Кевин Брокмейер - Краткая история смерти
Возможно, Линделл дал волю паранойе. Но на его жизненном пути хватало людей, которые только и ждали возможности подставить ближнему ножку, и он давным-давно решил, что сделает все возможное — предаст, соврет и так далее, — лишь бы оставаться наверху, а не барахтаться в пыли.
Он стоял посреди улицы, все еще скользкой ото льда, — погода была морозная. Двое или трое пешеходов поскользнулись и упали на тротуар, пытаясь разминуться с ним. Как будто Линделл участвовал в какой-то незатейливой игре, не требующей от него никаких усилий. Шмяк, шмяк, шмяк — и противники один за другим падали.
Понимая, что рано или поздно кто-нибудь спросит про мусорное ведро, Линделл осторожно ступил в снег на обочине и зашагал. Такси не было. Только безумец сядет за руль в такую погоду. Холод надежно сковал землю, солнце все утро не выходило из-за облаков. Отвратительный день. Может быть, позже, днем, когда машины, тепло и первые отчаянные водители превратят лед на дороге в грязь, появятся такси и начнут мотаться по городу. Но до тех пор придется двигать на своих двоих, пусть даже с мусорным ведром в обнимку.
Линделл вспомнил детство, когда улицы неизбежно посыпали солью, как только выпадали первые два-три дюйма снега. Он жалел, что машин с солью — огромных грузовиков с великанами за рулем — больше нет. Они были одной из миллиона мелочей, оставшихся в прежнем мире. Линделл винил Лори Берд. Она не знала ни одного водителя «соляной машины», поэтому никто из них не попал в город. Она не знала ни одного специалиста по компьютерному дизайну — и их тоже не было. Лори знала огромное количество мелких людишек из сферы услуг, и разный уличный сброд, и грязных крикливых детей. Но она никогда не знала жену Линделла, его любовницу и бедную покойную мать, поэтому ему приходилось тосковать без семьи.
Посмотрите-ка, чем он вынужден довольствоваться — чем довольствуются все остальные. Например, по ту сторону улицы, на потрескавшейся скамейке, сгорбившись, сидела женщина, игравшая красным резиновым мячиком. За окном квартиры другая женщина напевала, натягивая через голову оранжевый нейлоновый жилет вроде того, что носили школьные охранники. За окном ресторана мужчина белой пластмассовой вилкой ел тунцовый салат с латуком, заткнув бумажную салфетку за ворот словно детский слюнявчик. Какая жалкая компания.
Линделл был единственным, у кого хватило здравого смысла собрать всех в одном месте, после того как город опустел.
Что делать, когда почва уходит из-под ног, а ты хочешь привлечь внимание? Брать ружье и стрелять.
Казалось бы, у кого-нибудь другого тоже могло хватить на это сообразительности, но нет.
Какой-то тип стоял на углу улицы и раздавал газеты. Линделл попытался уклониться, но тот загородил дорогу.
— Ну и погодка в последнее время, а?
Прекрасно, подумал он. Разговор о погоде.
— Да.
— Могу я поинтересоваться, что у вас в ведре?
— Ничего особенного. Ничего интересного.
Мужчина ухмыльнулся и воздел руку в воздух.
— Заголовок: «Человек тащит мусорное ведро в снегопад. Отказывается давать объяснения».
Рядом с газетчиком появилась женщина, державшая в руках стаканчики. Она поцеловала его в щеку.
— У них есть только без кофеина, поэтому я взяла горячий шоколад.
Линделл решил, что это наилучший момент для бегства. Газетчик с подружкой не пытались помешать. Линделл перешел Парк-стрит и осторожно поднялся на заваленную снегом лужайку, где возле монумента беспорядочно росли немногочисленные деревья. Было на удивление трудно сохранять равновесие с мусорным ведром в руках. Обычно, когда Линделл чувствовал, что поскальзывается, он расставлял руки в качестве противовеса, но теперь, из-за ведра, приходилось использовать локти и плечи и дергать ими в разные стороны. Должно быть, со стороны он выглядел полнейшим идиотом. Достигнув верха лестницы, он осторожно сошел с асфальта на траву и услышал приятное поскрипывание свежего снега под ногами. Монумент, поднимаясь над белым полем и черными дорожками, походил на булавку, воткнутую в гигантскую карту, — некоторым образом, так оно и было.
По лужайке гуляло несколько десятков человек, включая парня, который пытался ехать на велосипеде по снегу, наблюдавшую за птицами парочку и компанию безумных поклонников парапсихологии, которых Линделл в последнее время все чаще и чаще встречал в городе. Шестеро ненормальных, которые держались за руки и пытались передать свои мысли Лори Берд. Он попытался разминуться с ними, пройдя вдоль внешней линии скамеек и столов для пикника. Линделл пробрался дальним углом парка, оставив позади цепочку шагов и круглый след в том месте, где он поставил ведро наземь, чтобы подтянуть брюки.
