Дмитрий Леонтьев - Охотники за удачей
— Вот и я говорю, — обрадовался Иванченко, — мужики уже удивляются: Врублевский крутой парень, а снимает какую-то убогую комнатенку. Зачем старику такие хоромы? Ему давно в дом престарелых переселяться пора, если не на кладбище…
— Надо будет присмотреть ему домик в пригороде, — задумался Врублевский. — У тебя нет на примете чего-нибудь добротного? Чтобы с участком, с банькой и, желательно, с садом?
— Особняк кирпичный в три этажа, — буркнул Иванченко. — Запихни ты его в сарай, он все равно даже пикнуть не посмеет. Добрый ты мужик, Володя, нельзя таким добрым в наше время быть. Сад старичку подарить хочешь… Хватит с него и сарая… И то много будет…
— И все же подбери что-нибудь добротное. Я так хочу… Считай, что это блажь…
— Блажь и есть, — вздохнул Иванченко. — Ох, погубит тебя доброта, Володя, ох, погубит… Ну ладно, подберу что-нибудь… А насчет банка надо будет завтра встретиться, потрещать. Пока.
— Удачи, — Врублевский положил трубку и задумчиво посмотрел на двери. — «Добрый»… Пришла лиса к зайцу жить, да и выгнала его на улицу… Но жизнь есть жизнь, и либо ты бандит, либо художник. Нельзя быть честным наполовину. Нельзя быть и слишком разборчивым, если хочешь многого достичь. А в загородном доме он и впрямь не пропадет. Ему-то какая разница, где жить, у него жизнь уже позади. Пожил, дай другим пожить… Прав ты, Григорий Владимирович, болото это. Но если уж в нем живешь, то не брезгуй и не морщись, а ныряй с головой и учись плавать…
Он поднялся из-за стола и решительно направился в соседнюю комнату. Старик стоял перед мольбертом и о чем-то размышлял, глядя на чистый холст так, словно уже различал на нем будущую картину и теперь просто пытался хорошенько ее запомнить, чтобы чуть позже восстановить по памяти. Врублевский кашлянул, давая о себе знать.
— Проходи, Володя, — очнулся от грез Ключинский. — Я тут задумался немного… Такая интересная идея появилась, что даже не знаю, удастся ли мне воплотить ее в красках. Сложно, эмоционально, многогранно, но очень занимательно…
— А у меня тоже одна идея появилась. Хорошая идея, — бодро начал Врублевский. — Только что звонил один мой приятель. У его знакомого возникли некоторые сложности, и он, вынужденный затянуть ремень потуже, хочет поменять свою шикарную квартиру и просто-таки чудесную дачу на квартиру попроще, с небольшой доплатой. Представляете, как хорошо творческому человеку работать на природе, в окружении цветущих яблонь и кустов сирени? Вечером закат разливает по небу чудесные краски и, глядя на эту красоту, забываешь о каменных джунглях, словно вся природа земли вернулась в свое первозданное состояние…
Врублевский говорил и говорил, а старик слушал его молча и внимательно. И глаза его застилались какой-то странной дымкой.
«Старик уже мечтает о тихих, теплых вечерах под цветущими яблонями, — решил Врублевский. — Значит я не ошибался — знаю, чем его можно пронять. Ну давай же, Володя, напряги свое воображение, как-никак квартиру себе зарабатываешь. Давай еще лиричней, еще красочней. Старичок-то уже «поплыл». Расчувствовался, размечтался, того и гляди слезу пустит. Сто против одного, что долго уламывать его не придется. Моя будет квартира… Моя!»
— А какое там чудесное место! Река, озеро, чистый, еще не тронутый ордами туристов лес… Грибов — пропасть. А рыбалка! На зорьке с удочкой. Благодать! Райское место! А еще эти поля, луга, воздух…
Часть вторая. ОХОТНИКИ ЗА УДАЧЕЙ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Накатили мысли непрошенные, я гоню их прочь, как могу,я с моей душой перекошенной от себя куда-то бегу.Мне навстречу тьма непроглядная, я ее глотаю как дым,и вот эту жуть плотоядную называют «счастьем блатным»…
Сергей Трофимов— На время моего отсутствия меня заменит Кондратьев, — сказал Березкин, отставляя бокал с недопитым вином в сторону. — Фу-у, кислятина… Стоимость такая, что даже миллионера заплакать заставит, а на вкус — хуже «паленых» молдавских вин… Не знаю, сколько времени займет все эта затея с банком…
— Много, — уверенно сказал Врублевский. — Но оно того стоит. Теперь у нас есть собственный банк. И не где-то в захудалом городишке, на задворках Империи, а в самом Петербурге. Не торопись, Константин Игоревич, и не волнуйся, мы здесь справимся. Организация отлажена хорошо, дело поставлено на нужный уровень и остается лишь поддерживать его в этом состоянии. Ставить все это на ноги было куда тяжелее. Как вспомню, что пришлось пережить за эти три года — мурашки по спине бегают…
— Да, три года прошло, — покачал головой Березкин. — Целых три года… Или, всего три года? Помню, как я увидел тебя здесь впервые, тогда весной. Молодой, горячий, даже на грани нервного срыва, готовый на все, лишь бы доказать всем и вся, что ты на что-то способен, на что-то годен… Доказал. Да и на взъерошенного мальчишку, размахивающего пистолетами, ты уже не похож. Заматерел, остепенился, солидности добрал, спокойнее стал. Вот ведь как время-то бежит… Сколько сделано всего, и сколько еще предстоит сделать… А ведь мы фактически получили этот город. Связи везде и всюду. Деньги вложены в самые доходные места, приручены все самые видные бизнесмены и чиновники. Отличные отель, казино, несколько баров и ресторанов, охранное предприятие, детективная фирма, а перспективы… Перспективы какие! Теперь ты доволен?
