Хербьёрг Вассму - Стакан молока, пожалуйста
— Всю квартиру? — прошептала она.
— Нет, конечно… Но ты хоть понимаешь, что натворила? Если этот мужик вздумает мстить, он может очень нам навредить.
— Каким образом?
Глаза Лары стали круглые, как маленькие планеты… и чуть не выкатились из орбит.
— Пустит слухи… Или заявит в полицию. Откуда я знаю?
— Он знаком с Томом?
— Нет, конечно.
— Значит, Том ничего не узнает, если ты ему не расскажешь!
Лара стукнула кулаком по столу.
— Что и как — я и без тебя знаю! Слышишь?
Дорте сочла уместным не защищаться. Несмотря на золотистый загар, Лара выглядела усталой. Через минуту она сказала со злорадством:
— Можешь забыть о сегодняшней прогулке.
Она обещала Дорте, что они пойдут гулять вдоль реки. Через мост. Может быть, даже зайдут в церковь, чтобы Дорте могла наконец поставить свечку. Дорте очень ждала этой прогулки. Алтарь, восковые свечи. Но больше всего ей хотелось увидеть берег реки.
— Ну что ж, — пробормотала она, встала и открыла холодильник, чтобы налить себе стакан молока. Она выпила его, стоя спиной к Ларе.
Вскоре она услыхала, что Лара протащила из ванной в прихожую пакет с грязным бельем.
Ты тратишь безобразно много полотенец и простыней! — крикнула она. — Мы разоримся на этой стирке! — Она появилась в дверях, растрепанная, с капельками пота на носу. Голос у нее был сердитый. — Ты каждому клиенту стелешь чистую простыню?
Дорте молча кивнула.
— А надо просто перевернуть простыню на другую сторону! Использовать ее на все сто! — приказала Лара и ногой подтолкнула пакет к входной двери.
— Мне это противно!
Лара повернулась и приблизилась к лицу Дорте, грозя ей пальцем. Кольцо с большим красным камнем таило в себе угрозу. Дорте зажмурила глаза.
— Черт подери, я заставлю тебя делать то, что я велю! Или я расскажу Тому, что ты артачишься. И уж тогда точно твоя мама больше не получит никаких денег!
Услышав, что Лара отошла от нее, Дорте осторожно открыла глаза. Лара занялась кофеваркой, и Дорте поняла, что выговор на сегодня окончен. А когда они, как обычно, уселись за кухонный стол, — Дорте со стаканом молока, Лара с кружкой кофе, — обе как будто забыли обо всех размолвках.
— На Рождество я на несколько дней уеду, — объявила Лара, откусывая булочку с вечной копченой колбасой. Губы ее двигались и кривились, потому что она говорила, не переставая жевать.
— На Рождество?
— Да. Ты ведь следишь за календарем и потому должна знать, что скоро будет Рождество, — сказала Лара. — Во всяком случае, у тебя будет несколько спокойных дней.
Дорте осушила стакан с молоком, уже третий за это утро.
— У меня не будет клиентов?
— Пока я буду в отъезде, нет. Без меня это невозможно!
В комнате стало как будто светлее.
— Я уеду накануне сочельника, двадцать третьего.
— А кто же мне принесет молоко?
Лара откинула голову, тряхнув соломенной гривой, и засмеялась.
— Занятная ты все–таки девушка! — воскликнула она — Каждый день к тебе приходят шесть или семь клиентов, а у тебя как будто нет других забот в жизни, кроме как свежее молоко! Знаешь что? Молоко прекрасно хранится в холодильнике. Я принесу достаточно, тебе будет с чем встретить Рождество!
Дорте промолчала. Довлеет дневи злоба его. Темнота сгустилась. Главным образом у нее в душе. Стены комнаты с красными бра как будто засасывали Дорте в себя. Если Лара уедет, пыль покроет Дорте, и никто не будет об этом знать. И останется только тишина.
Дорте решила не переворачивать простыни на другую сторону. Она надеялась, что Лара все–таки ничего не скажет Тому. Представить себе, каким Том бывает в гневе, ей было трудно.
За день до отъезда Лара привела с собой двух мужчин в комбинезонах, которые принесли стиральную машину. Они установили ее в ванной, тем временем Лара шутила и смеялась с ними. Когда один из них ушел, Лара, войдя в гостиную, закрыла за собой дверь.
— Ну вот, чудо установлено. Но тебе придется расплатиться с тем, кто его наладил, — сказала она и кивнула на прихожую.
— Как расплатиться? — беспомощно спросила Дорте.
— Как обычно. Тот, что повыше, у них главный. Это займет всего несколько минут. Я останусь здесь, почитаю пока инструкцию и потом научу тебя, как стирать. А сейчас ступай в комнату и приготовься!
