Сергей Мирный - Живая сила. Дневник ликвидатора

Формула зоны

В зоне можно находиться, но нельзя жить.

Жить нельзя — работать можно!

так думаешь поначалу, захваченный молодецким азартом: работа спорится, каждый день узнаешь что-то новое, делаешь нужное, важное и оказавшееся тебе по плечу дело…

Нет жизни — нет и работы…

Всего лишь через пару десятков дней всеми своими потрохами, до костей ощущаешь, как катастрофически, сказочно быстро съедает зона энергию, силы, желания человека…

З-О-Н-А

Яйца

Я бегаю-прыгаю, мечусь по лагерю как угорелый — «Где ротный?» Срочно нужен командир нашей роты, чтоб решить срочные вопросы, которые командир взвода-я — решать со старшим начальством без него просто не может… «Где ротный? Где ротный?» — никто не знает, у кого ни спрошу — а спрашиваю я у всех — и из нашей роты, и офицеров из соседних рот… Все сами как ошпаренные — ЗАВТРА КУЧА ГЕНЕРАЛОВ ПРИЕЗЖАЕТ! Причем не мелкая генеральская сошка, а уровня заместителя командующего Киевским военным округом: Переходное Красное Знамя лучшей части округа вручать (оно и так в нашей бригаде с мая месяца постоянно, и эта процедура «перевручения» ежемесячно повторяется… Угораздило служить в геройской части!). И сейчас нужно срочно решать миллион вопросов, которые стоят перед нашей ротой, а она, как назло, среди лучших, ей вымпел будут вручать… Я второй день в разведку не езжу. «Какая на хрен разведка! Командующий округом приезжает! В лагере работы по горло!» — так мне мое батальонное начальство доходчиво ситуацию разъяснило… Да где ж ротный???!

— Ротный? Ротный яйца собирает.

У меня — глаза на лоб:

— Какие на хрен яйца??! Какие яйца??!

— Какие яйца? Обыкновенные. Кажется, куриные. Я не заметил.

У замполита — перед этим он, как и я, искал ротного как угорелый, — у замполита отрешенные глаза человека, внутреннему взору которого открылось что-то.

И я, словно предчувствуя какой-то «момент истины», сам неожиданно успокаиваюсь и говорю:

— Поподробней, пожалуйста.

— Я ж говорю — яйца собирает, — терпеливо объясняет замполит. — В штабе батальона. Я сам приторчал, — добавляет он уже более «личным», оттаивающим голосом.

Говорит он это мне уже в спину — як штабной палатке иду.

И нахожу там командира нашей 1-й РРР — 1-й роты радиационной разведки. Под стенкой мирно сидящего за длинным столом. Играющего. В детскую такую электронную игрушку, с жидкокристаллическим дисплеем:

С двух сосен — с разных их веток, на разной высоте — скатываются яйца — и падают вниз; «Волк-из-мультфильма» (персонаж) внизу их должен ловить — подставлять кошелку, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Не успел — яйцо падает наземь — разбивается: скорлупки, желтки растекаются… Жалко. Чём лучше играет игрок, тем быстрее — почти как лавина — avalanche! — с разных ветвей разных сосен — ссыпаются — буквально ручьями текут! — яйца… Только успевай вертеться, Волк!

И перестал существовать мир для командира 1-й РРР — и мир, и начальство, и пролом 4-го, и родная вверенная ему рота, он весь был там, в этой маленькой детской игрушке, в ловле яиц, и бешено двигались его толстые пальцы по кнопкам, и все естество его рвалось к виртуозности… в ловле яиц.

А я стоял у торца стола, за край его руками ухватясь, не в силах взгляд от этого неистово-страстного зрелища оторвать, и молчал.

И одна только мысль в моей голове (а глаза завороженно смотрели):

«Сережа, на хрена тебе это нужно? Ты что, командир роты? За роту отвечаешь? Все вы — ты, замполит, Валера, старшина — бегаете как бобики, пупы рвете и на разведке и в лагере — день и ночь — а ротный нашел вас, дураков — и в ус себе не дует? Ты кто? Ты — командир взвода. Вот за взвод и отвечай — за тех 6 экипажей машин, что в нем, — чтоб люди были накормлены, а машины исправны и к разведке готовы; людей 20, машин 6… И все. А организация разведки роты, и книга приказов роты, и журнал доз роты, и списки на оплату выездов роты, и объезды ПУСО ротой — когда ты роту из зоны выводишь, свою задницу для военной прокуратуры подставляешь (и везение твое — оно ж может когда-то кончиться!) — и все остальное-прочее — без счету, конца и края — что постепенно-постепенно на тебя понаваливалось — и что ты все тянешь как само собой, — это все не твое собачье дело! На хрена тебе это нужно?!»

