Владимир Колганов - Лулу
Я слышу визг тормозов, потом дверь со скрипом открывается и кондукторша таким, знаете ли, ехидным голосочком объявляет:
— Которые еще денег не собрали — вылезайте!
Какая между всем этим связь, я, честно говоря, поначалу и не понял. Только потом, когда уже вывалился из автобуса и ощутил под собой твердь мостовой, до меня все-таки стало доходить. Мысленно пересчитывая то, что еще осталось у меня в карманах, я, спотыкаясь на ходу, заковылял прочь, проклиная и того зловредного водилу, и более всего кондукторшу. Да уж, все это было явно неспроста! Подвергать подобному испытанию невинных, в сущности, людей в расчете на вынужденное их согласие — это ли не издевательство над здравым смыслом? Притом заметьте, что выходило так, будто бы я сам преследовал себя. Словно бы именно я в компании этих двух уродцев пытался убедить себя в необходимости совершения некоего поступка, на который у меня просто не хватало сил. Ничего себе! Да с какой стати я сам буду заставлять себя расплачиваться?
Только бы мне повидаться с Веней, и больше не нужно ничего! Даже после той, несостоявшейся его попытки использования в наших общих интересах достижений современной хирургии с целью обозрения моих внутренностей. Эх, зря я тогда, пожалуй, отказался! Теперь бы не пришлось блуждать в потемках в поисках выхода из тупика. По счастью, Веня недавно прикупил себе квартирку совсем недалеко отсюда.
Я прохожу через отделанную каррарским мрамором то ли аркаду, то ли подворотню. Миную двор с крохотным бассейном, где тихо плещутся золотые и оранжевые рыбки, и чуть поодаль в зарешеченном вольере что-то бормочет в полусне павлин. А вот и дом — бронзовые львята у подъезда, колоннада, массивная, кованная медью дверь, и все это увенчано огромным куполом. Словом, все как и положено, не хватает только флага. Да, здешний хозяин от скромности не должен помереть…
И вот уже поздний ужин плавно перетекает в задушевную беседу.
— Ах, Веня! Если бы ты знал, как тяжко всякий раз переживаю я нашу с тобой долгую разлуку. Особенно вот сейчас, когда на меня свалилась вся эта канитель. — Я сидел в кресле, обхватив голову руками, и, как полагается в таких случаях, раскачивался из стороны в сторону.
— Да ладно тебе, Вовчик. Пройдет время, и все понемногу образуется. А я со своей стороны помогу тебе, чем можно, только ты не дрейфь. Останешься без работы, так я и тогда тебя где-нибудь пристрою. Хочешь, тенором возьму в театр? — Веня с таким искренним сочувствием смотрел на меня, что, если бы не врожденная моя неприязнь к вокалу, да и вообще ко всякой опере, я бы тут же выдал ему что-нибудь этакое, вроде арии Радомеса из «Аиды». Ну а так…
— Добрая душа ты, Веня! Удивляюсь я, глядя на тебя. Если бы не ты, даже и не знаю, где бы ночевал сегодня.
— Что уж тут удивляться? Привязанность к братьям нашим меньшим — это естественное свойство всех нормальных людей. — Сидя на диване, Веня поглаживал голову любимого пса и, глядя на меня, щурил правый глаз и снисходительно улыбался.
— Ах, если бы все так рассуждали! — по-прежнему не унимался я. — Однако то, что происходит сейчас, просто не укладывается ни в какие привычные для меня морально-этические рамки. Дошло до того, что я даже боюсь сегодня дома появляться. А вдруг они опять придут?
— Не надо было неразделенную любовь превращать в свое политическое кредо. Чувства, как тебе должно быть известно, в делах только вредят. — Веня повернулся лицом к компьютеру, где, как всегда, маячило озлобленное личико незабвенной Лели. — Ему, видишь ли, рыночные основы наших отношений сделались не по душе. — И обращаясь снова ко мне: — Тут ты, Вовчик, что неудивительно, явно перегнул, так сказать, подменил несоизмеримые масштабы. Действительно, бывают на свете и преданная дружба, и взаимная любовь, но это совершенно из другой оперы. Твоя же задача, как я ее понимаю, не любить, а следовать заданным путем, не отступая от ранее намеченной нами линии буквально ни на шаг и ни в какую сторону…
— Но Веня! Я, можно сказать, всей душой… — Я густо покраснел, словно бы меня поймали на какой-то непристойности.
