Даниэль Глаттауэр - Потому что
Какими ей запомнились наши отношения?
— Было хорошо, — рассудительно заметила она.
Это прозвучало как «и все-таки недостаточно хорошо».
— Сначала просто сказочно.
Она произнесла это таким тоном, словно умела мечтать.
— Ян был нежен ко мне, внимателен, чуток. Он занимался только мной. Женщина может лишь мечтать о таком любовнике.
Так продолжалось еще несколько минут. Ее похвалы угнетали меня. Она считала, что обязана это говорить ради того, чтобы господа присяжные пощадили меня, несчастного голубого убийцу.
Почему мы не поженились? Почему не создали семью? Почему у нас нет детей?
Я ей быстро наскучил. Ведь я не романтический герой, и мне нечего было предложить ей. Жизнь со мной показалась ей серой.
— К сожалению, мы не созданы друг для друга, — вздохнула Делия.
Это предложение я вычеркнул бы у любого, даже самого знаменитого автора.
— Мало-помалу мы все больше удалялись друг от друга.
«Мало-помалу» — ужасное выражение, вполне соответствующее своему кошмарному содержанию.
— Вопрос деликатный, но я вынуждена его задать, — предупредила судья. — Что вы скажете о вашей сексуальной жизни?
— Все было хорошо.
Видимо, она насмехалась надо мной.
— Первое время даже очень хорошо, — продолжила Делия. — Ян страстный любовник, мне не на что жаловаться.
Ответ прозвучал нарочито вульгарно, она переигрывала. Я прикусил язык, пока не почувствовал во рту вкус крови.
— В этом смысле все всегда работало по первому классу.
Достаточно. Меня бросило в дрожь от такой оценки наших интимных отношений.
Судья сообщила ей, что я признался в любовной связи с человеком в красной куртке и убийстве на почве ревности.
— Вчера я прочитала в газете, — кивнула Делия. — Я ничего не понимаю и не верю этому.
Теперь, очевидно, звучали ее старые голосовые связки. Странно, но она до сих пор носила их при себе.
— Ян не мог любить мужчину, абсолютно уверена. И он не убийца. Готова поклясться чем угодно. Именно для того я и прилетела из Франции, чтобы…
— Но подсудимый утверждает, что вас связывали исключительно платонические отношения! — перебила Штелльмайер.
— Не понимаю, зачем ему? — недоумевала Делия.
В ее голосе прозвучало отчаяние. Мне хотелось взглянуть на ее лицо, оно должно было выглядеть, как тогда. Но я сдержался и продолжал смотреть на присяжных, как и прежде, не различая их.
— Что вы скажете о темпераменте господина Хайгерера? — продолжила судья. — Он вспыльчивый или сдержанный человек?
— Я бы сказала, сердечный, — уточнила Делия.
Приятно слышать. Жаль, что сейчас я на стороне прокурора.
— Кто кого оставил: вы его или он вас? — подал голос Реле.
— Трудно сказать, — солгала Делия. — Мы оба знали, что дальше так продолжаться не может. Но получилось, что первой сказала я.
— Когда это произошло?
Странный вопрос… Два-шесть-ноль-восемь-девять-восемь. Я затаил дыхание.
— Точно не помню, — ответила Делия тем голосом, который купил ей Лега.
Я выпустил из ноздрей воздух, точно ядовитый газ.
— Мог ли ваш разрыв сломить его, сделать другим человеком, способным убить? — спросил прокурор.
— Нет, — покачала головой Делия.
От негодования ее старые голосовые связки зазвучали с новой силой.
— Что же сделало ваши отношения под конец столь невыносимыми? — поинтересовалась судья Штелльмайер.
— Наша жизнь остановилась, — произнесла Делия. — Мы не видели никакой перспективы. Ян ушел в себя, буквально вцепился в себя зубами. Он привык работать, не выходя из дома, и совершенно не подходил для занятий журналистикой. Последние несколько лет он только и делал, что читал и писал.
Совершенно верно, пока она коротала ночи со своим писателем.
— Почему же он ушел из издательства?
— Я думаю, ему просто надоели все эти амбициозные литераторы, — предположила Делия. — Он же работал на них, как слуга.
Конечно, а Делия стала для одного из них примадонной и музой.
На скамье присяжных началось движение. Снова поднялся молодой человек с обритой головой.
— Госпожа свидетельница, вы сказали, что подсудимый только и занимался дома тем, что читал и писал. Что же он писал?
— Не знаю, — пожала плечами Делия. — Он окружил себя тайной. В конце концов у нас не осталось общих тем для разговоров.