…Время разбрасывать камни — и время собирать яйца…

…Командир 1-й роты радиационной разведки упражняется в ловле игрушечных яиц…

…Я стою у стола, держась за его торец руками…

…Завтра в лагерь приезжают генералы…

Я и mon general

Ну ладно, я пошутил: какой там генерал!

Капитан.

Mon capitaine.

Я и мой капитан. Мой непосредственный (по-воен- ному он называется — «прямой») — во-от такой вот мой «прямой» начальник. Мой командир роты (сокращенно — «ротный»).

Он — ротный, а я — взводный: командир 1-го взвода, одного из трех вверенной ему 1-й роты батальона радиационной разведки.

…Мы с ротным пришли в один день. Точнее, приехали. Вместе, в одной колонне.

Колонна была маленькая, из трех крытых больших военных грузовиков, и везла пополнение из Белой Церкви (город Белая Церковь Киевской области), из пересыльного пункта — в лагерь. Ротный — в офицерской форме (она казалась нарядной по сравнению с нашими солдатскими робами) ехал старшим машины в кабине рядом с водителем. А я — в кузове, на лавке в ряд с такими ж, как и я сам, «партизанами» — офицерами — и солдатами из запаса, — глядя на уходящую из-под заднего борта машины шинельную ленту шоссе… На села по обочинам в фиолетовом украинском надвечерье: люди на лавочках смотрят вслед машинам, на нас, глядящих на них из-под брезента, как из полумрака пещер… Сколько они таких крытых колонн перевидели? Все ближе и ближе к зоне…

Именно там, на остановках, во время трепа — перекуров-пере(пардон)сциков — я с ротным и познакомился. Потом оказалось — мы в одну в/ч — воинскую часть — направляемся. Уже с интересом друг на друга взглянули.

А в в/ч — таковой оказался батальон радиационной разведки — мы попали в одну — 1-ю — роту: он — ротным, а я — взводным.

Mon capitaine был среднего роста, какой-то грузноватый… я б даже сказал, «кругловатый». И лицо у него было большое и круглое. Губы тоже большие, причем не по-негритянски, а по-простецки, грубо как-то большие. И очень круглые большие (кажется, карие) глаза — глаза удивленного ребенка. Ребенка все время что-то недопонимающего и все время как бы немного в себе. И фамилия круглая, грузная, простецкая — Воннов (не Воинов, я подчеркиваю, а Воннов).

Немного он весь был какой-то неопрятный.

Форму свою красивую он снял и в пластиковом мешке — «До дембеля!» — под потолком палатки за деревянный брус-поперечину подвесил. А новую форму, которую ему тут выдали (куртка и штаны ВСО — «Военно-строительный отряд»; она мне тюремную робу чем-то напоминала; очень, кстати, удобная, практичная), — он ее так и не обжил. Заносить — заносил, а не обжил.

«На нем и штаны сидят, как на покойнике», — где-то было сказано в записных книжках Салтыкова-Щедрина. Что-то в этом роде.

Был он танкист, технарь; майором становиться не хотел, а хотел остаться капитаном — выйти поскорей на пенсию (как капитану ему срок уже через два года) и стать техником по ремонту телевизоров. Таково было его хобби и настоящее призвание.

Он был флегматик, а флегматики — плохие командиры. Он и был плохим командиром… даже не то что плохим — никаким.

Ну вот — картинка — восстанавливаю эпизод по записной книжке (и чтоб вы, кстати, поняли, каких он дураков в нашем лице нашел):

17.07.86. 23.30. Часа полтора «господа офицеры» (командиры трех взводов и старшина роты) утрясают, кто завтра на разведку, кто на стройку, кто на кухню чистить картошку, кто на дембель, какие машины на выезд, какие и почему в ремонт, сколько км проехала рота, сколько замеров, машин, проб, деревень… Ротный периодически появляется в проеме входа — «Работаете? Хорошо» — и исчезает опять — по лагерю по своим приятелям — кадровым офицерам из вышестоящих штабов… Сочинили наконец писулину — и командир роты, появившись под конец, мельком на пачку списков взглянув, выдал Мише (взводному-2): «Ну, ты и распишись за меня…»

И хозяин никакой: отдал командиру 2-й роты (этот был из себя весь такой «карьерный военный»: подтянутый, ходит прямо, вроде у него слива в жопе торчит, свою роту школил — смотреть больно было! — они по струнке у него ходили, бедняги) — 2-й роте отдал два наших маршрута — Припять — Янов и Канал — Ладыжичи. Отдал… Я просто озверел, когда из разведки приехал и узнал: «Какого … вы их ему отдали?» — «А он попросил. Завтра съездишь с ним, покажешь».