Алекс Тарн - Пепел (Бог не играет в кости)
— Слушай меня внимательно, дебил, — сказал Берл. — Сейчас я буду спрашивать, а ты отвечать. Только отвечать, понял? Ни слова отсебятины. Итак, первый вопрос: в котором часу звонил Липс?..
Берл задавал вопросы, а Янив старательно отвечал, глядя на него со смешанным выражением надежды и страха. Чиновник позвонил около двух, в совершеннейшей панике. Янив никогда не слышал его таким. Настоящая истерика. Он то кричал в полный голос, так что приходилось держать трубку на отлете, то плакал, причитая о загубленной жизни. Сначала Янив просто не понимал, о чем идет речь, но потом, в перерывах между упреками и причитаниями, появились вопросы про Ури Файмана — кто он, да откуда, да давно ли Ле Фен его знает… Услышав, что Ури всего-навсего рекомендован давним израильским приятелем, да еще и по телефону, Липс застонал так, как будто кто-то воткнул в него нож там, на другом конце провода. Затем он замолчал, даже прикрыл микрофон ладонью, так что Янив на мгновение подумал, что чиновник бросил трубку, не попрощавшись.
Возобновив разговор, Липс звучал уже спокойнее, но как-то безнадежно. Он потребовал немедленной встречи завтра… то есть, сегодня утром, в загородном мотеле, в районе Ватерлоо. Там у него есть постоянный номер как раз для таких целей; можно будет поговорить спокойно и все выяснить. Он приказал Яниву забрать господина Файмана в восемь часов утра и везти прямо в мотель, ничего не объясняя. Просто сказать, что Липс хочет немедленно встретиться для обсуждения деталей сделки — только это и ничего больше. На последнее указание Липс упирал особо — ничего не объяснять, просто привезти и все. Но Ле Фен был уже слишком напуган, чтобы ждать до утра. Происходило что-то очень неприятное. Но что именно? Он чувствовал, что должен выяснить это немедленно с самим господином Файманом. И вот он здесь, и теперь хотел бы, если можно, задать только один вопрос. Всего один, если можно. Он просто умоляет господина Файмана. Ну пожалуйста.
— Ладно, — смилостивился Берл. — Один можно.
Янив шмыгнул носом.
— Скажите, господин Файман, — прошептал он, глядя на Берла искоса, снизу вверх, как будто ожидая неминуемого удара. — Вы действительно тот, за кого себя выдаете?
— Конечно! — жизнерадостно ответил Берл. — Конечно!.. Знаешь, Лефен, — он произнес фамилию Янива в ее оригинальном, ивритском виде, с ударением на первый слог. — Не знаю, заработал ли ты на бельгийский паспорт, но докторская степень по идиотизму тебе полагается вне всякого сомнения. Если доберешься до Тель-Авива, звони — я засвидетельствую успешную сдачу экзамена.
Он накинул плащ и взялся за чемодан. Янив с беспокойством наблюдал за этими приготовлениями.
— Вы ведь не собираетесь куда-то уходить? — спросил он дрожащим голосом. — Ехать в мотель еще рано…
Берл вздохнул.
— Мой тебе совет, бижу, — делай ноги и поскорее. На твоем месте я бы даже не возвращался домой. Садись в машину и дуй в аэропорт. Настало время вспомнить родину, как полагаешь?
— Подождите! — взмолился Янив. — Вы не можете так меня бросить… Ури… Вы подумали, что со мной будет? Я вас очень прошу…
Берл подошел к окну и отодвинул край портьеры. Площадь перед отелем была пуста, если не считать ночного уборщика в фартуке, с совком и метлой. От как раз закончил выметать мусор из-под «опеля-вектра», притулившегося к тротуару в запрещенном для стоянки месте.
— Ты случайно не на «вектре» сюда приехал? — спросил он, не оборачиваясь.
Уборщик внизу аккуратно прислонил к стене свои орудия и быстро пошел по направлению к ближайшему переулку.
— Откуда вы знаете? — удивился Лефен. — Я бросил машину в неположенном месте, очень спешил… надо бы переставить, пока не отбуксировали.
— Не надо… — буркнул Берл. — Ты вот что, бижу… Забудь о моем совете ехать в аэропорт на твоей собственной тачке. Теперь она сама, как самолет. Прямой билет на небеса. В один конец.
Он посмотрел на скорчившегося в кресле парня. Жалко дурака. Кто бы ни были хозяева золота, времени они не теряли. И на засаду в загородном отеле не полагались — сели на хвост немедленно, а теперь еще и машину «зарядили»… Уйти сейчас одному означало бросить несчастного гражданина мира на верную смерть. Не то чтобы он ее не заслужил… Берл старательно вызвал в памяти картины взорванных автобусов на израильских улицах. «Борец за мир», сверлящий его сейчас умоляющим взглядом, приложил к этим взрывам свои личные усилия. Вот пусть теперь и подыхает, от своих же. Берл решительно поднял чемодан, и открыл рот, чтобы сказать напоследок что-нибудь особенно злорадное, но язык, к его удивлению, выговорил что-то совсем другое:
— Ладно, черт с тобой. Вставай, пошли. Только шустрее, второй раз не позову.
