Елена Перминова - Бестолковый роман: Мужчины не моей мечты
Маленький человек с портфелем пришел в редакцию под Новый год. Его звали Игорь Трубадуров. Он сказал, что будет новым редактором. Потом обвел всех цепким взглядом и назначил Костю начальником отдела. Костя съехал вниз по стулу и пожал протянутую руку Трубадурова. С тех пор Костя так и делал. Входил в кабинет Трубадурова, садился на краешек стула и жал руку начальнику. Трубадурову это понравилось, и он назначил его ответственным секретарем. Когда Трубадуров садился в кресло, Костя садился на пол и смотрел в глаза своего хозяина снизу вверх. Трубадурову это нравилось, и он назначил Костю своим заместителем. Потом он начал давать Косте деньги. Костя сгибал колени и брал деньги.
Они подружились и начали ходить вместе на рыбалку. Трубадуров забрасывал удочки, а Костя незаметно подплывал и цеплял на крючки карасей, купленных на рынке. Потом они стали вместе ходить на хоккей. Когда Трубадуров был недоволен игрой своей команды, Костя забрасывал шайбы в ворота противника с трибун. Иногда они ходили в бар. Трубадуров садился на высокий стул у стойки, а Костя стоял рядом. Трубадуров смотрел на Костю свысока и ронял свои руки на его плечи.
Костю от этого прижимало к земле, и он радовался. Он мечтал о том, чтобы быть одного роста с Тру-бадуровым и начал ходить на коленях. Потом – ползать. А потом превратился в пресмыкающего. В ужа. От своих собратьев по разуму он отличался только размером. Был в несколько раз длиннее.
Писатель Молотков
Писатель Молотков был человеком начитанным. Он прочитал полное собрание своих сочинений и начал себя цитировать.
– Писатель начинается с читателя, – изрекал он на литературном кружке при районной библиотеке.
– Да... – задумчиво протягивал поэт Соловьев. – Какая гамма слов! Как звуки сильного ливня.
– Сильно сказано! – сжимал кулаки прозаик Стройкин, любитель производственной темы.
– Какая верная и глубокая мысль! – восхищался философ Логиков.
– А кто это сказал? – почесал лоб староста кружка Верховодин.
Все вопросительно посмотрели друг на друга. Поэт Соловьев начал перебирать в памяти всех известных ему поэтов. Известных было двое – Лермонтов и Пушкин. Но Соловьев знал точно: ни один из них этого не говорил. У прозаика Стройкина не было ни одного варианта ответа. Потому что вопрос не имел ничего общего с производственной темой. Философ Логиков в своих поисках дошел до Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Но в их трудах ничего похожего не обнаружил. Старосте Верховодину вообще думать не хотелось. Повисла пауза. Каждому было немножко стыдно за свое внезапно открывшееся невежество. Первый не выдержал Молотков.
– Это сказал писатель Молотков. – Обвел всех глазами, как подсчитал по головам, Молотков. Все радостно зашумели. Напряжение спало. Но никто не знал, что перед ними стоит сам писатель Молотков. Начали накрывать стол. Двигать стулья. В воздухе висели незаданные вопросы.
Первый не выдержал Верховодин:
– А это кто-то из молодых?
– Да не совсем, – погладил себя по груди Молотков. – Уже состоявшийся писатель. Довольно популярный.
– И мы его не знаем? – недоверчиво протянул Стройкин.
– Знаете.
– Да не тяните вы, – взвизгнул поэт.
– Терпение, друзья, терпение.
– Ну, совсем заинтриговали, – проворчал философ.
– Сейчас. Я вас с ним познакомлю. – Молотков, не сгибая спины, присел на пол. Подтянул к себе портфель. Вынул оттуда две книги и с улыбкой волшебника протянул их своим коллегам по цеху. – У вас есть возможность познакомиться с моим творчеством.
– Так это вы и есть? – зашептал от волнения поэт.
– Голубчик, ну что же вы молчали? – протянул к Молоткову руки Верховодин. Скромность, она, конечно, украшает. Но вы же среди своих. Так таиться...
– Ничего себе! – быстро смекнул, в чем дело, философ. – А название-то какое. «Стратегия печали». Многообещающе!
– Как же можно было до сих пор молчать? У нас ни у кого нет изданной книги, а у вас есть. Это черт знает что! Нет, чтобы помочь по-дружески, посоветовать. Глядишь, и сборник можно издать. Нет, так нехорошо, отрываться от коллектива нехорошо.
– Ну, довольно! – одернул прозаика Верховодин. Давайте лучше устроим сегодня вместо литературных чтений творческий вечер писателя Молоткова! Нет возражений?
– Нет! Нет! Непременно! Просим! – наперебой бросались словами писатели.
