Артур Хейли - На высотах твоих
"Надо бы осторожнее выбирать слова”, – решил про себя Элан.
– А я в этом и не сомневаюсь, – подчеркнуто твердо заявил он. – Вопрос в том, насколько правильно газета изложила ваш рассказ.
– Я не понимать, – все еще обиженно замотал головой Дюваль.
– Давайте оставим это на минуту, – предложил Элан. Дебют он, похоже, испортил. Но решил зайти с другой стороны. – Капитан уже сказал вам, что я адвокат. Если пожелаете, я буду представлять ваши интересы и попытаюсь поднять ваше дело в судебных органах нашей страны. Анри Дюваль перевел взгляд с Элана на капитана.
– У меня нет деньги. Не могу платить адвокат.
– Платить ничего не придется, – сообщил ему Элан.
– Кто тогда платить? – все та же настороженность.
– Найдется кое-кто, кто заплатит. Капитан решил вмешаться.
– Вам что-нибудь мешает сказать ему это, мистер Мэйтлэнд?
– Да, – ответил Элан. – Я получил распоряжение не раскрывать имени этого лица. Могу только сказать, что этот человек весьма сочувствует и готов помочь.
– Встречаются же иногда добрые люди, – заметил капитан и ободряюще кивнул Дювалю.
Вспомнив сенатора Деверо и его побудительные мотивы, Элан на мгновение ощутил угрызения совести. Но сразу подавил их – ему же все-таки удалось настоять на своих условиях.
– Если я оставаться, я работать, – упрямо заявил Анри Дюваль. – Я заработать деньги, я все платить, возвратить.
– Хорошо, – не стал спорить Элан. – Думаю, вы сможете это сделать, если того пожелаете.
– Я возвратить. – На лице молодого человека отразилась непоколебимая решимость. Недоверчивый огонек в глазах на миг погас.
– Должен предупредить вас, – сообщил ему Элан, – что, возможно, мне ничего не удастся для вас сделать. Вам это понятно?
Дюваль казался озадаченным.
Капитан объяснил ему;
– Мистер Мэйтлэнд сделает все, что в его силах. Но очень может быть, что иммиграционная служба опять скажет “нет”… Как прежде.
Анри медленно кивнул:
– Я понимать.
– Вот что мне сейчас пришло в голову, капитан Яабек, – обратился к норвежцу Элан. – После прихода в порт были ли вы с Анри в департаменте по делам иммиграции и обращались ли туда с просьбой об официальном рассмотрении его просьбы о разрешении на въезд?
– Представитель иммиграционной службы был у меня на судне…
– Я о другом, – настаивал Элан. – Вы сами водили Анри в иммиграционную службу, чтобы потребовать официального разбора его просьбы?
– А что толку? – капитан пожал плечами. – У них всегда один ответ. К тому же в порту постоянно не хватает времени, а дел у меня на судне по горло. Это вот сегодня праздник. Только поэтому я и могу почитать Достоевского.
– Иначе говоря, – сдержанно повторил Элан, – вы с Анри не были в иммиграционной службе и с просьбой о разбирательстве туда не обращались потому, что были очень заняты. Правильно?
Элан старался, чтобы голос его звучал обыденно и ничем не выдал волнения, хотя у него и появилась не вполне оформившаяся еще идея.
– Все так, – подтвердил капитан Яабек. – Конечно, если бы знать, что от этого будет хотя бы какая-то польза…
– Ладно, сейчас об этом больше не будем, – попросил его Элан. Возникшая у него мысль была пока расплывчатой и неясной и могла в конечном итоге оказаться бесплодной. Как бы то ни было, ему потребуется время, чтобы внимательно перечитать все иммиграционное законодательство. Внезапно он резко сменил тему.
– Анри, – обратился Элан к Дювалю. – Теперь я бы хотел, чтобы вы рассказали мне все, что с вами приключилось, с самого начала, с самого раннего момента, который вы помните. Я понимаю, многое из этого уже напечатано в газете, но кое-что они могли опустить, а может быть, и вы что-нибудь еще припомнили. Давайте начнем с самого начала. Самое первое, что вы помните.
– Мама, – ответил Дюваль.
– Что больше всего вам в ней запомнилось?
– Добрая, – сказал Анри с подкупающей простотой. – После того как она умирать, больше никто добрый – пока не это судно.
Капитан Яабек неожиданно встал из кресла и повернулся спиной к Анри Дювалю. Просыпая табак, начал медленно набивать трубку.
– Расскажите о вашей матушке, Анри, – предложил Элан. – Как она выглядела, о чем говорила, чем вы с ней занимались.
