Томас Вулф - Паутина и скала
Как-то вечером, незадолго до Рождества, Пэнси объявила, что увольняется. В ответ на настойчивые вопросы, все попытки узнать причины этого внезапного, безрассудного решения, она лишь угрюмо твердила, что ей необходимо уволиться. В конце концов из кухарки удалось вытянуть, что этого требует ее муж, что она нужна дома. Ничего больше сказать Пэнси не пожелала, да и этот предлог казался весьма сомнительным, потому что ее муж работал проводником вагона, бывал дома два дня в неделю и давно привык сам обихаживать себя.
Шеппертоны привязались к ней. Пэнси работала у них уже несколько лет. Они вновь и вновь пытались выяснить причину ее ухода. Недовольна она чем-нибудь? «Нет, мэм», – неуступчивое, краткое, мрачное, непроницаемое, как ночь. Предложили ей где-нибудь работу получше? «Нет, мэм», – столь же невразумитель shy;ное, как прежде. Останется она, если ей повысят жалование? «Нет, мэм», – вновь и вновь, угрюмо и непреклонно; в конце концов раздраженная хозяйка вскинула руки, признавая свое по shy;ражение, и сказала:
– Ладно, Пэнси. Раз так хочешь, будь по-твоему. Только ради Бога, подожди, пока мы не возьмем другую кухарку.
Пэнси с явной неохотой согласилась. Потом надела шляпку и пальто, взяла пакет с «остатками», которые ей разрешалось заби shy;рать по вечерам, и понуро, угрюмо вышла в кухонную дверь.
Был субботний вечер, начало девятого.
В тот день Рэнди с Джорджем играли в шеппертоновском подпале и, увидя, что дверь в комнату Дика чуть приоткрыта, заглянули, там ли он. Комнатка была пустой, подметенной, чис shy;той, как обычно.
Но они заметили! Увидели ее У обоих от изумления резко пе shy;рехватило дыхание. Рэнди обрел голос первым.
– Смотри! – прошептал он. – Видишь?
Что за вопрос? Джордж не мог оторвать от нее глаз. Если б он вдруг увидел голову гремучей змеи, его ошеломляющее изумле shy;ние не могло бы оказаться сильнее. Прямо на голых досках сто shy;ла, вороненая, жуткая в своей смертоносности, лежала автомати shy;ческая армейская винтовка. Мальчики знали, что это за оружие. Они видели такие, когда Рэнди ходил покупать «двадцатидвухкалиберку», в магазине дядюшки Мориса Тейтельбаума. Рядом с ней стояла коробка, вмещавшая сотню патронов, а за ней, посе shy;редине стола, лежала обложкой вверх раскрытая, потрепанная, знакомая Библия Дика Проссера.
И тут Дик подошел неслышно, будто кошка. Неожиданно возник возле них огромной черной тенью. Ребята обернулись в испуге. Он высился над ними, его толстые губы раздвинулись, обнажив десны, глаза стали маленькими, красными, как у грызу shy;на.
– Дик! – выдавил из себя Рэнди и облизнул пересохшие гу shy;бы. – Дик! – воскликнул он уже во весь голос.
Губы Дика тут же сомкнулись. Ребята вновь увидели белки его глаз. Он улыбнулся и мягко, приветливо заговорил:
– Да, сэр, капитан Шеппертон. Да, сэр! Смотрите на мою винтовку, джентльмены?
И шагнул через порог в комнату.
Джордж сглотнул и, будучи не в силах произнести ни слова, ответил кивком. Рэнди прошептал: «Да». И оба продолжали тара shy;щиться на него, как зачарованные, со страхом и любопытством.
Дик покачал головой и негромко хохотнул.
– Не могу обойтись без винтовки, белые люди. Никак! – И снова добродушно покачал головой. – Старина Дик, он ведь… он… старый солдат. Винтовка ему необходима. Отнять винтовку у него – все равно, что у ребенка конфетку. Да-да! – Он хохот shy; нул снова и любовно взял в руки оружие. – Старина Дик чувст shy;вовал приближение Рождества, нутром, видно, чувствовал, – ус shy;мехнулся он, – поэтому копил деньжата, хотел припрятать ее здесь, чтобы она оказалась большим сюрпризом для молодых белых людей. Хотел не показывать ее вам до рождественского утра. Потом собрать молодых белых людей и поучить их стрельбе.
Тут ребята задышали свободнее и словно под дудочку гамельнского крысолова вошли в комнатку следом за Диком.
– Вот так, – со смешком сказал Дик, – хотел я припрятать винтовку до Рождества, но капитан Шеппертон – ха! – добро shy;душно усмехнулся он и хлопнул себя по бедру, – капитана Шеппертона не проведешь! Куда уж там. Он, небось, нюхом винтовку учуял. Вошел и увидел, пока меня не было… Вот что, белые лю shy;ди, – голос Дика звучал негромко, с обезоруживающей довери shy;тельностью, – я хотел приберечь для вас эту винтовку как не shy;большой сюрприз к Рождеству. Ну, а раз уж вы увидели ее, то сде shy;лаем вот что. Если ничего не скажете до Рождества другим бе shy;лым, я возьму вас всех, джентльмены, с собой и дам из нее пост shy;релять. Конечно, – негромко продолжал он с ноткой смиренно shy;сти в голосе, – если хотите разболтать, дело ваше, но, – голос его понизился снова, и в нем зазвучала легчайшая, но весьма красноречивая нотка сожаления, – старина Дик готовился к это shy;му. Хотел устроить всем вам сюрприз на Рождество.
