Пьер Пазолини - Шпана
— Обе, — ответил без колебаний Альдуччо.
— Куда ж тебе обеих-то? — удивился Задира.
— Или обеих, или ни одной, — серьезно отозвался Альдуччо. — А то одну возьмешь — вторая обидится.
— Ща, обиделась! — проворчал Задира. — Нужен ты им больно! Эти небось мешков с день.
— Да ну тебя, — возразил оптимист Альдуччо, — а мы чем плохи?
— Рискнем, что ль? — помолчав, предложат Задира.
— А то! — согласился Альдуччо.
Но ни один, ни другой не тронулись с места, а продолжали негромко пересмеиваться, прячась в тени и выставив под лунный свет лишь острые носки ботинок. Девицы начали подавать признаки жизни, что малость приободрило искателей приключений.
— Эй, дай-ка закурить! — повысив голос, обратился к другу Задира.
— Это, между прочим, последняя, — сообщил Альдуччо, доставая сигарету.
— Подумаешь, еще купим!
— Купим! Сколько ж можно на сигареты тратиться?
— Это надо, какая духотища! — воскликнул, отдуваясь, Задира. — У черепахи, и то задница треснет!.. Нет, ей-ей, не могу больше!
Альдуччо в ответ лишь пожал плечами.
— Пошли в фонтане искупнемся, — предложил Задира.
— Шутить вздумал? — рассмеялся Альдуччо.
— А я и не шучу, — выпятил губы Задира.
— Да иди ты, знаешь куда?
Девицы тихонько захихикали.
— Ну пошли, Альду! — вошел в раж Задира.
В полутьме они подошли к чаше и начали расстегивать рубахи; сняли их, бросили на землю, туда, где тень погуще, и остались в майках.
Всклоченные патлы делали их похожими на Самсона и Авессалома. Расстегнув брюки-дудочки, они снова уселись, чтобы стянуть их, не потеряв равновесия.
— Дай хоть ботинки-то снять, небрежным тоном бросил Альдуччо, в душе тая от нежности к новым ботинкам.
Они припрятали в кустах ботинки и сбросили майки, обнажив потные. загорелые до черноты торсы.
— Во, мускулатура! — похвастал Задира, выкатив колесом грудь.
— Прям тебе, — буркнул Атьдуччо, — кожа да кости!
— Эх, каблучки, подковочки, — затянул опять Задира, собирая раскиданные шмотки. Парни по привычке перевязали их ремнями и заткнули под мышку. В полуголом виде они вышли из тени, постояли на ступеньках, освещенные луной, и, надрывая глотки, припустили между клумб к фонтану. Одежду они побросали на траву под цепью ограждения, затем вскарабкались на чашу, — в метре от земли, а то и выше, — и вытянулись на краю во весь рост.
— Чтоб ты сдох, меня дрожь пробирает! — поежился Задира.
— Брось, вода-то теплая, — возразит Альдуччо.
— Ага, что твой суп! — откликнулся Задира, приплясывая на цыпочках, как мартышка.
Альдуччо пихнул его, и он мешком свалился в фонтан.
— Вот это прыжок! — заголосил Задира, выныривая; с волос у него капала вода.
— Ща я тебе покажу, как нырять надо! — крикнул в ответ Альдуччо и прыгнул солдатиком.
Вода выплеснулась из чаши и залила мраморную площадку под фонтаном. Задира, высунувшись из воды по плечи, распевал во всю глотку.
— Да тише ты, полоумный! — одернул его приятель. — Вот нагрянет полиция, поглядим тогда, как ты запоешь.
— Утопленник, утопленник плывет! — придумал новую забаву Задира и лег на воду, опустив лицо.
Но закашлялся и сразу вынырнул, отчаянно отплевываясь и утираясь. Длинные, как у Марии Магдалины, и жесткие, словно стебли шпината, волосы облепили ему лицо.
— Сперва научись — потом выдрючивайся, — добродушно засмеялся Альдуччо.
За три минуты пребывания в фонтане они метров на десять заплескали мощеную аллею вместе с кустами и клумбами.
— Все, я выхожу, — объявил Задира.
— Я тоже. Чего доброго, воспаление легких схватишь.
Они выбрались на край чаши, еще по разику нырнули ласточкой, потом окончательно вылезли из фонтана; у обоих зубы выбивали дробь, а прилипшие к телу трусы стали прозрачными.
— У-у, холод собачий! — приговаривал Задира.
Подхватив одежду, они перепрыгнули невысокое ограждение и принялись бегать взад-вперед наперегонки по скошенной лужайке. Потом в два прыжка взлетели по лестнице под колоннаду, пулей пролетели мимо девчонок и снова окунулись в тень. Девчонки не удостоили их взглядом, но явно все видели, поскольку на губах у них застыли равнодушные и брезгливые улыбки.
— Пошли вон туда, — сказал Задира, — трусы надо выжать.
Смеясь и напевая модное танго, они отошли еще дальше, за храм, сташили трусы и принялись их выжимать с двух сторон. Задиру всякий раз, когда он одевался после купания, переполняли чувства.