— Вот ты опять перебиваешь! — Веня оттолкнул пса и указательный палец освободившейся руки направил прямо в центр моего лба, словно бы обнаружил там подлежащего уничтожению комара или какую-то другую мерзость. — В иных обстоятельствах я бы наказал тебя именно за постоянный переход на личности и назойливую демонстрацию неуважения к нашим идеалам. Однако в данном случае мной руководит не разум, но всего лишь чувство сострадания. И оно не находит возможным оставить тебя вот в этом состоянии просто так. — Тут Веня оглядел меня с головы до ног и, судя по всему, пришел к неутешительному итогу. — У тебя неважная динамика, Вовчик. По моим многолетним наблюдениям, ты склонен к сползанию в беспредел путем вхождения в раж, то есть в запой, с последующим длительным выползанием из оного. Вот и сегодня ты скулишь и жалуешься на неустроенную жизнь, а завтра напьешься и провалишь наше дело. Честное слово, Вовчик, так нельзя! Даже и не знаю, как нам быть и что мне с тобой делать.
— Веня! Ну поверь мне еще раз. — Я чувствовал, как у меня подгибаются колени, еще чуть-чуть, и оказался бы лежащим на ковре.
— Или возьмем тот эпизод, когда ты нанес неизлечимую душевную травму Лелечке и дал деру прямо с операционного стола, попутно обвинив меня в применении методов сигуранцы и гестапо. — Веня до предела поднял густые брови, выпучил глаза и как бы в полнейшем недоумении развел руками. — Ну скажи на милость, откуда что взялось? Разве не я поддерживал тебя, когда советами, а где-то и немалыми деньгами? А если к этому добавить то, что я спасал тебя от заслуженной порки, уже и не помню сколько раз, тогда ты должен признать, что у меня просто ангельское терпение. — При этом вопреки произносимым словам на лице Вени явственно обозначились признаки нарастающего раздражения.
— Я же и говорю, что ты мой Альхен… — Я все никак не мог сообразить, какими бы словами успокоить благодетеля.
— Вовчик! Ты мог бы быть интересным собеседником, но вот беда, срываешься на брань по самому пустячному поводу. Уровня дискуссии ну никак не держишь. — Веня вскочил с дивана и теперь быстрыми шагами расхаживал по комнате. — У тебя начисто отсутствует чувство меры. Это касается и твоих личных выпадов против меня. Пойми же, наконец, что есть вещи, которые просто нетерпимы в приличном обществе. Ты однозначно нуждаешься в одергивании, иначе тебя периодически заносит.
— Веня! — снова покраснев, взмолился я, — Веня, больше этого никогда не будет!
— Остается лишь опровергнуть твой идиотский постулат о том, что эта девчонка стала единственным и последним существом, которое удерживает тебя в этом мире. — Веня в изнеможении плюхнулся на диван и, уже не глядя на меня, замахал перед моим лицом руками. — И не перебивай! Так вот, ты мне уже неоднократно заявлял, что считаешь себя анфан террибль, которому дозволено все, даже переспать с женой подчиненного тебе сотрудника. В сущности, это твое личное дело — с кем спать, а с кем не спать. Однако даже ты обязан когда-нибудь решиться на признание в том, что тут есть явная несправедливость по отношению к близким тебе людям, к твоим преданным товарищам. — Веня снова смотрел на меня, и его вылезающие из орбит глаза выражали одновременно злость, нестерпимую муку и что-то очень похожее на робкую надежду. — Запомни, что первый признак разложения личности властью, будем здесь точны, — это не что иное, как злоупотребление этой самой властью. Я имею в виду использование своей власти во зло по причине искаженного восприятия окружающего мира и преувеличения собственной значимости. Ты упиваешься своей властью над девочкой, однако подумай при этом о других. Неужели до сих пор не понимаешь, что им предстоит теперь выплачивать солидную неустойку, а для этого надо же где-то брать кредит. Зачем ты явно не чужих тебе людей на это обрекаешь?
Ну вот! Стоит только завести с Веней о чем-то разговор, как непременно все сводится к деньгам, словно бы, кроме них, нет ничего более достойного нашего внимания в этом мире. А так хотелось поговорить о чем-нибудь прекрасном. И еще очень хочется, чтобы он защитил меня и приласкал — ну не так, как пса, но тоже было бы приятно.
Даже и не знаю. Наверное, я напрасно затеял этот разговор, однако куда же мне деваться? Ведь если он по собственной инициативе пожелал стать для меня вторым «я», тогда к кому же мне еще пристало обращаться за советом? Но согласиться на такую офигенную контрибуцию я никак не мог. А Веня тем временем уже подводил итоги нашей затянувшейся беседы:
— Так что, Вовчик, раскошеливайся давай. Нечего тянуть кота за хвост, тем более что предложение тебе сделано, на мой взгляд, более чем гуманное и вполне приемлемое.
— Ну скажешь тоже. Ведь буквально раздевают догола! И что теперь предпринять, даже и не знаю. Может быть, мне люстру продать? Богемский хрусталь нынче снова в моде. — В качестве наиболее убедительного аргумента я попытался выдавить из себя слезу: — Веня, а нельзя ли как-нибудь иначе?
