Пол Остер - Сансет Парк
Он решил не торопиться, вернуться к прежнему плану и поговорить сначала с отцом.
Сейчас — утро понедельника, пятого января, и он только что позвонил отцу в офис, чтобы узнать, что его отец улетел назад в Англию вчера по срочному делу. Он спрашивает, когда мистер Хеллер вернется в Нью Йорк. Это неизвестно, отвечает ему голос. Позвоните в конце недели. Тогда могут быть какие-то новости.
Спустя девять часов, он опять звонит на ньюйоркский номер своей матери. В этот раз она — там. Она берет телефон и отвечает.
ЭЛЛЕН БРАЙС
Два лучше одного. Один лучше четырех. Три может быть слишком много или как раз. Пять — слишком далеко. Шесть — это бред.
Она идет дальше, все глубже и глубже в подземный мир ее пустоты, место, где все отлично от нее самой. Небо над ней — серое или голубое, или белое, иногда желтое или красное, временами фиолетовое. Земля под ней — зеленая или коричневая. Ее тело находится в пересечении земли и неба, а принадлежит ей и никому другом. Ее мысли принадлежат ей. Ее желания принадлежат ей. Потерявшись в одной реальности, она начинает блуждать в двух, трех, четырех, пяти. Иногда в шести. Иногда, даже в шестидесяти.
После неудобной сцены с Алис прошлым месяцем она поняла, что ей придется все делать самой. Из-за работы ей не хватает времени пойти учиться, терять драгоценное время в метро на дорогу в какой-нибудь институт. Работа — самое главное, и если она надеется добиться прогресса, она должна работать беспрерывно, с учителем или без, с живыми моделями или без, потому что суть ее работы находится в ее руке, и когда она сподобится подняться за пределы себя, она сможет захотеть увидеть эту руку. Эксперимент показал, что вино помогает ей в этом. От пары бокалов вина она забывает себя, и тогда она начинает путешествовать, часто до самой глубокой ночи.
Человеческое тело — странно, несовершенно и непредсказуемо. У человеческого тела — много секретов, и оно не раскроет их кому угодно, за исключением тех, кто умеет ждать. У человеческого тела есть уши. У человеческого тела есть руки. Человеческое тело создается внутри другого человеческого тела, и человеческое создание, появляющееся из другого тела, обязано быть маленьким, слабым и беззащитным. Человеческое тело создано по подобию Бога. У человеческого тела есть ступни. У человеческого тела есть глаза. Человеческое тело многочисленно в видах, в проявлениях, в размерах, формах и цвете, и взгляд на одно человеческое тело означает запечатлеть в себе только это одно тело и никакое другое. Человеческое тело может быть запечатлено, но не может быть пóнято. У человеческого тела есть плечи. У человеческого тела есть колени. Человеческое тело — это и объект и субъект, границы внутреннего, невидимого глазу. Человеческое тело вырастает из малого в младенчестве до большого взрослого, а затем начинает умирать. У человеческого тела есть бедра. У человеческого тела есть локти. Человеческое тело живет сознанием, поселившимся в человеческом теле, и жить внутри человеческого тела, населенным сознанием и отделяющим это тело от других — это жить в мире других тел. У человеческого тела есть волосы. У человеческого тела есть рот. У человеческого тела есть гениталии. Человеческое тело было создано из пыли, и, когда оно перестает существовать, возвращается в перворожденную пыль.
Она работает сейчас, используя разные средства: репродукции картин и рисунков различных художников, черно-белые фотографии обнаженных мужских и женских тел, фотографии из медицинской литературы младенцев, детей и стариков, длиной с человеческий рост зеркало, укрепленное ею на противоположной от кровати стене, чтобы видеть себя целиком, порнографические журналы на различные вкусы и привязанности (от позирующих свои прелести женщин до совокупляющихся разнополых пар, мужчины с мужчиной, женщины с женщиной, трое, четверо, пятеро участников всех возможных математических комбинаций) и небольшое карманное зеркало, которым она изучает свою вагину. Внутри ее распахнулась дверь, и она открыла для себя новый образ мышления. Человеческое тело — это инструмент знания.