В течение последних нескольких недель он вел сам с собой долгие разговоры о конце света. Простые дискуссии, которые, если он ослаблял бдительность, быстро перерастали в бешеные споры, а затем — в стремительные воображаемые дебаты, в ходе которых разнообразные люди, иногда — судьи и окружные прокуроры, а иногда — просто безликие голоса, обвиняли Линделла в том, что он несет прямую ответственность за распространение вируса. Они утверждали, что он должен был каким-то образом остановить эпидемию или по крайней мере предупредить людей о предстоящей катастрофе. «Почему ты молчал? — упорно спрашивали они. — Почему ты не сделал хоть что-нибудь?» Но он ведь не виноват. Честное слово. Пошли к черту. Он был обычным человеком, которому довелось заключить с «Кока-колой» контракт. Пиар создает или уничтожает интерес к конкретному бренду, а потом направляет его по оптимальному руслу. Вызывать и регулировать интерес — вот и все, что делал Линделл. Какой здравомыслящий человек станет винить его за это?
Да, он мог бы нарушить клятву и рассказать прессе о происходящем, объявив, что вирус распространяется заодно с продукцией компании — «нам очень жаль», ну и так далее — но какой был бы прок? Вирус уже разошелся далеко за пределы своих изначальных векторов. Виновата «Кока-кола» или нет — остановить эпидемию вряд ли бы удалось.
Линделл не понимал, каким образом его поступки могли бы изменить итог. А ведь воображаемые обвинители требовали именно этого, не так ли? Они хотели перемен — перемен в судьбах мира — и желали, чтобы именно Линделл изобразил героя.
Они просили слишком многого. Пусть катятся к черту.
— Идите все к черту, — сказал он вслух.
Он спустился по ступенькам в проулок, которым так редко ходили, с тех пор как погода изменилась, что отдельные ступеньки почти не выделялись под снегом. Линделл держал мусорную корзину в одной руке, а другой балансировал, притоптывая и скользя по лестнице. Потом он прошел по переулку между двух высоких зданий и повернул направо, на улицу, которая, судя по всему, некогда была крупной авеню. Линделл миновал склад автозапчастей, игрушечный магазин и риелторскую контору, потом газетный киоск, магазин здорового питания и кафе-бар — все они опустели, когда началась эвакуация. Чем дальше он уходил от монумента, тем меньше попадалось людей. Снег, казалось, становился глубже и глубже.
Линделл понял, что направляется к реке. Хотя он не планировал идти именно туда, он решил, что это место вполне подходит, чтобы избавиться от тайны. Пусть вода унесет ведро из города, подальше от улиц и домов, подальше от тех, кто способен его обнаружить, а потом оно утонет в каком-нибудь озере или море, в которое впадает течение.
В детстве, если нечем было заняться вечером, Линделл ходил к ручьям и речкам, лежавшим в пределах пешей досягаемости от дома. Он швырял в воду то, что находил на берегу, — пластмассовые ложки, кукол, карандаши, палки, куски картона — иными словами, все, что способно плавать, а потом старался поразить цель камнями или комьями земли. Он называл эту игру «бомбардировкой». Линделл помнил длинные вылазки через высокую желтую траву, растущую вдоль шоссе, которые приходилось предпринимать, чтобы добраться до реки. На середине вода всегда текла быстрее, чем возле берега. Он помнил день, когда поймал на мели пескаря, сунул в бутылку из-под колы и крепко закрутил крышку, а потом швырнул на быстрину. Пескарь хотел выбраться и метался внутри, так что бутылка качалась туда-сюда. Линделл ощутил сильнейший приступ ужаса и жалости — бедная рыбка! Он сбросил рюкзак, вошел в воду и чуть не утонул, пытаясь выудить проклятую бутылку. Она плыла слишком быстро, и в конце концов он потерял ее из виду. Линделл выкашлял полгаллона зеленой воды, когда наконец выполз на берег, и следующие три дня вытряхивал воду из ушей.
Он был таким сентиментальным щенком.
Просто удивительно, какие вещи припоминаешь, если дашь волю мыслям.
Городская река протекала у подножия пологого холма. Пока Линделл пробирался по сугробам, мусорное ведро скользило и гремело в руках, полиэтилен внутри колыхался, надуваясь на ветру и обвисая. Линделл видел подвесной мост, соединявший два берега, — тросы, белые от снега, засыпавшего сталь, выделялись на черном. Линделл подобрался к воде шагов на сто и понял, что мелководье вблизи берега замерзло. Поначалу он решил, что огромная река застыла вся, но, прислушавшись, различил тихое журчание и бульканье. Приглядевшись, он заметил темную полосу воды, струившуюся по льду.
