился.
— Погоди. Деда Богдана с собой возьмём, — сказал он. — Нельзя его так здесь оставлять.
— Да времени мало.
— Всё равно. Эти гады его собакам скормят. А мы хоть похороним по-человечески, — повторил солдат упрямо и направился обратно к зиндану. — Сос, помоги! — обернувшись, повелительно бросил он.
Сослан нехотя вылез из «Джипа» и поспешил за Станиславом. Вдвоём они подняли тело старика, подтащили к машине и с немалым трудом, едва сгибая его задубевшие конечности, буквально сложив пополам, втиснули в багажник.
— Ну всё! Поехали.
Солдат ещё раз с ненавистью оглянулся на каменный двухэтажный дом.
— Эх, блин! Бензином бы плеснуть, да спалить всё на хрен! Ишь, мразь жирная, хату какую отгрохал. Я у нас дома таких в жизни не видал.
Станиславу вспомнились ветхие кособокие избы его родной деревни с потемневшими бревенчатыми стенами, зарастающее густым подлеском заброшенное колхозное поле, разбитую, петляющую сквозь лес единственную ведущую к ним дорогу. И сделалось ещё противнее, омерзительнее от вида этих принадлежавших работорговцу хором.
— Или из «Мухи» долбануть, что ли, — продолжал он, скрипнув зубами. — Жаль, что одна всего. Да и услышат нас, — и, мотнув головой, закончил. — Нет, тихо уходить надо.
Он снова оглядел подворье, на котором столько времени провёл невольником, подошёл к воротам, снял с них засов, чуть-чуть приоткрыл и выглянул на улицу. Неасфальтированная, со многими ухабами и колдобинами, она была грязная после дождя, в глубоких лужах. В них отражались, чуть колеблясь под ветерком, силуэты окрестных домов, заборов, деревьев. Поблизости от ворот никого не было, но где-то неподалёку слышался говор, громкий смех, детские крики.