Эльфрида Елинек - Михаэль. Книга для инфантильных мальчиков и девочек

А то, когда голубой экран погаснет, не факт, что вам удастся так быстро найти нужную мисочку.

Красавцы и уродцы

Дорогие читатели! Мальчики и девочки, мужчины и женщины — короче говоря, люди! После того языка, которым разговаривала с нами знаменитая писательница, нобелевский лауреат 2004 года, в своем раннем романе, хочется перейти на нормальный человеческий язык. Причем как можно скорее. Ведь говорила она с нами будто с детьми, как с несмышленышами, — задавая вопросы и требуя на них «самостоятельных ответов», которые сама же нам и подсказывала. Нарочито доброжелательным тоном школьной учительницы, которая обожает стандартные ответы. Потому что думать не привыкла.

Читать Эльфриду Елинек и приятно, и противно. Испытываешь циничное наслаждение оттого, что хороших людей в принципе не существует — ведь положительных героев в книгах Елинек не бывает (это мы уже знаем по другим ее романам), а значит, и твои собственные недостатки — вещь вполне естественная и не постыдная. И одновременно ужасаешься оттого, насколько каждый человек — вывернутый писательницей наизнанку в ее замечательной манере, когда внешнее поведение героя незаметно, без всяких швов, перетекает в жизнь его подсознания, — так вот, ужасаешься, насколько каждый человек внутренне мерзок.

Отвратительна актриса Инга Майзе, которая в лепешку разбивается перед своими поклонниками (причем в буквальном смысле слова: показывая «изнанку» своих персонажей, Елинек доводит их поведение до абсурдного гротеска). Мерзок развратник дядюшка Билл, вовлекающий вверенных ему детей в свои сексуальные игры. Но и сами эти дети хороши: оказавшись в доме своего бедного одноклассника, они с упоением измываются над ним. Омерзительна мать Герды в восприятии ее собственной дочери: «Мама очень жирная и похожа на губку. Жир сочится у нее сквозь поры». Но не менее отвратительна и дочь, думающая так о своей матери.

Но стоп! Эта книга вовсе не галерея физических и моральных уродцев. Хотя обличительный пафос неизбежно просматривается. Замысел автора все же несколько сложнее, чем этот стандартный критико-реалистический ход, и дотошному читателю он наверняка раскрылся и без наших комментариев. Замысел этот маркируется прежде всего графикой. То, что выделено якобы как заголовок, всякий раз обозначает срез, в котором автор строит свою художественную реальность. И очень важно разобраться в том, что же они собой представляют, эти срезы.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ — это то, что происходит в жизни персонажа на самом деле (хотя это и не совсем реальность). Осознать заключенное нами в скобки можно, только если мы разберемся в том, что такое РАССКАЗ и ПЕРЕСКАЗ. «Рассказ» — это то, что человеку внушают массмедиа, и прежде всего, по мысли Елинек, телевидение. Телевидение предлагает ему другую реальность, навязывает систему ценностей, которую человек начинает проецировать на собственную жизнь; мало того — он строит свою жизнь, ориентируясь на эту систему. Герда и Ингрид — молодые стажеры, будущие клерки крупной фирмы, те самые «любые» люди, которые эту систему ценностей воспринимают как идеал.

А вот «пересказ» — это то, как они ее воспринимают.

Школярские термины «рассказ» и «пересказ» не случайны. Они тесно связаны с третьим срезом — метафорой ученичества, маркированной обращениями вроде ДОРОГИЕ МАЛЬЧИКИ И ДЕВОЧКИ!

Итак, добрая учительница-жизнь, маску которой надела на себя писательница, предлагает «мальчикам и девочкам», то есть интеллектуально незрелым людям любого возраста, этому, по выражению Елинек, «инфантильному обществу», некие модели жизни, те самые «рассказы», а «мальчики и девочки» должны не только прилежно выполнить урок — то есть сделать «пересказ», но еще и прийти к нужным выводам, именно к тем, которые мы в самом начале назвали стандартными.

Выявить главное в этом тексте нам помогает своеобразный «антистиль» писательницы: отсутствие в оригинале заглавных букв и большей части знаков препинания, а также намеренные унылые повторы одних и тех же слов, одних и тех же характеристик и даже фраз, создающие атмосферу безэмоциональности и статичности.

Так какую же жизнь видят в телевизоре? Красивую! Там обитают умные красавцы: директора фирм, их жены, архитекторы, журналисты, фотомодели, актеры, телеведущие, певцы, спортсмены. Они умно говорят, совершают умные поступки, и жизнь у них складывается красиво. Именно они — герои телесериалов и ежевечерних передач.

А у телевизоров сидят уродцы, заурядные людишки: Герда и ее мама, Ингрид и ее мама, рабочие, уборщицы, мясники, мелкие служащие — короче говоря, миллионы телезрителей. Сидят и завидуют. Сидят и мечтают. Самое страшное наказание — если мать заставит дочь весь вечер просидеть спиной к телевизору.

Экранная жизнь окончательно убеждает телезрителей в их собственной неполноценности. Их воображение начинает рисовать им чудовищные картины унижения и физических страданий при столкновении «уродцев» с «красавцами», и в этом чудится нечто кафкианское. Пропасть между теми и другими непреодолима. Перед нами — параллельные миры с разными системами ценностей. Но это — с точки зрения самих персонажей. Читателю же писательница показывает всю подноготную жизни «красавцев», находя убийственные гротескные метафоры, которые обнажают всю уродливость их жизни: главный телегерой Михаэль, успешный молодой глава фирмы, предстает тогда несмышленышем, которого мама запаковывает в памперсы и детский комбинезончик (вот она — основная метафора инфантильности в этой книге!); другой телегерой, Портер Рикс, издевается над своей помощницей, а его дети мучают ручного дельфина.

Результатом массированной телеобработки мозгов оказывается homo standarticus, ужасающую пошлость которого Елинек демонстрирует неоднократно, и прежде всего — с помощью столь хорошо знакомых нам массовых опросов: «Кто ваш идеал?» или «Любите ли вы свою работу?». Ответы свидетельствуют об удручающей однообразности идеалов (спортсмены, актеры) и неразвитости, стандартности мышления поголовно у всех опрошенных.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ их жизни, смоделированная телевидением, вобравшая в себя систему ценностей массовой культуры, — это полужизнь, жизнь заранее запрограммированных людей, и в ней самые прекрасные, возвышенные представления превращаются в кособокие, уродливые обрубки: так деформируется в сознании Герды и Ингрид понятие «свобода», оборачиваясь пошлой песенкой о свободе после работы.

Но почему же у них, этих героев, все так горестно складывается? А потому что они не любят думать, говорит нам «учительница» Эльфрида Елинек. Вот такой урок!