Луиджи Малерба - Римские призраки

Стоит мне сказать что-нибудь, как я сразу же раскаиваюсь в этом. У меня тоже случаются моменты отчаяния, и порой я прячусь в ванной, чтобы поплакать без слез и без слов. Слова я заимствую у старинного итальянского поэта, из книги с выцветшей обложкой, которую я случайно нашел, приводя в порядок свою библиотеку. Поэт разделяет свое отчаяние со всем миром и видит, как звезды, луна, ночной воздух оплакивают смерть его любимой.

Упала ли роса,А может, отряхнулиСлезу с ресницы звездной небеса,Когда плащом ночным взмахнули?Зачем ронять мерцающей лунеКристаллы звезд из дымчатой оправыНа ледяные травы?Зачем о новом днеПочти скорбящий ветер плачет, плачет?Ужели это значит,Что в этой горькой жизни, жизнь моя,С тобой расстанусь я?[17]

Бедный Торквато Тассо, как он, должно быть, страдал! Но ради него плакали звезды и плакала мерцающая луна, ради меня же не плачет никто. Правда, Кларисса не умерла, но в моей душе она еще мертвее теперь, после истории с гнусным «турком». И я изливаю душу в одиноком стоне, а потом вновь пускаюсь в свое плавание наугад, жизнь моя.

Кларисса

Из коробки пропало семь шоколадок, а может, и немного больше. Я очень мягко допросила свою прислугу, которая даже не знала, что коробка с шоколадками у меня спрятана в шкафу. Значит, Джано. Значит, это был Джано. Уверенности у меня нет, я не знаю, как говорить с ним, что ему сказать. Есть один выход, к которому мы всякий раз прибегаем, когда приходится решать наши недоразумения: прикинуться, будто ничего не случилось.

Этой ночью я видела два очень странных и, может быть, даже интересных сна, о которых хотелось бы рассказать Джано.

Сон первый. Является ко мне — понять, где мы находимся, я не могу, — студент, которого я никогда раньше не видела, но знаю наверняка, что он учится у моего мужа. Студент держит тяжелый мраморный бюст какого-то человека с усами и низким лбом и просит, чтобы я его представила Федерико Дзери. Надо заметить, что я едва была знакома с известным покойным критиком, и все же знала, где его можно найти. Я провожу студента в маленький музей на корсо Витторио-Эммануэле, где мы действительно обнаруживаем Дзери: он холодно встречает студента, не произнося ни слова, рассматривает мраморный бюст, потом протягивает руки и берет бюст, держит его на весу, а через несколько мгновений роняет на пол, и бюст разлетается на осколки. Непонятно, сделал ли это Дзери нарочно, что возможно, если знать его вредный характер, а может, он уронил бюст по неосторожности. Студент в отчаянии заливается слезами, а я убегаю. На этом первый сон кончается. А второй я забыла.

Я рассказала Джано этот сон о таком известном человеке, как Дзери, чтобы посмотреть, включит ли он его в свою книгу. В общем, мне надоело всегда быть пассивной в отношении книги Джано, хотелось бы подсказать ему какой-нибудь свой сюжет. Я всегда надеюсь, что Джано, заинтересовавшись новой темой, примет во внимание и мои идеи и не будет относиться ко мне только как к сексуальному объекту, хотя между нами уже несколько месяцев ничего нет. Именно сейчас, когда я отделалась от Луччо и сама никак не расположена к воздержанию.

Мне не хватает Занделя, а теперь не хватает и этой скотины Луччо. Но я поступила правильно, бросив его; Джано прав, когда говорит, что он грубый человек и поэтому — говорю уже я — недостоин быть моим любовником.

О, боже мой, боже мой. Я снова перечитала некоторые строчки, посвященные Луччо, которые пропустила из-за трудного почерка Джано. В двух строках, резких, как выстрел из ружья, Джано утверждает, что Луччи Нерисси вич-инфицирован, и это всем известно. Так, несколькими словами, Джано вынес мне смертельный приговор. Значит, жизнь короткую, как дуновение ветра, у меня отнимет болезнь, которая обречет меня на страдания и позор.

Я не позаботилась о презервативе, не могла даже представить себе, что мужчина в его возрасте может быть заражен этой проклятой болезнью. Вич-инф., — пишет Джано, но, увы, нет сомнений относительно смысла этого слова. Узнаю лицемерие Джано, который, например, никогда не написал бы слово «рак», он находит его неприличным. Я знаю Джано. Даже когда он говорит о сексе, то грубые слова заменяет словами «мочалка» и «прибор». Перечислять можно бесконечно. Луччо вич-инфицирован, значит, я тоже вич-инфицирована, вот черт.

