Виктор Корнев - Четыре реки жизни
Как предок мой, чуть сдвинув брови,
Лежу, читаю звездный дым.
Благодатные тучные пастбища и тогда еще многочисленные ручьи, озера и речушки, да небольшие тенистые леса и рощи этих краев, всегда привлекали свободолюбивый и наиболее активный народ со всей России. Потом этот отчаянный, воинственный люд стал называться вольными казаками, часть расселилась за Волгу, на Урал, часть закрепилась и осела в Сибири и Дальнем востоке. Несколько сот лет назад климат здесь стал суше, многие реки и озера высохли, леса и рощи постепенно были вырублены, почва из-за слабых паводков и дождей стала засаливаться и скудеть. И сегодня здесь можно встретить лишь только очень редкие отары овец, недалеко от Сала, да пустые, заброшенные хутора и кошары.
Дорога, почти прямая, иногда резко сворачивает в сторону, чтобы обогнуть нагромождение камней, холмик или овраг. Вот, наконец-то, и последний долгий пологий подъем. Для автомобиля или пешего человека он почти незаметен, а вот мой мопед уже на первом километре начинает перегреваться, чихать и глохнуть. Надо дать мотору остыть, почистить свечу, не спеша подтянуть крепление удочек и рюкзака с лодкой. Замечаю, как за моими действиями пристально наблюдают, из недалекой черной темени лесопосадки, несколько зелено-желтых глаз. Но для меня эти «ребята» не опасны – конец лета, все сыты и в тепле, калорий надо мало, поэтому нет у них ни аппетита, ни азарта, да и я не из их пищевого рациона. К тому же у меня есть пика – дубинка с привязанным на конце кинжалом, страшное оружие в умелых руках. Несколько сот метров иду пешком, но вот подъем стал полегче и я, помогая мотору педалями и голосом его натруженному реву, прохожу вершину подъема. Далее длинный спуск, мотор сразу переходит на радостное «си» и мчится так, что надо притормаживать.
Уже почти рассвело, лишь на темном западе, едва просвечивают звездочки, да белеет кусок низкой луны, а весь восток уже загорелся, предваряя встречу с выползающим красным диском, называемым солнцем. Засуетились и зачирикали ранние птицы, но еще сонные кузнечики не приветствуют меня своими бесконечными трелями – их концерты впереди. Съезжаю на едва заметную в чахлой траве тропку и с предвкушением радостной встречи с рекой еду к своему заветному месту.
В этих равнинных местах речка почти ни чем не выделяется и издали ее заметить непросто. Нет ни прибрежных высоких кустов и деревьев, как на Дону или Сухой, нет и обычного жилья вдоль ее берегов или стоянок рыбаков-туристов. Пусто. Идет обычная степь, которая вдруг обрывается двух или трех метровым уступом, где сквозь мощную растительность с трудом можно увидеть воду. Саму реку обычно не видно, метров десять-двадцать с обеих сторон, плотной стеной растет высоченный тростник и лишь в редких местах вода подходит к болотистому берегу и можно как-то спустить лодку в реку. Поэтому незнающий человек может проехать в ста метрах от берега и не увидеть реки. Можно стоять на берегу реки и не увидеть зеркала воды, а тем более рыбака, спрятавшегося за тростником и сидящего в лодке.
Таким и было мое заветное место на реке Сал в те далекие годы. Лодка наконец надута, удочки и рюкзак заброшены в нее и теперь надо осторожно, чтобы не порвать тонкую резину, стоя по колено в черном вязком иле, столкнуть ее в глубину, успеть залечь в нее, перевернуться на спину и помыть грязные голые ноги. Не спеша плывешь на свои рыбные угодья, что напротив места, где спрятан в тростнике мопед. Прятать мопед приходилось на всякий случай, хотя люди бывают здесь очень и очень редко. Но береженого Бог бережет, как говорила моя матушка.
Течение едва заметно, лишь в самом узком месте, где тростник оставляет реке всего метров пять чистого зеркала, ускоряется движение воды. Дальше располагается небольшой овальный плес, с глубинами до четырех метров и шириной около двадцати метров.
Это и есть место моей рыбалки. Глубина здесь разная, тростник, где выдается, где уходит ближе к берегу, образуются уютные тихие бухточки с чистой прозрачной, отфильтрованной растениями и ракушками, водой. Выбираю место поглубже, хорошо защищенное от ветра и невидимое с берега, из-за нависших с трех сторон высоких стеблей тростника, стоящих плотной стеной между мной и берегом. Привычно привязываю лодку к толстым стеблям и разматываю снасти. Начинается священнодействие – ловля рыбы!
