Пэлем Вудхауз - Шалости аристократов

— Когда я узнал, что мистер Стегглз заинтересовался данной историей, сэр, я на паях с моим приятелем Брукфилдом откупил билеты ставок у хозяина «Коровы и лошадей». Предприятие оказалось очень выгодным. Ваш завтрак будет готов через несколько минут, сэр. Жареные почки с грибами. Я подам блюдо по вашему звонку, сэр.

ГЛАВА 16. Отъезд с запозданием Юстаса и Клода

Когда в то утро тётя Агата припёрла меня к стенке в моём собственном доме, сообщив мне дурные вести, я почувствовал, что мне перестало везти. Дело в том, знаете ли, что, как правило, я не ввязываюсь в семейные скандалы. В тех случаях, когда одна Тётя перекликается с другой Тётей, подобно мастодонтам в первобытных болотах, а письмо дяди Генри о странном поведении кузины Мэйбл обсуждается на разные лады в семейном кругу (пожалуйста, прочти внимательно и передай Джейн), клан обычно меня игнорирует. Это одно из преимуществ, которыми я пользуюсь как холостяк и к тому же — согласно мнению моих ближайших и дражайших — холостяк слабоумный. «Нет никакого смысла говорить об этом Берти, он всё равно ничего не поймёт»

— таков девиз моих родственников, и должен признаться, я подпишусь под ним обеими руками. Мне нравится спокойная жизнь, знаете ли. И поэтому я решил, что меня просто сглазили, когда тётя Агата величественно вплыла в мою комнату, не дав мне понаслаждаться сигаретой, и принялась разглагольствовать о Юстасе и Клоде.

— Слава всевышнему, — сказала она, — наконец то я пристроила Юстаса и Клода.

— Пристроила? — спросил я, не имея ни малейшего представления, о чём идёт речь.

— В пятницу они отплывают в Южную Африку. Мистер Ван Альстайн, друг бедной Эмилии, устроил их на работу в свою фирму, и мы надеемся, теперь они образумятся и сделают карьеру.

По правде говоря, я ничего не понял.

— В пятницу? Ты имеешь в виду послезавтра?

— Да.

— В Южную Африку!

— Да. На пароходе «Эдинбургский Замок».

— Но зачем? Сейчас середина семестра.

Тётя Агата холодно на меня посмотрела.

— Должна ли я понять, Берти, что тебя так мало волнуют дела твоих ближайших родственников, что ты впервые слышишь об исключении Юстаса и Клода из Оксфорда? Это случилось две недели назад.

— Нет, правда?

— Ты безнадёжен, Берти. Мне казалось, что даже ты…

— Но за что их вытурили?

— Они вылили лимонад за шиворот младшему декану колледжа… не вижу ничего смешного, Берти. Это безобразие!

— Да, да, конечно, — торопливо согласился я. — Поперхнулся дымом. Что-то застряло в горле, знаешь ли.

— Бедная Эмилия, — продолжала тётя Агата. — Безумная мать, которая только губит детей своей любовью. Она хотела оставить их в Лондоне и отдать на военную службу, но я настояла на своём. Колонии — единственное место для таких безрассудных молодых людей, как Юстас и Клод. Последние две недели они жили с твоим дядей Кливом в Уорчестершире. Завтра им придётся провести день в Лондоне, а в пятницу рано утром они сядут на поезд, чтобы успеть к отплытию парохода.

— Немного рискованно, тебе не кажется? Я имею в виду, оставлять их в Лондоне одних почти на сутки.

— Они будут не одни. Ты за ними присмотришь.

— Я?!

— Да. Я хочу, чтобы Клод и Юстас остановились в твоей квартире, а наутро ты проследил бы, чтобы они сели на поезд.

— Ох, нет, послушай!

— Берти!

— Нет, пойми меня правильно, я о них самого лучшего мнения, и всё такое, но оба они психи, знаешь ли… нет, конечно, я всегда рад их видеть, но когда речь идёт о том, чтобы они остановились у…

— Берти, если ты так занят самолюбованием, что даже на минуту не можешь отвлечься, когда к тебе обращаются с пустяковой просьбой…

— Ох, ну хорошо! — сказал я. — Хорошо!

Само собой, спорить не имело смысла. Когда я вижу тётю Агату, мне всегда кажется, что мой позвоночник размягчается до желеобразного состояния. Она относится к тем женщинам, которых называют волевыми. Должно быть, такой же была королева Елизавета. Когда тётя Агата сверкает на меня глазами и говорит: «А ну-ка, живо, мой мальчик» или что-нибудь в этом роде, я повинуюсь, не рассуждая.

Когда она ушла, я позвал Дживза и сообщил ему последние новости.

— Послушай, Дживз, — сказал я. — Завтра к нам приезжают Клод и Юстас. Они останутся на ночь.

— Сэр?

— Я рад, что ты так спокойно к этому отнёсся. Лично я далеко не в восторге. Ты ведь знаешь Клода и Юстаса!

— Энергичные молодые джентльмены, сэр.

— Придурки, Дживз. Придурки, каких мало. Кошмар, что меня ждёт.