Ребята искренне пообещали хранить его тайну, как свою соб shy;ственную. Четко прошептали торжественную клятву. Потом вы shy;шли из комнатушки на цыпочках, словно боялись, что даже звук шагов может выдать Дика.
Было это в субботу, в четыре часа дня. Уже слышалось унылое завывание ветра, по небу плыли серые тучи. В воздухе ощуща shy;лось приближение снегопада.
Снег пошел вечером, в шесть часов. Его принесло ветром из-за гор. К семи часам из-за летящих снежинок нельзя было ниче shy;го разглядеть, земля покрылась белым ковром, улицы стали ти shy;хими. Ветер выл за стенами домов с потрескивающими огнем пе shy;чами и лампами под абажурами. Вся жизнь, казалось, замкнулась в восхитительной обособленности. По улице, неслышно ступая копытами, прошла лошадь.
Джордж Уэббер отправился спать, отложив до утра встречу с этой тайной; он лежал в темноте, прислушиваясь к ликованию метра, к этому немому чуду, этой безмерной, чуткой тиши снега, и ощущал в душе нечто невыразимое, мрачное и торжеству shy;ющее.
Снег на Юге чудесен. Там он, как нигде, обладает некими очарованием и тайной. Потому что приходит к южанам не как уг shy;рюмый, непреклонный квартирант зимы, а как странный, раз shy;гульный гость с загадочного Севера. Приходит из темноты ради их особой, в высшей степени таинственной южной души. При shy;носит им восхитительную обособленность своей белой таинст shy;венностью. Приносит нечто недостающее; нечто такое, что они утратили, но теперь обрели; нечто очень знакомое, но забытое до настоящей минуты.
У каждого человека в душе есть темная и светлая полусферы; два разрозненных мира, две страны ее приключений. И одна из них – вот эта мрачная земля, другая – обитель души, родина от shy;ца, где он еще не был.
И последнюю он знает лучше. Он не бывал на этой земле – и она роднее ему, чем все уже виданное. Этот мир неосязаем – од shy;нако роднее, чем все, что было родным всегда. Это восхититель shy;ный мир его разума, души, духа, созданный в его воображении, сформированный благоговением и очищенный от туч могучими шквалами фантазии и реальности, гордая, неведомая земля зате shy;рянной, обретенной, небывалой, вечно реальной Америки, неза shy;пятнанная, надежная, исполненная совершенства, возникшая в мозгу и превращенная в рай гордым и пылким воображением ре shy;бенка.
Так на каждом из этих полюсов жизни лежит истинный, прав shy;дивый образ одной из ее бессмертных противоположностей. Так живущий в темном сердце холодного, загадочного Севера вечно представляет себе исполненный совершенства образ Юга; так в темном сердце Юга вечно сияет бессмертное великолепие Севера.
У Джорджа так было всегда. Другой половиной обители его души, неведомым миром, который он знал лучше всего, являлся темный Север. И в ту ночь снег, демонический гость, падал на холмы, чтобы воссоздать для него ту землю, устелить ее соверше-нейшим чудом. Отложив до утра встречу с этой тайной, мальчик заснул.
В третьем часу ночи Джорджа разбудил колокольный звон. Пожарный колокол на муниципалитете бил тревогу – он никог shy;да еще не слышал таких сильных, частых ударов. Набатные, ог shy;лушительные в тихом холодном воздухе, они раскатывались с угрозой и призывностью, доныне незнакомыми Джорджу. Маль shy;чик подскочил и бросился к окну взглянуть на зарево. Но пожа shy;ра не было. Едва ли не до того, как он выглянул, эти жуткие уда shy;ры вбили ему в сознание, что тревога не пожарная. То был неис shy;товый, звенящий глас, призывающий город к бою, предостерега shy;ющий человечество о какой-то опасности, таинственной, тем shy;ной, неведомой, гораздо более грозной, чем любые пожар или наводнение.
Джорджа тут же до глубины души потрясло и взбудоражило сознание, что весь город пробудился к жизни. В домах по всей улице зажигались огни. Дом Шеппертонов был ярко освещен сверху донизу. Мистер Шеппертон в пальто поверх пижамы то shy;ропливо спустился по ступенькам крыльца и заснеженной до shy;рожкой пошел к улице.
Люди начинали выбегать из домов. Повсюду слышались взволнованные крики, вопросы, возгласы. Джордж увидел Не shy;браску Крейна, со всех ног бегущего через улицу. Понял, что бе shy;жит он за Рэнди и за ним. Пробегая мимо дома Шеппертонов, Брас сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул. Все ребята знали этот сигнал.