Они спустились по лестнице до подвального этажа, прошли через темное помещение кухни и оказались около служебного выхода. Там шла разгрузка овощного фургона. Прежде чем ступить со двора на прилегающую к площади улицу, Берл остановился. Янив с разбега ткнулся ему в спину и забормотал извинения.
— Тихо! — одернул его Берл. Мостовая тускло мерцала перед ними в предутреннем рассеянном свете фонарей. Стены спящих домов отчужденно пялились наглухо задраенными окнами. Улица казалась абсолютно безлюдной. — Пошли! — Они вышли на тротуар и быстрым шагом двинулись от гостиницы, в направлении, противоположном площади. Навстречу из бокового переулка вывернулось такси.
— Такси… — шепнул Янив. — Остановим?
Берл не успел ответить, потому что такси остановилось само, без всякого приглашения. Краем глаза он успел заметить фартук уборщика на заднем сиденье и бросился на тротуар, увлекая за собой Лефена и вытаскивая из-за пояса «глок». Вовремя! Из открытого окна машины раздались шлепающие звуки выстрелов.
«Аккуратно работают, с глушителем, не то что мы, варвары», — подумал Берл, открывая ответный огонь. Шлепки смолкли, машина рванулась с места, крутанулась, влезла на тротуар и с грохотом влепилась в фонарный столб. Брызнули стекла.
— Мотаем, бижу, быстро! — скомандовал Берл, вздергивая на ноги полумертвого от страха Лефена. Они пробежали несколько кварталов и перешли на шаг. Сзади уже слышался вой полицейских сирен. У Брюссельского парка на Кенигстраат Берл взял такси. Еще через полчаса в Левене они сменили машину, а заодно и направление движения. В восьмом часу утра довольный выгодным рейсом таксист высадил их у железнодорожного вокзала в Шарлеруа.
* * *— А вы теперь куда? — Янив Лефен угрюмо ковырялся вилкой в тарелке с омлетом.
Берл ухмыльнулся: — А тебе-то какая разница? Ты, бижу, и так знаешь больше, чем нужно человеку с твоим здоровьем. Того и гляди, простудишься до смерти.
Они сидели в кафе на привокзальной площади Шарлеруа. Каждый ждал своего поезда: Лефен — в парижский аэропорт, чтобы попытаться купить там билет на тель-авивский рейс, Берл — в Намюр, по дороге в Цюрих. Вообще говоря, он мог бы уехать и раньше — через Льеж и Кельн, но отчего-то Берлу хотелось убедиться, что парнишка сел на поезд живым и невредимым. Его мучило нехорошее предчувствие; Берл справлялся с ним, напялив на себя маску циничного ковбоя из залихватского вестерна.
В кафе было довольно много народа для такого раннего часа. Люди коротали минуты ожидания, шурша газетой над чашкой кофе с круасоном. В углу над стойкой бормотал телевизор. Туристский сезон уже ушел и забрал с собой до следующего года шумных улыбчивых парней с огромными рюкзаками за спиной и заспанных девиц в обтягивающих шортах, в тяжелых армейских ботинках с волочащимися по полу шнурками. Где ты, где, летняя безмятежность европейского вокзала? Теперь, когда пора отпусков закончилась, утреннее привокзальное кафе целиком принадлежало озабоченным типам человеческой породы: коммивояжерам, клеркам, секретаршам. Они поминутно поглядывали на часы, автоматическими жестами поправляли галстуки, одергивали юбки, барабанили по столу нетерпеливыми пальцами. Разве что парочка бритоголовых, татуированных, затянутых в кожу рокеров за соседним столом несколько выделялась из общей картины. Эти никуда не торопились, да и поезда им тоже были без надобности, судя по двум обвешанным фенечками и кожаной бахромой «харлеям», возвышавшимся на тротуаре рядом с кафе.
— Вашими стараниями… — мрачно сказал Янив.
— Что? — не понял Берл.
— Вашими стараниями простужусь, — повторил Лефен. — Пока вы не объявились, все у меня было тип-топ. Еще годик, и получил бы гражданство. Эх…
Берл насмешливо прищурился: — Ну, получил бы. А потом?
— А что потом? Жил бы, как нормальные люди в нормальной стране. Не как вы там, в вашей помойной яме… — глаза Янива блеснули злобой. — Ненавижу вашу гадскую страну, жару, бескультурье, вечную войну, оккупацию чужой земли, нацистскую армию… ненавижу!
Последнее слово он почти выкрикнул, так что многие в кафе обернулись на незнакомые звуки ивритской речи. Бритоголовый за соседним столиком наклонился и что-то сказал своему напарнику, отчего последний немедленно захихикал, поглядывая на Янива маленькими круглыми глазками.