– Начну с биографии. В моем роду все до четвертого поколения были писателями. И я еще в пеленках знал, какой передо мной открыт путь. Я чувствовал, как познаю Вселенную. Ведь слово – это Вселенная. Через слово я обрету свое бессмертие.
Он распалялся все больше и больше. Лицо покраснело.
– И вот наступило, наконец, мое время. Время, которое делает ставку только на талантливых, ярких личностей. Нет нужды говорить о прошлом. При советской власти меня никто не издавал. Не всем дано понять сложную душу писателя, его чувства, мысли, логику.
– Вы совершенно правы! – оживился философ.
– Не мешайте! – цыкнул на него Верховодин.
Молотков поморщился и продолжил:
– Это еще не все! Я не только писатель. Я – первый в России частный издатель. Вот! – Он поднял вверх что-то похожее на общую школьную тетрадку. Это мой личный журнал. Называется «Звездный путь». Здесь печатаются произведения только тех авторов, которых раньше никто и нигде не печатал. Это мой следующий шаг в литературу. Я не только скажу там свое слово. Я дам возможность сказать его и другим. И мы спасем литературу от засилья бездарности и пошлости, глупости и безвкусицы.
– Это правда? – соскочил со стула Стройкин. Стул упал. – Значит, мы тоже можем принять в этом участие в... – У него не хватало слов.
– Какая высота! Какой размах! – воспевал Молоткова поэт.
– Не стоит волноваться, – резонно заметил философ. – Всему свое время.
Но мечты Молоткова воспарили в небо. Внизу толпа поклонников задыхалась от восторга. Женщины в исступлении прижимали руки к груди и выкрикивали слова любви.
– Бог мой! Бог мой! – стонала одна.
– Ты мой кумир! Моя звезда! – с безумными глазами шептала другая.
– Снизойди! Снизойди! – билась в истерике третья.
Мужчины, не стыдясь своих слез, протягивали к нему руки.
– Я первый! Первый! – услышал Молотков где-то под самым ухом и спустился на землю.
Писатели вырывали друг у друга журнал, нелитературно выражались и сбивали Молоткова с мысли о себе.
– Вы о чем? – отряхнул с себя звездную пыль Молотков.
– О следующем номере, – объяснил Верховодин. – Все хотят попасть в следующий номер.
– Ну, это просто, – совсем распрощался с небесной далью Молотков. – Если хотите попасть в мой журнал и на следующее утро проснуться знаменитым, платите каждый по 500 рублей.
– Всего-то? – удивился философ. – Слава стоит дороже. – И достал из бумажника тысячу.
– Вот и мои, – сунул Молоткову деньги поэт.
– Мы за ценой не постоим, – обрадовался своей шутке Стройкин и положил в карман Молоткова три купюры по пятьсот рублей.
Второй номер журнала вышел через месяц. В отличие от первого, он был более содержательным. От мыслей и чувств четырех авторов – Молоткова, Стройкина, Логикова и Соловьева он распух на 88 страниц. Прозаик Стройкин написал повесть о строительстве БАМа. Верховодин сказал, что она очень похожа на «Как закалялась сталь» Островского. Стройкин обрадовался. С классиком его еще никто не сравнивал. Философ Логиков плел слова вокруг мысли – «Только в поисках смысла жизни можно понять ее смысл». Вариаций было много: «дорогу осилит идущий», «кто ищет, тот всегда найдет», «только в пути – путь до цели» и другие. Верховодин сказал, что так много мыслей в одном месте на одну и ту же тему он нигде не встречал. Философ просиял. А поэт Соловьев распылил волнующие строчки об одуванчиках и женщине в белом. Верховодин сказал, что писатель должен заряжать народ жизнью, а женщина в белом ассоциируется со смертью. Соловьев переписал стихи и заменил слово «белый» на «смелый». Другие не подходили по рифме.
Под стать содержанию была и форма. На обложке журнала, на фоне звездного неба, выделялся портрет Молоткова. Прямо под ним было набрано «журнал основан писателем Молоковым». На первой странице – курсивом: «Писатель Молотков – первый в России частный издатель». Внутри, под фотографией Молоткова и Стройкина – жирным шрифтом: «Писатель Молотков беседует с прозаиком Стройкиным». Под фотографией с Соловьевым: «Писатель Молотков ведет дискуссию с поэтом Соловьевым». А под фотографией с философом: «Писатель Молотков размышляет о смысле жизни с философом Логиковым». Верховодин написал послесловие. Про то, что, наконец, в нашей стране теперь есть человек, который помогает талантливым людям обретать известность. Время, когда славой пользовались рядовые писаки, прошло. Только талантливый человек имеет право на популярность. Особенно ему удалась фраза – «Писатель Молотков спасает литературу от бездарности». В ней не было никакого художественного вымысла. Все городские издатели были Молоткову благодарны.