– Моя мама красивый. Когда я маленький, она держать меня на руках, она много петь, я слушать, – юноша говорил медленно, произнося слова так осторожно, словно прошлое было настолько хрупким, что могло исчезнуть от резкого звука. – Другое время она говорить, когда-нибудь мы садиться пароход и находить новый дом. Мы двое отправляться вместе… – в какие-то моменты запинаясь и умолкая, в другие – обретая большую уверенность в своих словах, Анри продолжал невеселый рассказ.
Его мать, как он считал, происходила из французской семьи, которая вернулась во Францию еще до его рождения. По каким причинам оборвались ее связи с семьей, можно было только гадать. Может быть, из-за его отца, который (так рассказывала мать), недолго пожив с ней в Джибути, оставил ее и ушел в море..
В основном повествование Анри полностью совпадало с тем, что он рассказывал Дану Орлиффу два дня назад. Элан слушал его с неослабевающим вниманием, помогая иногда Анри найти нужное слово, вставляя вопросы или возвращаясь к какому-нибудь эпизоду, казавшемуся непонятным. Но главным образом он пристально следил за лицом Анри Дюваля. Его лицо убеждало – оно то вспыхивало радостью, то омрачалось отчаянием по мере того, как он вспоминал подробности своей жизни. Иногда оно искажалось болью и страданием, а в один момент на глазах Анри заблестели слезы – когда юноша рассказывал о смерти матери. “Если бы он выступал свидетелем в суде, – признался себе Элан, – я бы поверил каждому его слову”.
Наконец Элан задал последний вопрос:
– Почему вы хотите остаться здесь? Почему именно в Канаде?
"Сейчас он сфальшивит, – мелькнула у Элана мысль, – скорее всего заявит, что Канада – самая чудесная страна в мире и он всегда мечтал жить только здесь”.
Анри Дюваль задумался. Потом медленно произнес:
– Все другие говорить нет. Канада – последнее место я пытаться. Если не здесь, то я думать, больше нигде не найти дом для Анри Дюваль никогда.
– Что ж, – сказал Элан, – я считаю, что получил честный ответ.
Он с удивлением для себя самого обнаружил, что странно взволнован и тронут; таких чувств он даже не ожидал. Пришел он сюда в весьма скептическом настроении – хотя и готовым, если нужно, предпринять все возможные юридические шаги, но не рассчитывая на успех. Теперь же ему хотелось большего. Он искренне хотел сделать для Анри Дюваля что-нибудь реальное и с положительным результатом; помочь ему сойти с судна на землю и дать шанс начать жить по своему усмотрению, в чем судьба ему до сих пор отказывала.
Но можно ли этого добиться? Найдется ли в законе об иммиграции хотя бы какая-нибудь лазейка, которая позволила бы этому человеку остаться в Канаде? Может быть, и отыщется, но в таком случае нельзя терять времени.
В конце их беседы капитан Яабек несколько раз выходил из каюты. Когда он в последний раз присоединился к ним, Элан спросил:
– Сколько времени вы еще простоите в Ванкувере?
– Намечали пять дней. К несчастью, нам пришлось заняться ремонтом двигателя, так что теперь задержимся на две-три недели.
Элан удовлетворенно кивнул. Две-три недели в общем-то довольно короткий срок, но лучше, чем пять дней.
– Если я буду представлять интересы Дюваля, мне потребуется от него письменное согласие, – сообщил он капитану.
– Тогда вам придется написать нужный текст самому, – ответил капитан Яабек. – Он может написать свое имя, но не более.
Элан достал из кармана блокнот. Подумав секунду, стал писать:
"Я, Анри Дюваль, в настоящее время задержан на теплоходе “Вастервик” на причале Пуант, Ванкувер, Б. К. <Сокращенное название провинции Британская Колумбия.>. Настоящим обращаюсь за разрешением сойти на землю в вышеупомянутом порту захода и поручаю Элану Мэйтлэнду, представляющему фирму “Льюис и Мэйтлэнд”, действовать в качестве моего адвоката во всех делах, касающихся этого обращения”.
Капитан внимательно вслушивался в каждое слово текста, прочитанного Эланом вслух, и кивнул Дювалю.
– Все в порядке. Если хочешь, чтобы мистер Мэйтлэнд тебе помог, подпиши эту бумагу.
Взяв предложенную капитаном ручку, Анри Дюваль медленно и неуклюже расписался на листке детскими расползающимися каракулями. С нетерпением Элан наблюдал за его усилиями. Сейчас единственным его желанием было как можно скорее покинуть судно и тщательно со всех сторон обдумать ускользавшую идею, которая пришла ему до начала беседы. Он ощущал в себе растущее возбуждение. Конечно, это было смелое предположение.