— «Никогда, никогда не любил никого, как тебя, я!» — горланил он, натягивая мокрые трусы.
Но, пока они приводили себя в порядок, пташки улетели. Зажав под мышкой книжки и шурша юбками в лунном свете, красотки двинулись к набережной. Задира подошел к лестнице, где они сидели и стал кричать им вслед, размахивая штанами.
— Ишь, недотроги! Ну и хрен с вами!
Полураздетый Альдуччо тоже подошел, сложил ладони рупором вокруг рта и послал девчонкам свое напутствие:
— Все девки дуры и паразитки!.. Слушай, — предложил он, помолчав, — давай оденемся и пойдем за титьки их пощипаем!
Девчонки были уже у Монте-Савелло, когда Задира и Альдуччо, натянув шмотки на мокрое тело, бросились их догонять.
— А ну, покажь, как ты умеешь девку обработать, — подзадоривал друга Задира, поспешая за двумя фигурками, которые удалялись быстрым, но спокойным шагом.
— Ишь, как припустили, чтоб вы сдохли! — проворчал Альдуччо, у которого была привычка подволакивать ноги, как будто они больные.
— А может, ты первый начнешь? — задыхаясь, спросил он у Задиры.
— Да у меня слабость! — придуривался Задира.
— Ну и сучонок — сам затеял, а теперь в кусты!
— Пошел ты в мясную лавку! — сплюнул Задира.
Выйдя на набережную, девицы проворно юркнули в подъехавшую машину длиной, наверное, метров десять и сделали парням ручкой.
Альдуччо и Задира, разинув рты, застыли у парапета; вид у них был точно у двух ощипанных индюков.
— Ты на попрошайку похож! — опомнившись, хохотнул Альдуччо.
— А ты будто сейчас из тюряги вышел, — не растерялся Задира. — Черт бы их побрал! Ну да ладно, еще не вечер, верно?
— Верно-то верно, да куда подашься, ежели в кармане полторы сотни? — Альдуччо похлопал Задиру по карману, где тот припрятал сто пятьдесят лир, уворованных у Сырка.
— Пошли на Черки в лотерею поиграем, — предложил Задира, — лично я всегда на судьбу полагаюсь.
— Ну и дурак! — Альдуччо постукал кулаком по лбу. — Чтоб после до Тибуртино пешедрала топать?
— Да брось, — вскинулся Задира, — неужто еще хоть полтораста не выиграем? Тут же золотое дно — деньги всегда найдутся.
— Когда они найдутся? К Рождеству?
— Не каркай! Спорим, найдутся?
Как два голодных волка, они двинулись к Понте-Гарибальди. Возле писсуара на той стороне моста, ближе к виа Аренула, стоял, прислонившись к стене, старик. Задира вошел в туалет воды попить, потом вышел и тоже облокотился о парапет, где уже стоял Альдуччо. Постояли, помолчали, потом Задира выудил из кармана окурок и, галантно склонясь к старику, спросил:
— У вас огоньку не найдется?
Через пять минут они раскололи его на полсотни.
Еще пятьдесят лир удалось выцыганить на Понте-Систо у пожилого синьора с папкой под мышкой, который разыграл перед ними такую Душераздирающую сцену, что из камня мог бы слезу выжать. Но Задира бестрепетно оборвал его излияния:
— Ну будет, будет, у нас в брюхе подвело! Мы со вчерашнего дня не емши, провалиться мне на этом месте!
После такого заявления синьор без звука отмуслил им полсотни, и приятели с чувством выполненного долга удалились по виа Джуббонари. Они быстро шагали по направлению к Кампо-дей-Фьори и пикировались на ходу.
— Ты, что ль, мужик? — мрачно вопрошал Альдуччо.
— А то? — кипятился Задира, яростно жестикулируя. — Может, ты деньги надыбал?
— Подумаешь! — фыркнул Альдуччо.
— Ах, подумаешь! Я деньги стреляю, а он целку из себя корчит! — Задира вдруг сложил пальцы в известную всем комбинацию и подсунул ее под нос Альдуччо. — Кретин!
В этот момент на пути им попалась закусочная, и Задира, не долго думая, ввалился туда. Они взяли по жаркому и, выйдя на улицу, снова почувствовали себя в форме. Дойдя до Кампо-дей-Фьори, Альдуччо вскинул голову и ткнул Задиру в бок, указывая слегка осоловелым, но не утратившим лукавства взглядом на типа, шагавшего впереди.
— Прищучим! — воодушевился Задира.
То убыстряя, то замедляя шаг, прохожий свернул налево на Кампо-дей-Фьори, пробрался сквозь ребячью ватагу, игравшую в тряпичный мяч на мокрой площади, и на миг остановился под дырявым навесом писсуара, оглядываясь по сторонам. Задира и Альдуччо внимательно его разглядывали: низкорослый субчик, но прикинутый — в красивой рубахе и дорогих сандалетах. Без особой уверенности он двинулся к пьяцца Фарнезе, а затем почему-то вернулся на Кампо-дей-Фьори по темному переулку — и так раза два-три. Все кружил и кружил по темным улицам, как мышь, угодившая в таз.