Дорте медленно встала и вышла в прихожую, пройдя мимо открытой двери в ванную. Высокий сложил инструменты в железный ящик. Когда она проходила мимо, он протяжно свистнул и вытер лицо рукавом рубашки. Не отрывая глаз от стены, Дорте прошла в комнату.
Лара оказалась права. Все кончилось относительно быстро. Но пахло от него противно.
Наступил последний день, теперь Лара вернется только через пять дней. Она не сказала ни куда едет, ни на чем. Впрочем, это Дорте было безразлично. Но само сознание, что ей это безразлично, было для нее важно. Она постаралась поскорее вымыться в душе, потому что Лара обещала дождаться ее, чтобы немного поговорить. Однако в конце концов у Лары уже не осталось времени ждать. Она ходила по квартире и давала указания. А когда ушла, все поглотила пустота.
Дорте пришла в голову мысль открыть дверь и позвать первого, кто появится на площадке. Она знала слова «одна» и «я хочу домой!». Ей стало страшно, что она поддастся искушению. Нет, надо быть осторожной и не наделать глупостей.
Вместо этого она снова пошла в душ. От частого мытья кожа у нее сделалась сухой. Особенно в промежности и с внутренней стороны ляжек. В большом пластмассовом флаконе крема почти не осталось. Это был уже третий. Лара упрекнула ее за транжирство. О клиенте с поврежденным глазом они больше не вспоминали, но было ясно, что Тому Лара ничего не сказала. А теперь решился вопрос и с простынями.
Если бы у матери была такая машина, это сберегло бы ей руки. Машина была подобна живому существу — отмывая простыни, она пела. Они положили в ее блестящее чрево простыню и полотенце, нажали кнопку «90 градусов» и запустили машину. Тут же в нее полилась вода. И машина запела на несколько голосов. Неожиданно она как сумасшедшая застучала в пол. Словно хотела сказать, кто Дорте на самом деле. «Шлюха, шлюха, шлюха!» — с бешенством кричала машина. Все быстрее и быстрее.
Дорте закрыла дверь в ванную. Закрыла дверь между прихожей и гостиной, включила плеер и вставила в уши наушники. Через некоторое время все стихло. Когда она вернулась в ванную, машина смотрела на нее большим стеклянным глазом. Закручивая в полотенце мокрые волосы, Дорте заметила, что все предметы вокруг вдруг потеряли форму. Она села на пластмассовую табуретку, прислонилась к стенке душевой кабины и ждала, когда пройдет дурнота. Потом надела махровый халат, сунула ноги в тапочки с заячьими ушами и прошлепала в гостиную. Взяла кассеты с норвежским языком и села на диван упражняться.
Наконец она поняла, что не сознает того, что говорит. Голос звучал пискляво и отказывался произносить слова членораздельно. Тогда она встала и начала ходить. Из комнаты в комнату. Кроме одной.
Остановилась перед стиральной машиной. Все было тихо, но Дорте помнила, как простыня и полотенце крутились там в мыльной пене. Круг за кругом. Она прогнала это видение и снова заходила по квартире. Неожиданно в памяти всплыла картина.
У ее школьной подруги был хомяк. Он бегал в колесе, носик его дрожал, коготки царапали колесо. Хозяйка редко доставала его из клетки — за ним так трудно уследить! Хомячка было жалко, и в то же время он вызывал у Дорте отвращение.
Она снова пошла, с трудом, шаг за шагом. Вокруг висели желтые бумажки и смотрели на нее как квадратные глаза. За темным оконным стеклом горели огни. Окна. Там жили люди. Она попыталась представить себе, что чувствует каждый из них. Но не смогла. Стала повторять вслух слова, написанные на желтых бумажках. Выключатель. Стол. Стул. Шкаф. Картина. Диван. Окно!
Потом снова пошла в ванную. Душ. Унитаз. Стирка. Мыло. Зеркало. Взгляд наткнулся на что–то, отраженное в его блестящей поверхности.
— Шлюха! — сказала она громко и пустила горячую воду. Подставила под струю руку, но тут же отдернула. Вода была как кипяток. — Шлюха! — повторила она, снова подставила руку под струю и держала ее, пока боль не стала невыносимой. Тогда она закрыла кран, верхняя часть ладони была багровой. Ее затошнило, но рвоты не было.
Когда в гостиной стало совсем темно, Дорте поняла, что ей уже давно хочется пить. Но тут она оказалась бессильна, потому что все время прислушивалась, не раздастся ли звонок в дверь. А в кухне, где стояло молоко и была вода, звонка не слышно. Пока она кружила по квартире, на нее навалилась тоска. Словно кто–то выкачал из гостиной весь воздух. Или надышал в прихожей. Если б она и услышала сейчас дверной звонок, то все равно не открыла бы дверь.
24
— Как здесь темно!
