Владимир Нестеренко - Огненное погребение
Народ был непуганый, первоходчики, почти всем заходили дачки, был телевизор, короче, веселились вовсю. В то время беспредел на усиленном режиме был скорее нормой, чем исключением.
«Велосипед», «балалайка», «космонавт»…
Из соседней хаты выгнали на строгий ксиву:
«Мы тут поймали одного, дрочил на параше, что с ним делать?»
Строгачи попросили подогнать чая, вопрос охуенно серьезный, надо не спеша чифирнуть, обдумать, дело нешутейное, решается судьба человека. На другой день прислали приговор:
«Или помогите, или не мешайте».
Сокамерники, арестанты не в рот ебаться, за этот год утомили.
Пиздячить домино об стол с размаху я их отучил давно. Но не запрессуешь же всех из-за своей бессонницы, не по понятиям. Опять же, телевизор орал, шо невменяемый: «Миша Шуфутинский с новым клипом „Ножи!“„Днем программы отключали, кризис, ну да телик ловит частоту, на которой пиздит какое-то радио. Тюремное радио выдрали сразу же, как только зашел телевизор – у хозяйской радиоточки нет регулятора громкости, а играли в нем вести с полей, радиостанция „Маяк“, концерт заслуженной артистки Ольги Басистюк, а также объявления типа: «…также запрещается наносить татуировки себе и своим сокамерникам…“
Через день по этажу ходил фельдшер, маленький черт Коля, погоняло Мыкол.
Младший лейтенант, не хуй; судя по его высокомерной заточке, он легко лечил от всех болезней.
Выпросить у него колесо было трудно, но возможно, я решил попробовать.
Дождавшись его прихода, я засунул жало в кормушку и стал ему втирать про бессонницу, травму черепа и т. д. Микропидор долго не вникал, нырнул в какую то литровую медицинскую банку с широким горлом и зачерпнул горсть таблеток. Я от такой щедрости охуел, подставил ладони и отвалил, пока Мыкол не передумал.
Сев за стол, я рассмотрел богатство – такие себе ниже среднего размера колеса, грязно-синего цвета, без надписей, края слегка заовалены, короче, мелкое синее НЛО. Дал он мне их штук сорок – невиданное дело даже для такой жирной тюрьмы, как Лукьяновка.
Для начала я закатил два колеса. Потусовался по хате, посмотрел, как пацаны запалили вату и задули дым под одеяло некоему Лемонти, свинокраду. Он здесь сидел уже давненько, спускаться с верхней шконки ему разрешали только на парашу и пожрать, он себе накрывался одеялом с головой и так проводил время.
Колеса не действовали, сна не было.
«Может, они из-за веса не действуют, поболее надо?» – призадумался я и закатил еще два. Через час, поняв, что ничего, даже самого далекого, я не дождусь, принял еще два колеса.
Неожиданно стало тяжело ходить. Я присел на шконку.
«Не наебал, пидорчонок, видно, просроченные были, вот не сразу и торкнули…» – с этой мыслью я стал раздеваться и залез под одеяло. Закрыл глаза, полежал. Однако мысли не путались, как от сонников, а просто тормозились. И мысли были такие: «Блядь, надо встать и одеться, не то – пиздец!!!»
На вторые сутки камера с интересом наблюдала, как я раздеваюсь, укладываюсь, после этого сразу же встаю, одеваюсь, иду к параше, стою на ней минут десять, пытаясь поссать, возвращаюсь на шконку, раздеваюсь…
Измены становились все более агрессивными, сдвигались стены, опускался потолок, с какого-то хуя, первый раз в жизни, заболело сердце.
Пару раз я втыкал жало в подушку и плакал.
Стоваттка под потолком превратилась в маленькое тусклое солнце, еле пробивающееся сквозь туман. Лиц я не различал, фокуса не было, видел все как сквозь желтую марлю. Про хавчик и речи быть не могло, про чиф тоже. Курить не получалось, дым стал удушливым, ядовитым. Мысли сократились, упростились, и теперь в голове еле ползла каличная бегущая строка с текстом:
П И З Д Е Ц+++ П И З Д Е Ц+++ П И З Д Е Ц+++ П И З Д Е Ц +++П И З Д Е Ц +++П И З Д Е Ц+++ П И З Д Е Ц.
А потом и ее не стало.
Передвигался я как зомби, медленно, по прямой, останавливался на ходу.
Походка изменилась, я ходил мелкими шаркающими шажочками, какими ходят перед смертью одинокие соседские дедушки.
На третьи сутки я уснул – упал и потерялся.
И проснулся здоровым.
Охуев от собственного здоровья, я чифирнул с пацанами и рассказал им все в подробностях.
Бессонница меня больше не мучила, и о сроке я не вспоминал.
Через пару дней, проснувшись вечером, я увидел следующую сцену: за столом сидело два дьявола и играли в нарды, вокруг толпился народ, а на столе стоял корабль, полный синих колес.