Больше нет времени для ее картин. Рисунки — гораздо быстрее и более ощутимы, лучше подходят срочности ее проекта, и она заполнила прошедшим месяцем один альбом за другим, стараясь освободиться от ее прежних методов. После того, как она приступает к работе, первый час она разогревает себя концентрацией на деталях, отдельных частях тела, выбранных из ее коллекции видов или найденных в зеркалах. Страница кистей рук. Страница глаз. Страница ягодиц. Страница самих рук. Затем она приступает к целым телам, портретам отдельных фигур в различных позах: обнаженная женщина стоит задом к зрителям, обнаженный мужчина сидит на полу, обнаженный мужчина лежит вытянувшись на постели, обнаженная девушка присела на землю и мочится, обнаженная женщина сидит на стуле с закинутой назад головой, поддерживая правой рукой правую грудь и ухватившись левой рукой за сосок левой груди. Это интимные портреты, говорит она себе, не эротические рисунки, человеческие тела занимающиеся тем или иным, когда никто не видит их, занятий, а если у многих мужчин на этих портретах напряженные пенисы, то это потому, что в среднем за день у мужчин бывает пятьдесят эрекций и полу-эрекций — так ей сказали. Затем, в последней части упражнений, она собирает эти фигуры вместе. Обнаженная женщина с младенцем на руках. Обнаженный мужчина целует шею обнаженной женщины. Обнаженный старик и обнаженная старуха сидят обнявшись на постели. Обнаженная женщина целует мужской пенис. Двое лучше одного, и последующая загадка тройки: три обнаженных женщины; две обнаженные женщины и обнаженный мужчина; одна обнаженная женщина и два обнаженных мужчины; три обнаженных мужчины. Порнографические журналы довольно откровенны о подобных ситуациях, и их открытость вдохновляет ее на работу без малейшего страха или колебания. Пальцы вошли в вагину. Рты покрыли пенисы. Пенисы вошли в вагины. При этом очень важно указать на разницу между фотографией и рисунком. Если одно не оставляет ничего для фантазии, то другое может существовать лишь в воображаемой реальности, и потому она с яростным пылом приступает к рисованию, при этом она никогда не копирует рассматриваемые ею фотографии, а использует их, чтобы придумать новую сцену. Иногда ее охватывает возбуждение при виде того, что выводит ее карандаш, возбуждение, потому что картины начинают пузыриться в ее голове во время рисования, похожие на те, которые пузырятся во время ее ночных мастурбаций, но возбуждение — это лишь побочный продукт ее воодушевления, а главное — это то, что она чувствует, как работа требует ее, постоянное, давящее желание сделать правильно. Рисунки, обычно, рисуются грубыми штрихами и остаются незаконченными. Она хочет, чтобы ее человеческие тела передавали удивительную странность того, что живо — не более того, но как можно больше. Ее не заботят идеи красоты. Красота сама побеспокоится о себе.
Две недели тому назад произошло нечто радостное, непредвиденное, еще до конца не определившееся. За несколько дней до того, как в Бруклин приехала эта девушка из Флориды и расстроила все надежды на когда-либо возможное покорение Майлса, Бинг попросил посмотреть ее новые работы. Она пригласила его подняться к ней после ужина; трепет нарастал в ней с каждой лестничной ступенькой, твердо уверенная в том, что он рассмеется над ней, как только перелистнет несколько страниц в альбоме, и затем покинет ее с вежливой улыбкой на лице и успокаивающим похлопыванием по плечу, но она решила все же рискнуть ожидаемым унижением — все внутри ее горело, рисунки жгли ее, и кто-то, кроме нее, должен был увидеть их. В обычных обстоятельствах она попросила бы посмотреть Алис, но Алис отказала ей в тот декабрьский день, когда туман покрыл кладбище, и хотя они уже простили друг друга за то смешное непонимание, она все еще боялась попросить Алис, потому что думала — Алис стало бы стыдно при виде рисунков, она была бы шокирована, даже до отвращения, поскольку какой бы доброй и верной подругой ни была Алис, она всегда была немного скучной. Бинг — более открыт, более прямолинеен (иногда до грубости) в разговорах о сексе; и, поднявшись с ним по лестнице и открыв дверь, она осознает, насколько сексуальны ее рисунки, грязно-сексуальны, если угодно, и, возможно, ее одержимость человеческими телами вышла из-под контроля, возможно, она вновь начинает терять себя — первый знак надвигающегося психоза. Но рисунки понравились Бингу, он решил, что они были исключительными, смелым, экстраординарным прорывом, и от того, что он вскочил с кровати и внезапно поцеловал ее после последнего просмотренного рисунка, она поняла — он ей не врал.
Конечно, мнение Бинга ничего не значит. Он не понимает изобразительного искусства, у него нет знания истории искусств, лишь способность оценивать то, что видит. Когда она показала ему репродукцию картины Курбе Происхождение Мира, его глаза широко раскрылись, а когда она показала ему похожий образ женских интимных частей в одном из ее журналов, его глаза опять раскрылись широко, и ей стало очень горько при виде человека, совершенно нечувствительного эстетически, человека, не знающего никакой разницы между смелым революционным произведением искусства и, ничтожной по смыслу, средненькой непристойностью. Несмотря на это, ее воодушевил его энтузиазм, и она была поражена своим радостным чувствам, когда слушала его хвалебные речи. Образованный он или нет, реакция Бинга при виде ее рисунков была честной и подлинной — он действительно был тронут ее работами, он не мог перестать говорить о том, какими честными и мощными они были — и за все годы ее рисования никто никогда не говорил с ней так, никогда.