— Я вам больше не нужен, сэр?

Как вы понимаете, тут я распрямил плечи и высокомерно на него посмотрел. Мы, Вустеры, становимся холодными как лёд, когда ищем сочувствия, а получаем вежливые отговорки. Я, конечно, знал, в чём было дело. Последние два дня в атмосфере нашего дома витала некоторая напряжённость из-за шикарных штрипок, которые я откопал в магазинчике берлингтонского Пассажа. Одному из чертовски толковых парней, может, даже тому, кто изобрёл разноцветные сигаретные пачки, недавно пришла в голову блестящая мысль выпускать также разноцветные штрипки. Я хочу сказать, вместо обычных серых с белыми вы сейчас можете купить штрипки, копирующие флаг или штандарт школы, где вы учились. И, поверьте, только человек бесчувственный отказался бы от улыбнувшихся ему с витрины совершенно потрясающих добрых итонских штрипок. Я нырнул в магазинчик и совершил покупку, даже не подумав, как к этому отнесётся Дживз. А он не оправдал моих ожиданий. Дживз, хотя его можно во многих отношениях считать лучшим камердинером в Лондоне, слишком консервативен. Старомоден, если вы понимаете, что я имею в виду. Одним словом, враг прогресса.

— Можешь идти, Дживз, — с достоинством сказал я.

— Слушаюсь, сэр.

Он бросил на штрипки ледяной взгляд и исчез. Прах его побери!

На следующий день, когда я переодевался к обеду, близнецы ворвались ко мне в квартиру, и хотите верьте, хотите нет, давно я не видел таких радостных и весёлых парней. Я всего лет на шесть старше Юстаса и Клода, но, непонятно по какой причине, чувствую себя рядом с ними как старец, которому два шага до могилы. Я и оглянуться не успел, как они заняли мои лучшие кресла, стянули пару моих особых сигарет, налили себе по бокалу виски с содовой и принялись болтать с развязностью честолюбцев, достигших своей заветной цели, — словно это не их только что выперли из колледжа и, можно сказать, отправили в ссылку.

— Привет, Берти, старичок, — поздоровался Клод. — Как славно, что ты согласился нас приютить.

— Да ну, брось. Я был бы рад, если б вы погостили у меня подольше.

— Слышишь, Юстас? Он был бы рад, если б мы погостили у него подольше.

— Надеюсь, у него останется впечатление, что мы гостили достаточно долго,

— философски заметил Юстас. — Ты в курсе наших дел, Берти? Я имею в виду, знаешь, как нам не подфартило?

— О, да. Тётя Агата мне рассказала.

— Мы покидаем родину на благо родины, — изрёк Юстас.

— И пусть за нас поднимут бокалы, — добавил Клод, — когда мы выйдем в море. Что тебе рассказала тётя Агата?

— Что ты вылил лимонад за шиворот младшего декана.

— Я предпочел бы, прах побери, — раздражённо произнёс Юстас, — чтобы люди не искажали фактов. Это был не младший декан, а старший преподаватель.

— И не лимонад, а содовая, — пояснил Клод.

— Дело было так. Я сел на подоконник с сифоном в руке, а старикашка стоял под окном. Он поднял голову, и… сам понимаешь, если б я не всадил ему струю между глаз, я б упустил блестящую возможность, какая раз в жизни бывает.

— Упустил бы раз и навсегда, — согласился Клод.

— Такое больше могло не повториться, — сказал Юстас.

— Сто к одному, что не повторилось бы, — заявил Клод.

— Ну, Берти, — спросил Юстас, — как ты собираешься развлекать своих дорогих гостей?

— Пообедаем дома, — ответил я. — У Дживза почти всё готово.

— А потом?

— Ну, я думал, мы поболтаем о том, о сём, и вы ляжете спать. Ведь вам завтра рано вставать — поезд уходит около десяти.

Близнецы с жалостью переглянулись.

— Берти, — сказал Юстас. — В твоей программе есть хорошие моменты, но их недостаточно. Я представляю себе наш вечер следующим образом: сначала мы обедаем, а затем отправляемся в «Киро». Там ведь закрывают поздно, верно? Ну вот, до половины третьего, а может, до трёх, нам будет чем заняться.

— После чего, — вставил Клод, — с божьей помощью мы развлечёмся где-нибудь в другом месте.

— Но мне казалось, вам надо хорошенько выспаться перед дальней дорогой.

— Выспаться?! — воскликнул Юстас. — Старичок, неужели ты мог подумать, что сегодня мы ляжем спать?

Должно быть, я уже не тот, что был раньше. Я имею в виду, ночные бдения не кажутся мне такими привлекательными, как несколько лет назад. Помнится, когда я учился в Оксфорде, мы гуляли на балу в Ковент-Гардене до шести утра, затем завтракали у Хэммамза и изредка устраивали потасовки с уличными торговцами овощами — тогда мне казалась, это именно то, что доктор прописал. Но сейчас два ночи — предел моих возможностей, а в два часа ночи близнецы только разгулялись и взялись за дело засучив рукава.