Будь проклят Луччо, — надеюсь, он скоро умрет, — и проклято позорное траханье на тахте, как у цыган. Не пойму, от кого Джано это узнал; наверняка в университете, где слухи разносятся быстро и всегда все обо всех знают. В какую-то минуту я понадеялась, что это авторская придумка Джано, но ведь весь его роман, к сожалению, построен на абсолютно точных фактах, и поэтому верно и это известие.

Я сразу же позвонила в поликлинику врачу, и он сказал, что анализ у меня должны взять через шесть месяцев, чтобы узнать наверняка, а пока сказать что-то определенное нельзя. И что мне делать эти шесть месяцев? Что мне делать? Застрелиться? Врач сказал, что каким бы ни был результат, в любом случае он мне его сообщит, и тогда я смогу решить, что делать. Он сказал «в любом случае». Какой вес иногда бывает у слов! Это его профессия, и ему все равно, будет результат положительным или нет. Что ему моя жизнь?

На улицах Рима воют сирены машин «скорой помощи», я их чувствую кожей, как кусочки льда. Руки у меня дрожат, в голове туман отчаяния.

Теперь я понимаю, почему с тех пор, как у меня началась эта проклятая история с проклятым «турком», Джано не занимается со мной любовью. Но если он знал, что Луччо вич-инфицирован, почему мне этого не сказал? Это убийство. Джано меня убил. Он понял, что я буду спать с Луччо с того дня, когда был праздник в замке Святого Ангела, и решил мне отомстить. Я уверена, что именно к моей связи с Луччо относится библейская угроза: в следующий раз — огонь. Однако муж, заставляющий жену умереть из-за того, что она несколько раз потрахалась, хуже тех мужей, которые убивают ножом. Те по крайней мере идут под суд и в тюрьму. А он нашел способ убить меня безнаказанно без всякого риска. И я это заслужила, потому что вела себя как шлюха: давала себя трахать на каком-то диване без презерватива, без любви и не раздумывая, как последняя проститутка с Тор ди Квинто. Хотя нет, проститутки пользуются презервативами.

Я уже знаю, что делать, когда мне сообщат результат: поеду в Африку, в Мозамбик, лечить больных СПИДом, ведь заразиться я не боюсь, так как уже заражена. Двадцать пять миллионов больных в Африке, целый тонущий континент. Поеду в Африку, в Мозамбик, и утону вместе со всем Африканским континентом. Подальше от Рима, подальше от позора. Но зачем ждать результата анализа, если он может быть только положительным? Продам акции, которые Джано записал на мое имя, и сразу же уеду. Я не выдержу шестимесячного притворства. Все подумают, что это меня вдруг потянуло к «Врачам без границ», к которым я присоединюсь в Мозамбике? Так я спасу по крайней мере если не жизнь, то лицо.

Книга Джано исчезла. Исчезла именно сейчас, когда я хотела еще раз прочитать свой смертный приговор и узнать, что еще написал Джано, сознательно приговоривший меня к смерти. Не то, какой смысл упоминать в книге, что Луччи Нерисси вич-инфицирован? Я и так знала, что его книга — это клоака, куда сливается вся свинская грязь нашего буржуазного мира, описанная с извращенным смакованием. Но, несмотря на это, чтение книги в отсутствие Занделя стало для меня возможностью общения. Мне удавалось осмысливать все свои поступки, а теперь я стала женщиной, затерянной в океане без компаса, который указал бы мне, в каком направлении двигаться. Вокруг меня такая пустота, что в иные дни я безвылазно сижу дома и не отвечаю даже на телефонные звонки. Вот если бы можно было поговорить с Занделем! Но скажи я ему правду, он бы никогда меня не простил. Отправлюсь в Африку умирать вместе со слонами.

Книга Джано стала параллельным зеркалом, в котором я иногда вижу себя как подругу, а иногда — как человека, несущего на себе тяжкий груз вины. Внезапная молния, одно только проклятое сокращенное слово — и вот я уже несчастная, потерпевшая поражение и обессиленная женщина, не знающая, куда податься. Такая шлюха, как Валерия, которая трахается везде и со всеми, здорова, как бык, а я обречена на смерть, на ужасную смерть. Несправедливость мира безгранична. Я так уважаю Бога, почему же он меня предал?

Я искала книгу повсюду, в платяных шкафах, во всей мебели, даже на посудных полках, взяв лестницу, обыскала шкафы вверху. Ничего. Ясно, что книги Джано дома больше нет. Может быть, он отнес ее в перепечатку или в университет, чтобы какой-нибудь студент набрал ее на компьютере? Очень похоже, что это так. Но если он, не дай бог, сжег ее или бросил в Тибр? Ведь мне нужно узнать что-то еще. Я хочу прочитать еще раз эти проклятые слова и понять, что в них разоблачено или скрыто. Я не могу спросить у Джано, откуда он узнал, что Луччо вич-инфицирован. Это же было бы признание: да, я спала с ним. Даже если Джано знает, признаваться я не хочу. У меня тоже есть свое свинское чувство достоинства.