— Господин Хайгерер…
Это прозвучало, как звонок будильника. Он обращался ко мне. Я хотел подняться, но ноги отчего-то стали ватными.
— Можете сидеть, — разрешила Штелльмайер.
— Над чем же вы так упорно тогда трудились? — спросил студент.
Я усмехнулся. Я чувствовал, как мои губы касаются век Делии. В таком состоянии мне было трудно открыть рот.
— Я вел дневник, — ответил я. — Иногда я писал для газеты. Не все успевал сделать в редакции, а дома работалось спокойнее.
— Но ведь ты пытался начать роман, — напомнила Делия.
Зачем она так?
— Ах, это…
Я громко рассмеялся. Теперь я испугался не на шутку. Ее парижские ресницы словно околдовали меня, а взгляд высасывал все соки. Я встряхнулся, прогоняя наваждение.
— Я действительно написал пару несвязанных фрагментов, так, в порядке эксперимента, — пояснил я, — но быстро покончил с сочинительством. Это было нечто вроде упражнения, разминки для пальцев…
Я говорил и говорил, сам себя не слушая. Наконец ресницы Делии отпустили меня. Похоже, я снова ей наскучил.
Раздался голос судьи:
— Еще есть вопросы?
Нависла пауза, и у меня появилась возможность перевести дыхание.
— Тогда мы отпускаем свидетельницу, — объявила Штелльмайер.
Краем глаза я видел, как Делия повернулась ко мне с поднятыми руками и победно сжала кулаки, выставив большие пальцы. Зацокали ее парижские шпильки, пробивая дырки в моем черепе, и вскоре все стихло. Дверь захлопнулась — еще одна между нами. Охранник, специализирующийся на надевании наручников, выполнил свою обязанность, и это удалось ему с первого раза.
25 глава
На четвертом письме с красными пятнами я осознал свое бессилие. Послание подстерегло меня исподтишка. Томас, мой несчастный защитник, вручил его мне, словно квитанцию, которую я должен был подписать, чтобы не нарушить порядка в его канцелярии. Томас выглядел таким несчастным, что я подмахнул бы ради него любую бумажку. Он проиграл этот процесс. Я выиграл его во имя высшей справедливости, о которой прокурор понятия не имел. До триумфа мне оставалось просидеть в зале суда всего несколько часов. А потом еще несколько дней в камере предварительного заключения.
— Это передал тебе охранник, — сказал Эрльт.
Увидев красные пятна, я немедленно смял письмо, однако успел заметить буквы «К. Л.», выведенные на конверте черными чернилами. Мой мозг словно прошибло током. Совпадение? Вероятно. Конечно, что же еще? Я сделал вид, будто успокоился. Расправив бумажку, убедился, что это инициалы отправителя. Под ними стояла приписка: «Ян, нам известно все».
Я вскочил, намереваясь выбежать из зала. Мне нужно было собраться с мыслями, чтобы не впасть в панику. Однако охранники снова толкнули меня в кресло.
— Уже началось, — произнес тот, который верил в появление снега в этом году.
Оказывается, он мог говорить.
«Мы знаем все», — бормотал я. Никто не реагировал, не ужасался. Прекрасный блеф! Отличная шутка! Кто-то издевался надо мной, и я не хотел портить ему игру. Я рассмеялся, словно разговаривал с невидимым собеседником. Сейчас меня развеселило мое робкое второе «я». Первое «я», участвовавшее в процессе, ничто уже не страшило. Все кончено. На лбу выступили капельки пота. Два-шесть-ноль-восемь-девять-восемь. Никто не знал об этом. Буквы «К. Л». — просто совпадение. Меня не интересует содержание письма.
Слово предоставили экспертам. Первым делал доклад специалист по баллистике и огнестрельному оружию. Он смотрел на меня дружелюбно. Для него убийцы являлись прежде всего хорошими стрелками, а потом уже плохими людьми.
— В середину правого желудочка! — восхищенно воскликнул он. — Смерть наступила мгновенно.
Последнюю фразу он произнес таким уважительным и радостным тоном, словно смерть совершила какое-то большое благодеяние.
Насколько вероятно вращательное движение пистолета на момент выстрела?
— Не исключено, — ответил эксперт.
На стене появилась собственноручно начерченная им диаграмма с несколькими баллистическими кривыми, возле каждой из которых стояла цифра со знаком процента — ее вероятность.
Видимо, подобные расчеты являлись для него скорее хобби, чем профессиональной обязанностью. Может, он занимался ими, пока его жена косила траву на участке перед домом или выносила пустые пивные бутылки.