— Нет, — покачал головой Врублевский. — Это лишь начало, Константин Игоревич. Нельзя останавливаться на достигнутом. Может, кому-нибудь и хватает власти над крохотным городишком, но лично мне надо больше. Я хочу получить настоящую власть и настоящие деньги, а не это…
— Не жадничай, — шутливо погрозил ему пальцем Березкин, — жадность до добра не доводит. У тебя шикарный «джип», отличная квартира, «заряженная» техникой под завязку, и насколько мне известно, кое-что на счетах в зарубежных банках…
— Мелочь, — отмахнулся Врублевский. — Сущая мелочь. Я все вкладываю в дело. А машина, квартира и прочая мишура — это лишь атрибуты… Ну, если угодно, это еще можно назвать «минимумом». На Западе это естественно, а у нас считается «упакованностью». Мне нужно не это. Я хочу стать действительно богатым. По-настоящему богатым. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, поэтому и перебираешься в Петербург. И мы станем богатыми… Вся работа по «Комета-банку» проведена, теперь дело за тобой. Я думаю, тебе пора легализоваться, меняя амплуа «крестного отца» на имидж респектабельного банкира. Пройдет пара- тройка лет, и все забудут прежнего Березкина, помня только о Березкине-банкире, меценате, заботящемся о благе страны. А мы доделаем свою работу здесь и, убедившись, что разрушить созданное нами уже никто не сможет, постепенно начнем перебираться к тебе, завоевывая все новые пространства. По моим подсчетам, мы успеем надежно закрепиться в Петербурге еще до того, как насосавшееся денег правительство решит вспомнить о имидже «заботливого и честного» и начнет «закручивать гайки». На дворе девяносто пятый, пик вседозволенности уже позади, «беспредельные темы» пошли на спад, но некоторое время у нас еще есть. Наступает время «тем» полулегальных, авантюрных, юридически грамотных… А потом придет мода на честность и законопослушность… но к тому времени у тебя уже будет имидж солидного банкира и репутация честного человека…
— А ты?
— А мне это не интересно, — признался Врублевский. — Меня интересуют не только деньги, но и процесс их зарабатывания. Я мог бы уже сейчас найти себе теплое и доходное местечко и встретить поворот правительства к законотворчеству с обаятельной улыбкой честного бизнесмена, но мне это скучно. Я привык ходить по грани, по лезвию. Это для меня вроде наркотика… Но деньги мне тоже нужны. Большие деньги… Вот и пытаюсь совмещать…
— Почему ты не хочешь додавить до конца Шерстнева и его отморозков? Сейчас их позиции слабы, как никогда. А Шерстнев, тем не менее, остается опасен. Он видит, что ему приходит конец, что люди бегут от него, он теряет авторитет и связи и потому бесится еще больше. Он подонок, но далеко не дурак, и понимает, откуда все это происходит… Он имеет на тебя зуб, Врублевский… Не лучше ли его раздавить? Зачем оставлять врага за спиной?
— Пока еще рано, — возразил Врублевский. — Шерстнев и его команда сейчас очень полезны для нас. Для жителей города и для милиции они — воплощение понятия «преступность», живой образчик криминала. Они как нельзя лучше подходят под тот стереотип бандита, который вырабатывается у обывателей под влиянием газет и телевидения: недальновидные, тупые, жестокие и наглые. Обыватель не может представить, что настоящая преступность — это не долдоны с короткой стрижкой и полным отсутствием мозгов. Посмотри на нас с тобой: прилично одеты, никаких золотых побрякушек, никаких татуировок… Какие же мы с тобой преступники? Мы — образованные, интеллигентные люди, способные быть галантными с дамой, умеющие обращаться с ножом и вилкой в ресторане, без всякого усилия вспоминающие к месту Монтеня или Шопенгауэра. И мы не вызываем ненависти у рядового обывателя. Пусть шишки валятся на отморозков Шерстнева. Они все еще нужны нам в качестве «козлов отпущения». Их время еще не пришло. Милиции тоже надо кого-то ловить…