Я подошел и поинтересовался, что это, мол, за представление.
– Черти под интерес катают!
– Под какой?
– На синие колеса.
– Что?!
– Кто попадет, закатывает шесть синих.
Татьянин день
К тому времени Батько открыл точки в центре, оптовые ларьки на стадионе, пару магазинов, мы переезжали с левого берега на правый.
Время было уже бедноватое, но, по инерции, веселое, каждый день события, то звери наедут, то припрутся оптовики за расчетом, то еще какая-нибудь хуйня.
Опыта у нас было – хоть отбавляй, можно было написать учебник, под таким, например, названием:
«Хозяйствование в условиях активного противодействия спецслужб противника».
При появлении налоговой все ларьки закрывались, а не успевшие свалить продавцы сидели в ларьках тихо, как мышки. Ну, нас эти подробности не сильно-то и ебли, у нас задача была другая – находиться в десяти минутах езды от любой точки.
Офис был снят в развалинах. Какой-то бизнык прикупил несколько домов в центре, а пока не нашел, кому перепродать, сдавал развалины под офисы. Кривые темные коридоры, туалет без унитаза, и в каждой конуре сидит фирма, с директором, бухгалтером и секретаршей без знания языков.
Чтобы сэкономить на аренде и на секретарше, решили снимать один офис на две фирмы. Одной фирмой были мы, а второй – агентство недвижимости «Татьяна». Проходная комната, где сидела секретарша, была общей. Мы дали трофейную технику: компьютер, телефакс, мебель – самопальный кожаный диван красного цвета.
Кроме того, я принес картину знакомого авангардиста, а брокеры украсили офис настенными китайскими часами и пластмассовой лианой.
Стало уютно.
В комнатах было поярче. В конуре агентства на стенах висели календари и карта города, стояла китайская настольная хуйня из песка и глицерина, изображающая горы. У нас стоял стол, пара стульев и походный гидравлический бульбулятор из двух пластиковых бутылок, закопченный, на поверхности воды в нем плавал слой несгоревшей травы, не хватало только головастиков. Больше ничего.
Секретаршу привели мы, приличную даму из тусовки, кризис толкнул ее на такую хуйню, как работа. За сто долларов она ходила за пирожками, отвечала на звонки и терпела грубости.
Однажды секретарша ответила хозяйке агентства, дипломированному олигофрено-педагогу, на дежурный вопрос:
– Итак, дорогая, ну и кто же нам сегодня звонил?
– Кто-то звонил…
– Ну, и что потом? – поощряюще, терпеливо, без насмешки.
– И что-то сказал…
– Леся?
– Танечка, если бы ты столько курила…
Танечка стала к ней доебываться и нашла новую секретаршу, Поросятко, малолетнюю жлобиху из райцентра, которая желала жить в городе.
Сиськи у жлобихи были такие же, но в тонких материях – уступала.
При передаче дел старая секретарша сказала Поросятку: «В принципе, все несложно, даже дура разберется. Надо отвечать на звонки, записывать, кто там звонил, ходить за пирожками, и будут щупать».
Так вот, это агентство устроило празднование Татьяниного дня.
Хозяйка и бухгалтер были Татьяны, девушки лет тридцати, а я приперся с водителем, флотским лейтенантом-расстригой, поздравить. Брокеров набежало много, я и не ожидал, что они такие подхалимы. Один дядя-брокер приехал с гитарой и весь вечер пел песни. Я всегда считал его спившимся кэгэбистом, оказался – инженер-механик, с такой-то рожей…
Второй брокер (это у них вроде должности, Первый брокер, Второй брокер), Ворона, привела свою мамашу, даму с отвисшей нижней губой, глубоко за полтинник. Она, оказывается, тоже была вовлечена в процесс недвижимости. Обычно мы при встрече брали Ворону за ноги и слегка трясли в воздухе. Юбку она все равно не носила, ходила в шортах, так что не сильно и обижалась. Трясли мы и хозяйку, да всех трясли, кто еще по возрасту подходил. Глянув на мамашу, я сказал водителю, Морячку: «Ни в коем случае!» Поржали о своем, напугали женщину.
Сколько раз все эти люди, забредая в офис, подвергались надругательствам…
Всем брокерам мужского пола было не раз сказано: «Тебе пиздец – смотри, осторожно».
Женщин щупали и переворачивали вниз головой.
А когда мы решили завязать с карточной игрой в офисе, то стали играть в «чу» – это такая азартная детская игра, связанная с мелкими деньгами. Табачный дым, смех, звон мелочи, семечки и мат. Клиенты, приходившие на подписание сделок, как на расстрел, со всеми родственниками, с прабабушками, были в недоумении. Однако хозяйке «Татьяны» было выгодно такое соседство, она не хотела тратиться на безопасность, так что терпела нас.