Сначала разбрасываешь приманку, ловишь мальков для поплавочной закидушки и забрасываешь ее. Потом готовишь основные снасти и действо началось. Тучи мелкой плотвы, в полводы, агрессивными наскоками провожают твою насадку, а у дна на нее уже нацелился полукилограммовый подлещик. Как только извивающейся червяк ложится на дно, лещ переворачивается на бок, блеснув широким зеркалом и вытянув рот-хоботок трубочкой, начинает смаковать червяка. Причем он видит меня, а я вижу его – солнце-то уже ярко светит. Поплавок лежит плашмя, пора подсекать. После нескольких минут вываживания , первая хорошая рыбина бьется в моем сетчатом сачке. Сам себя поздравляю с почином, как когда-то это делал отец, мою руки и вытираю еще сухой тряпкой. Наверное это и есть тот самый благодатный момент, ради которого рыбаки готовы терпеть многие лишения и неудобства, лишь бы ощутить его. Насаживаю свежего червя, вновь забрасываю удочку. Вглядываюсь, а где же лещи – все разбежались от шума своего самого расторопного сородича. Что же, придется подождать несколько минут, память рыбья короткая, а кушать хочется всегда. Подбросил немного приманки. Жду. Вот первый лещик, несмело шевеля хвостом, показался в моем поле зрения. Срочно туда заброс, пару минут и очередной красавец гнет в дугу тонкое удилище, все норовит спрятаться в подводных стеблях тростника, а я его туда не пускаю. Уже и этот лещ, хлебнув воздуха и выбившись из сил, плашмя, лопатой, послушно волочется к лодке. Но только я пытаюсь взять рукой за жабры – рывок и в моих руках лишь обрывок лески.
Опять вспоминаю недобрым словом себя, что поспешил, что не взял подсачек, из-за лишнего веса и долгого пути. Подсачек не беру на Сал и из принципиальных соображений. Рыба здесь обычно до килограмма, а борьба с ней без сачка, дополнительное удовольствие. Только надо ее хорошо помучить и не спешить хватать руками. Щуку здесь ловлю в основном с берега и сачек при этом совсем не нужен, «прешь» доверяя лески и интуиции. Только удилище надо держать упруго и покруче.
Пока привязывал крючок с поводком, пока разбрасывал корм, появились сазаны. Эта рыба посерьезней леща. Быстро меняю червя на пареную кукурузу и забрасываю под нос сазану. Первый демонстративно прошел мимо, задев приманку хвостом, второй, что был поменьше, решил поиграться с ней – возьмет в рот и выплюнет. И так несколько раз. Лишь третий с ходу схватил и попер на середину протоки. Сазан обычно берет, но не заглатывает насадку. Не вовремя дернешь, выплюнет крючок и был таков. Здесь нужна железная выдержка, опыт и стальные нервы. Вот уже стравил пару метров лески, поплавок, как подводная лодка, вдали рассекает воду. Пора! Подсечка! Есть тяжесть! Ни с чем не сравнимое удовольствие почувствовать тугие, упругие потяжки лесы от мощного подводного борца. Ударом ножа отрезаю концы-стебли, которыми лодка привязана к тростнику и под натягом лески лодка начинает медленно плыть по направлению к рыбине. Она уже на глубине, где нет подводной растительности, а до противоположного тростника сазану еще далеко. Надо только держать натяг и хорошо его измучить. Минут двадцать борьбы и толстый, полуторакилограммовых желтый поросенок трепыхается в лодке. Сердце мое бьется с «зашкаливающей» частотой, как и у бедного сазана. Но победа за мной, а положительные эмоции быстро восстанавливают адреналин в норму.
Конечно этот сазанчик распугал всю подводную живность в округе, поэтому я решил попытать счастье в ловле под тростником на другой стороне, где еще не так сильно припекало солнце. Но там только жадно хватала мелкая плотвичка и красноперка и лишь изредка, подлещик.
Вволю насладившись ловлей мелочи, поплыл на знакомое место поблеснить судака и щуку, да и искупнуться заодно, чтобы взбодриться и с аппетитом позавтракать-пообедать. Солнце уже начало жарить с высоты, а поднявшийся ветерок хорошо отгонял надоедливых насекомых и лишь только утки и чайки горланили свои незатейливые «словеса общения». Мириады кузнечиков и лягушек бесконечно звенели со всех концов. Конечно, это не столь мощный звук, как гулкий звон лягушек в Хабаровском крае, напоминающий проходящий вдали бесконечный состав пустых вагонов, но все равно оглушающий своей непрерывностью.
Поймав двух судачков-«карандашей» и небольшую щучку, решил обловить широкий плес вдоль берегов и искупнуться, а потом причалить к берегу и спокойно перекусить на твердой почве, у костра. Первый же дальний заброс блесны вдоль мелководья принес долгожданный успех. Мощный удар, бурун вдалеке и пошла упорная борьба с серьезным противником. Мне повезло, ветер гнал незачаленную лодку на середину плеса, а щучина тащила ближе к берегу, в тростник. Поэтому через несколько минут натяг лески был направлен на глубину, в противоположную сторону, от прибрежной травы. Леска тянет лодку к щуке, а как та сбавляет борьбу, лодка остается на месте, а щука приближается к лодке, к просторной глубине. Не спеша подплываю к рыбине, вытягиваю из глубины и не верю своим глазам – на крючке более, чем метровый зубастый «крокодил». Закрутив крутой бурун, щучина круто пошла в глубь, под лодку. А такой маневр очень опасен, тройник-то №14, пропорет тонкую резину лодки, как пить дать. Поэтому такой экземпляр надо мучить на длинной леске, особо не приближаясь. То подтягивая, то отпуская почти час я мучил мощную рыбину. По несколько минут давал дышать воздух, чтобы помутилось сознание и ни на секунды не давал ей отдыха. Казалось все, выдохлась и можно хватать руками за жабры, но резкое движение сильного, скользкого туловища и опять борьба продолжается. Хорошо вижу, что зацеп надежный, за нижнюю челюсть, а длинная блесна мешает перекусить леску острыми кромками конца челюстей, поэтому спешить не стоит.
